Восемнадцатый легион (СИ) - Толорайя Баграт - Страница 28

Прошло уже много времени, а командир все не появлялся. Темнота вокруг дома Цербера оставалось недвижимой. Она мрачной громадиной давила на Аудакса, все больше поднимая тревогу в его душе.

- Они уснули там чтоли? - пробормотал оптион себе под нос, пытаясь унять дрожь в теле. Усилием воли он подавил сильнейший порыв подойти к двери и сунуться к Церберу самому. Это было бы серьезнейшей ошибкой и тогда всему конец.

Внезапно на пороге дома мелькнул свет. Пресловутая дверь открылась и на улицу вышел центурион.

Тревога накрыла Аудакса. Ладони резко похолодели, кровь отхлынула от лица, и по телу прошлась волна дрожи.

Как можно тише, стараясь не привлекать лишнего внимания, он пошел к центуриону. В темноте было невозможно разглядеть его лицо, на Аудаксу показалось, что он улыбается. Новая волна страха обуяла оптиона.

- Ну что там? - пряча дрожь в голосе, спросил он.

- Тридцать ударов витисом, - глухо ответил центурион, и не обращая внимание на Аудакса, двинулся прочь.

Он уже не слышал, как в темноте, едва слышно оптион произнес:

- Спасибо, командир.

 Что было дальше, Кастул помнил урывками. Очнулся только в камере, под утро.

Он был один в тесной, затхлой комнатушке без окон и мебели. Голова болела так, как будто по ней прошлись молотком. Еще не до конца протрезвев, потер ушибленную макушку и обнаружил на ладони кровь. Похоже, ударился, когда падал.

 Да, сильно Крысобой разошелся. Никогда еще не доводилось видеть командира таким. Он ведь был всегда сдержан, даже если кто-то из его солдат провинился. А тут просто убить был готов.

Не удивительно, ведь он же ненавидит Кастула.

Сон на посту - ужасное преступление. Легионер знал, что скорее всего его казнят. И он был к этому готов. Даже отчасти радовался, что судьба все решила за него. Ведь правда, зачем так жить? Об Аудаксе он уже не думал. Какой смысл? Все решено.

Его больше не пугала перспектива вечных мучений в загробной жизни. Да и как-то сомневался он, что эти мучения будут его преследовать.

Скорее наоборот, возможность уснуть навечно и никогда не видеть того, что творится здесь, очень его радовала. Кастул принимал смерть как избавление. Больше не будет этих бесконечных страданий, больше не придется рисковать собой ради мифического светлого «завтра» римской империи, больше не будет унижений, и самое главное, его вина умрет вместе с ним.

 Вот только, римские граждане, честно платившие за содержание Кастула, немного расстроятся. Но это не точно.

 Ну, и вина больше не выпить.

Последняя мысль его огорчила, и он стараясь прогнать ее, как назойливую муху, встряхнул головой.

Прошло несколько часов. Однако, пустое ожидание Кастула не утомляло и не пугало ни капли. За это время он успел вздремнуть и даже чуть прийти в себя. Настолько, что проснувшись удивился почему это он до сих пор не на плацу перед строем, и, собственно, почему еще жив.

Словно в ответ на его мысли, послышался громкий металлический скрежет. Дверь распахнулась, и на пол камеры упал луч света из коридора. А вслед за ним вошел Крысобой.

Кастул ждал его прихода, однако не дал себе труда встать, как то полагалось в присутствии командования. Зачем? Все равно ведь помирать скоро, тут уж не до званий. Да и не мог он подняться. Конечности совсем не слушались.

- Сальве, командир - солдат картинно вскинул руку в воинском приветствии. - Можно я буду называть тебя Крысой? Скажи, когда я уже сдохну?

Шутка показалась Кастулу ужасно смешной, и он захихикал. А что? Давно хотел его так назвать, и вот представилась возможность.

В полумраке камеры фигура центуриона казалась неестественно огромной. Командир стоял спиной к источнику света, и потому Кастул не смог разглядеть выражение его лица. Но готов был поклясться, что командира перекосило от злости.

- Вставай, падаль, - приказал Крысобой, и для острастки пнул легионера в бок.

- Да пошел ты, хрен обоссаный, - Кастул истерически заржал. Этот смех звучал настолько уродливо и неестественно здесь, в темной камере для обреченных на казнь, что центуриону вдруг стало не по себе. По коже скользнул противный холодок.

- Вставай, - повторил он свое требование, и подошел почти в плотную к валявшемуся на земле Кастулу. Тот даже не пошевелился. Так и лежал на полу, раскинув руки и безумно хохоча. Крысобой решил, что он тронулся умом за время нахождения в камере.

Наконец, легионер истощился и замолчал, тупо уставившись в потолок.

«Смотри, псина, это твой солдат, - подумал Крысобой про себя, - смотри внимательно. Это ты во всем виноват. Парень похож на кадавра, он уже почти мертв. И это с ним сделал ты!».

Поняв, что Кастул его не слышит (или делает вид, что не слышит), центурион схватил его за отворот туники, и приподнял. Однако, не встретил никакого сопротивления.

Солдат оставался безучастным к происходящему. Лишь сбивчивое дыхание свидетельствовало о том, что он все еще жив.

Вдруг Крысобою стало очень жаль паренька. Избитый, грязный, похожий на безжизненную куклу, Кастул напоминал ему о том, что он сам, бравый командир никогда не знавший страха, теперь не властен над своими чувствами.

И он убил бы этого солдата, если б не вмешался Аудакс.

- Тебя не казнят, - как можно мягче сказал центурион. - Будет просто тридцать ударов палкой. Ты не умрешь.

Крысобой посчитал, что его слова вернут парня к жизни. Нет, какая глупость! Конечно, тот никак не отреагировал.

Центурион, смутившись, аккуратно положил его на землю. Затем крикнул конвойных.

Когда двое солдат вошли в камеру, Крысобой кинул взгляд на Кастула, и взмахнув плащом, отправился во свояси.

Еще бы, не самому же тащить эту полудохлую пьянь к строю.

Настало время свершить казнь.

Серое утро началось с проливного дождя. Песок под ногами размыло потоками воды, и теперь то что вчера было плацем, сейчас больше напоминало сплошное грязевое месиво.

Тяжелые капли косыми лучами падали на лица легионеров, оставляя за собой мокрый след.

Огромная центурия выстроилась в шеренги друг за другом. Солдаты молчали. Вытянувшись по стойке «смирно» глядели перед собой. Своим видом они, с мрачном утреннем мареве напоминали похоронную процессию.

Двое конвойных выволокли безжизненное тело Кастула, и швырнули его лицом в грязь. Прямо к ногам гордо возвышавшегося перед строем центуриона.

Рядом с командиром стоял Аудакс. Он был сильно расстроен предстоящим зрелищем. Настолько, что едва не плакал. Изо всех сил стараясь скрыть эмоции, он принялся усердно разглядывать башню рядом с воротами. Но сосредоточиться не получалось. Все мысли были заняты Кастулом.

Ведь совсем недавно они с ним поругались. Аудакс его унизил, прогнал из госпиталя по своей нелепой прихоти. И вот к чему это привело. Оптион почему-то чувствовал себя виноватым. Ему не хотелось, чтобы все вышло так как есть. Но поди ж ты. Довел.

Хорошо еще, что он успел. Иначе бы парня прикончили, и тогда жить бы Аудаксу с этим грузом всю свою жизнь.

Вдруг где-то слева протяжно завыла труба. Сигнал к началу.

Центурион Крысобой, подняв витис, окинул тяжелым взглядом строй солдат.

- Этот человек, - громко обвинил он, - своим поступком оскорбил всю Римскую Империю и Божественного Императора Августа! Недостойный звания легионера, он совершил то, за что сейчас будет за это наказан! Легионер второй когорты второй центурии Восемнадцатого легиона, Гай Кастул, приговаривается к тридцати ударам! За пьянство на посту!

Солдаты в страхе замерли, глядя на то, как по команде двое конвойных сорвали с несчастного тунику, и развернули его спиной к центуриону. Сам Кастул, вопреки ожиданиям, остался безучастным. Лишь раз он поднял голову и попытался что-то сказать в свое оправдание. Но его бессвязная речь утонула в потоке дождя.

- Да, - решил Аудакс, - он сам себя съел. Зачем было нужно это все? Почему не смог просто взять себя в руки?