Невеста Крылатого Змея (СИ) - Грез Регина - Страница 68

Заметила Леда тревогу на лице мужа, оставила маленькие кросна, на которых ткала махровый детский коврик, подсела к мужу.

— Весь день хочу тебе рассказать, да все забываю. Мне вчера Арлета чудное слово поведала, будто надо перед сном загадать, какой домашний или лесной зверь есть твой собственный покровитель, от кого ты повадки перенял, кто твой дух стережет во сне. Я не сильно поверила, но все совершила, как надо и заснула с такою мыслью. А сон яркий привиделся, вот и не знаю теперь, правда это или просто случайность.

— Что видела-то во сне?

— Вот уж не знаю, стоит ли таким лесным собратом похваляться. А, вернее, сестрой…

— Ох, же истомила душу нарочно, уже откройся мне, я не стану шутить.

Припала на плечо мужа, пряча смеющиеся глаза, так и сказала шепотом:

— Глухарку видела в лесной чаще. С целым выводком цыпляток своих. Всех прятала под крыло, всех стерегла, оберегала. Большая, строгая птица. Вот и гадаю теперь, к чему был тот сон…

— А я бы поверил. Глухарь — древняя птица, много тайн вековых знает и помнит, еще в те времена жила, когда на земле не было людей, а бродили по колени в снегах большие мудрые звери. Где-то они теперь, почему сгинули, кто истребил… Нам не дано понять. А птицы из твоих снов и до селе живут, правда, таятся по укромным местам. Но как же рьяно поют по весне свои дикие песни, желая продолжить род!

Хороший был тебе знак. Славную покровительницу тебе избрали, ладушка. Сильная, заботливая Мать, вокруг которой всем прочим тепло и кормно. Гордись.

Наклонился близко, коснулся губами лба, обнимая за плечи:

— Двое только цыпляток у нас, как бы третьим разжиться, ума не приложу…

— Верно, надо тут не умом стараться, а чем-то другим поработать, да не мне вас учить-то, батюшка!

Годар рассмеялся вслух и в кои-то веки передразнил сонного сейчас Кота: — Прравильно, говоришь, пташечка моя, прравильно…

За последние зимы Леда наловчилась ткать небольшие ковры на деревянном станке, что смастерил Михей, разобрав один из старых станков Арлеты. Порхают умелые пальцы над кроснами, быстро-быстро и крепко-накрепко завязываются в узелки «жички» — отрезки толстой, скрученной вдвое шерстяной нитки. Туго, как тетива лука, натянуты нити льняной основы. Плотный будет ковер, лишь бы не сплоховать самой мастерице, одинаково ровно «садить» ряд за рядом узлы.

Сынок помогает — прямо на полу рядом пристроился Радмир, нарезает ножичком коротенькие кусочки крашеной шерстяной пряжи — заготовки для матери. Только самое начало ковра, много понадобится «жичек» и притом самых разных цветов. А узор уж куда как прост — на черном поле, что означает благодатную землю, раскинулись яркие цветы в обрамлении зеленых листьев.

Такие ковры ткала бабушка Леды, где-то там в прежнем мире, в сараюшке-развалюшке еще мог сохраниться и ее хликий уже от времени станок. Если новые хозяева не выкинули, конечно, такое никчемное «барахло». А ведь его еще руки прадеда ладили, еще для прабабушки… И много с того стана сошло полосатых дорожек — тропинок, а еще маленькие коврики — «сидушки».

После смерти бабушки Серафимы несколько рулонов дорожек мать Леды раздала по соседям на добрую память о рукодельнице, а пару самых красивых и крепких оставила себе. И вышитые полотенца, и скатерть — столоух, края которой были обвязаны мысками. Посередине белой скатерти — красная узорная дорожка с геометрическим узором.

До сих пор хранятся бабушкины работы в городской квартире у Ольги, вот Марусенька подрастет, надо будет забрать себе. Всего месяц назад как удалось повидаться Леде с матерью, а уж слез-то было — за все прежние годы… Жаль внучку показать не удалось, мала Брусничинка, нельзя было с собой в Лунную долину взять. Зато передали бабушкины подарки — много цветных книжек и карандаши с тетрадками. Правда, Радмир уже половину изрисовал…

— Мама, а шуликуны сегодня придут?

Женщина улыбнулась, бросила горстку готовых жичек на полураскрытый розовый бутон будущего ковра. Вечер сегодня особый, что и говорить — январский, морозный, люди ряженые по домам ходят, на лице личины берестяные да тряпичные. А шуликунами Леда по старой памяти тех шутников называла, у кого на голове высокие остроголовые шапки с длинными птичьими клювами.

— Вот даже не знаю, Радмирушка, может, не осмелятся к нам-то заглянуть. Забоятся Князей тревожить.

— Это жалко, — вздохнул мальчик с досадой, — я бы поглядел.

— Я бы тоже…, - честно призналась Леда и вздохнула, погрузившись мыслями в прошлое свое.

Ряженых людей, что ходили по домам после праздника Рождества почти до самого Крещения, Леда смутно помнила еще из детства. Особенно один случай ярко в душу запал. Тогда они с Ольгой оставались после Нового Года в деревне у бабушки и ближе к ночи в ворота громко постучали. А потом странные люди с масками на лицах бесцеремонно ввалились в избу и началась пестрая круговерть, крики, хохот. Ряженые кланялись бабушке, скороговорками пели куплеты, просили угощения взамен.

Леда помнила, что тогда крепко испугалась и забилась в угол. Кажется, еще только первоклассницей была, не многое понимала в этих деревенских забавах, непристойны казались такие народные развлечения и даже страшны. Леда ведь городская девчонка, а в городе никогда не приходилась этак с размахом провожать старый год, встречая новый. Жутью веяло от странных громкоголосых гостей, будто и не люди они вовсе, а какие-то непонятные существа иных миров, прикинувшиеся «человеками» на малое время, да не сумевшие скрыть своих истинных, безобразных ликов.

Проводив шумный народ, бабушка с доброй улыбкой по-своему объясняла Леде значения этих красочных обрядов, как уж понимала сама. Мол, по древним поверьям, Господь так был рад рождению Своего Земного Сына, что позволил всякой нечисти беспрепятственно бродить по земле некоторое время, тоже невольно отмечая светлый праздник. И ушлые люди, чтобы бесы не приставали к ним, наряжались зверями и птицами, смеялись тем самым над кознями «врагов рода человеческого», веселились и радовались, чтобы изгнать страх.

Так уж заведено испокон веков — улыбка и шутка гонит печаль с души, наполняет сердце надеждой, а тут еще и повод такой, Праздник на дворе, отчего же молодежи не повеселиться, не измазать лица сажей и свекольным соком, пройтись по дворам с колядками, выпросить сластей, собирая порой целый мешок с гостинцами. Хозяева тоже довольны, на весь год обещана им удача от гостей озорных.

Когда Леда подросла, то с восторгом прочитала великолепное описание этих старых обычаев в повестях Н.В. Гоголя. И ведь корни этих традиций тоже в великую древность идут, еще до Крещения Руси русский народ особо отмечал морозные седмицы после Дня Зимнего Солнцеворота. Отмечал задорно, с размахом…

И вот теперь взрослеющий сынок не против глянуть на ряженых, значит, близко два мира — и тот, в котором Леда родилась, и тайный мир Дариланы, где нашла девушка свою любовь, свила гнездышко вместе с милым сердцу мужчиной, а теперь деток ростит.

Ай, стукнули затворы, раздался на дворе странный шум, загудели веселые мужские голоса, которым громко и приветливо отвечала Арлета. Пришли, знать, гости чудные, надобно принимать по добру. Хорошо, что Марусенька уже спит, а то, как бы не напугалась с непривычки маленькая.

Большие зимние праздники в Дарилане всегда заканчивались ярмарочными днями. В этот раз Годар всю свою небольшую семью взял на богатый торг в Звенигорье. Прошлые годы не удавалось Леде побывать на таких забавных гуляниях — торжках, то дочка расхворалась не на шутку, то сама была тяжела. Но сейчас уж не было никаких причин отказаться, тем более знала, как весело и людно бывает на таких общих сборищах. И ведь не обманулась.

Да еще и денек удался на славу, солнце разметало свои стрелы-лучи по белым сугробам, сахарно скрипел снежок под копытами резвых лошадок, что везли повозку с Княгиней. А уж когда добрались до ярмарки, неистово заколотилось сердце, давно не видала Леда такой разноязыкой, разнолицей толпы. Рябило в глазах от нарядов и товаров, уши закладывало от криков зазывал и надсадного писка скоморошьих дудок.