Невеста Крылатого Змея (СИ) - Грез Регина - Страница 34

— Тебя.

Едва осмелилась на него глаза вскинуть, уговаривала же себя не робеть, а вот опять какое-то наваждение.

«И ведь не красавец — Радсей во сто крат лучше будет. Добрый, приветливый, для всех слово ласковое найдет. А этот… волосы на затылке в узел собрал, на лбу черная повязка, ну, чисто разбойник! И никогда мне не нравились мужчины с длинными волосами. У Радсея кудри едва до плеч достают, так хоть мягкие, пушистые, русые… А у Годара черные, цвета воронова крыла, и жесткие, наверно вдобавок, похожие на конский хвост. Сам смотрит хмуро, словно ястреб на перепелочку, а еще эти рисунки на голой груди, едва скрывает их сейчас кожаный передник».

— Знать, понравился тебе мой Крылатый, то-то глаз отвести не можешь. Покажусь сейчас, дам уж полюбоваться, чай, не все рассмотрела тогда в лесу.

— Да я просто так, и не глядела вовсе, — залепетала девушка, пряча глаза. — Держи! Эта тебе Тека передала, уехала еще днем в поселок.

— Вот и славно! Не будешь более за нее корить.

— Может, сразу наденешь на себя? Она так просила.

Вручить бы ему подарок, да убежать, уж чего проще. Рубашку перед ним Леда раскрыла, а у самой руки дрожат, в горле пересохло, да что же творится такое, ведь не маленькая давно, навидалась разных людей по жизни — и деканов и директоров, пора бы смелее быть.

— Обожди, умоюсь сперва. Пошли-ка на двор, там и польешь мне.

Годар скинул передник кузнеца на деревянную чурочку, захватил у порога бадью с водой, поверх которой малый ковшичек плавал. Вышел из кузницы на вытоптанный лужок, кое-где едва муравой заросший, а там поставил бадью наземь и обернулся к девушке, уперев кулаки в бока.

— Ну, смотри теперь!

— Очень мне надо!

— Разве не хорош мой Змей? Ты ближе-ближе подойди, небось не ухватит.

И к чему только принялся шутить, а ведь сразу видно, в добром расположении духа из леса вернулся.

— Умыться хотел, да примерить рубашку…

— Ай, торопишься куда? Жених поди ждет, только не больно ты брата моего привечаешь, я ведь про вас все знаю.

Сверкнули золотом темные глаза, будто опять озлиться готов.

— Мы уж как-нибудь сами разберемся. И без подсказок.

— Сами значит, вон оно как…

И ближе подошел, уже без улыбки. Тут Леда зачерпнула ковшом воды, да и плеснула ему едва не в лицо, а что? Хотел умываться, так получи. А сама назад отскочила, чуть от страху жива, ну, как ругаться начнет. Только Годар фыркнул, будто от смеха, подошел к бадейке, поднял вверх и всю воду сам на себя вылил, после чего встряхнулся по-звериному и остаток влаги ладонями с тела свел.

— Ну, где там одежка твоя? Сама-то хоть стежок уложила?

— Да не один еще!

И зачем только хвасталась, и кто за язык тянул… Годар рубаху надел, расправил рукава, руку к груди прижал, поклонился.

— Много наговоров-то посадили?

— Каких еще наговоров?

— А ты разве не знаешь? Рубашку мужчине может только мать да жена дарить, ну, невеста еще. А от других-то боязно принимать такой подарок. Мало ли с какой присказкой ее расшивали, откуда мне знать.

— Тека души в тебе не чает, а ты ее прогнал.

— Она и в муже своем душеньки не чаяла, лишь за то, что кормил, да не бил часто, и свекров прежних жаловала. Кто ласков с ней, тот и ладен. Теперь нового хозяина уважать станет, глядишь и полюбит. Это ведь недолго у вас. Тебе-то Радсей отчего мил?

— Хороший он… жалко его.

— Из жалости за него пойдешь? А ежели велю вместе с суженым во сыру землю лечь. Не раздумаешь называться невестой?

У Леды на сердце похолодело. А вдруг да это не шутка, был же у некоторых народов такой жуткий обычай, а вдруг и здесь сохранился. И все пока о том молчат, не хотят до поры тревожить. Ой, мама!

— Что, боязно тебе?

Годар теперь рядом стал, сверху донизу оглядывал. Леда не сдержалась:

— Меряешь, что ли, помещусь ли в его ладье рядом?

За плечи схватил, чуть не поднимая над землей.

— В ладье его тебе не бывать, ладушка. Как и в его постели. Никому не дозволю тронуть тебя.

— Думаешь, я такая невинная? Так вот знай — у меня это было уже. Один раз. По любви. Там, дома еще.

Медленно приблизил к себе, в глаза смотрел неотрывно.

— Так зачем же сюда-то пришла? Не иначе, как по мою душу…

— Отнеси в Лунную Долину, разом от всех бед избавишься! Для того и пришла, что больше просить некого, только ты долететь сможешь.

— И своими руками тебя кому-то отдать? Ни за что!

— Я тебе зачем? Насмехаться только?

— Зачем нужна, говоришь… Сам гадаю о том, нужна или нет, а отпустить уже не смогу. Смирись уже.

— Злой, ты Годар! Пойми, меня дома ищут, плачут обо мне мать с отцом.

— А я как же буду тогда? Не хочу после тебя другую искать.

— Ты о чем говоришь-то сейчас? Слышала, надумал вовсе не женится, и правда — зачем тебе? Вон у тебя сколько девок вокруг, одна другой краше, любая согласится на время твоей стать, только глазом моргни.

— Да, ты ласточка, ревнуешь, никак? Успокойся, никого кроме тебя не вижу более.

Тут Леда и совсем растерялась, уперлась ладошками в его грудь, отодвигаясь подальше:

— Ты зачем говоришь такое? Ты это нарочно сейчас, да? Смеешься снова?

— Не до смеха мне, особливо когда вас вдвоем примечаю, как ты брата ласкаешь, волосы его расчесываешь, за руку берешь. Сердце рвется, почему не со мной так-то.

— Годар! Я же…

Слова застыли на языке, только сейчас поняла, что не шутит. Да неужели, правда все! Как огнем обожгло и закружило. Сладко заныло что-то в груди. Вот тебе и каменное змеиное сердце… Не думала, не желала, а взяла невзначай в свои теплые ладошки и смогла отогреть. И теперь-то что делать? Как дальше жить? И ведь надобно что-то сказать в ответ, ой, мамочки, что же ему сказать-то… Ведь, и впрямь, не отпустит потом. Не захочет или… не сможет ей помочь.

— Годар, а вдруг, это все просто сказки? Про то, что ты можешь по небу летать. Из-за твоего рисунка тебя люди Змеем прозвали, из-за старых легенд. Ты воин отважный, удачлив в боях, слава твоя впереди летит, вот все и боятся. А Крылатого взаправду и нет.

Руки от девушки отвел, сложил сперва на груди, а потом правой обхватил подбородок. Задумался. Леда стояла перед ним не жива не мертва, не в силах глаз отвести от лица хмурого.

— Значит, не веришь тому… Девчонка совсем, а я-то думал…

— Да уж, напротив, взрослая! Только для ребятни ваши сказки. Выдумали тоже! Не бывает такого, не видел тебя никто, я же спрашивала. Ни один человек!

— И, неужто, расспрос обо мне учиняла? — притворно удивился Годар, а в глазах вдруг заплясали смешинки. И что его так развеселило, непонятно.

— А вдруг не у тех ты узнавала, голубушка!

— Если можешь становиться Змеем, чего от своих людей прячешься? Или такой уж большой и страшный? — не унималась Леда, сама не веря своей нечаянной смелости.

Годар тут серьезный стал, голову чуть склонил набок, сузил глаза:

— А если и так… Не веришь, стало быть.

Не вопрос задал. Утвердил. Леда отступила назад, кусая губы. Переполох в голове

— мысли в разбег, словно лиса забраласьв курятник. Да, неужели, это все сейчас с ней наяву происходит. И этот грозный мужчина едва не в любви признался. Не оттого ли так горячо в груди и слабеют руки. А теперь вот стоит рядом и молчит, словно раздумывает. А потом когда снова заговорил:

— Значит, больше тебе и ответить нечего на мои слова? Только ты ведь и брата не любишь. Другой кто на сердце есть? Тот, что прежде с тобой был?

Леда закрыла глаза на мгновение, потом сложила ладони лодочкой, прижала к губам, словно дуя на пальцы:

— Радсей мне друг, и брата бы я такого иметь хотела. Радунечка мне дорога и Арлета славная. Все здесь хорошие люди, и Тека и Михей. А вот про тебя я не знаю еще. Не пойму тебя. Для своих ты хорош. Князь справедливый и заботливый. Я-то сюда пришла только помощи просить у Крылатого, чтобы к Лунной деве отнес, а она подсказала, как мне домой воротиться. Нет у меня причин здесь задерживаться.