Ангел во тьме (СИ) - "May Catelyn" - Страница 3

Балансируя на тонкой нити правды и лжи, все эти годы он пытался ответить на вопрос — жив ли он настоящий? Есть ли у него шанс на что-то простое, близкое, человеческое. И вот сейчас в пламени лихолетья он ощутил то, что много лет казалось недоступным. В его душе смешались боль и чувство долга, сострадание и сомнение, безысходность и надежда. И все это новое, волнующее и устрашающее одновременно, переполняло его до краев, как сладкое, гибельное зелье, от которого он уже не мог отказаться.

Виктория с наслаждением закуталась в теплое одеяло, которое казалось, было подарком небес в этой холодной и сырой камере. Как мало оказывается нужно человеку, чтобы почувствовать себя живым — подумала она, вновь забываясь сном.

На этот раз не холод, а резкий скрежет железного замка разбудил ее, вернув к жестокой действительности.

Она осталась лежать, с головой укрытая одеялом, которое сейчас было ее убежищем. Кто-то подошел к ней и потянул за край спасительной ткани. Сначала она увидела грубые армейские ботинки, а потом к ней склонилось ухмыляющееся лицо молодого охранника, который вчера сопровождал ее на допрос. Виктория вдруг поняла, что на этот раз он пришел совсем по другой причине. Леденящий страх сковал ее тело. Она попробовала что-то спросить, но широкая сильная ладонь вдруг зажала ее рот мертвой хваткой.

— Не вздумай орать! Тебе же будет лучше! — прошипел он ей в ухо, принявшись стягивать с нее одеяло.

Внезапно оцепенение, вызванное шоком, сменилось приступом дикой ненависти, которое придало ей сил. Притворившись на секунду, что она все поняла и не сопротивляется. Виктория сделала резкий рывок, попытавшись высвободиться из-под навалившегося на нее мужчины. Ему пришлось отнять свою ладонь от ее лица, чтобы перехватить руки. Но этого было достаточно, чтобы девушка громко и отчаянно закричала. Этот крик, казалось, утонул в лабиринте серых коридоров, которые были безмолвными свидетелями тех ужасов, которые каждый день творились здесь.

Вильхельм Мельбург медленно шел по длинному мрачному коридору, вдоль которого располагался ряд камер, где содержали заключенных. Словно попав в чистилище, он слышал тихие стоны, хрипы агонии, чье-то невнятное бормотание. Никогда раньше он не подставлял себя так. Если его увидят здесь одного, будет много вопросов. Но все же, он продолжал идти и надеялся, что охранники не будут болтать о его неожиданном визите. В конце концов, у обергруппенфюрера были широкие полномочия.

Вдруг резкий сдавленный крик раздался где-то в конце коридора, и тут же умолк.

Мельбург резко сорвался с места и в считанные секунды преодолел несколько метров, отделявшие его от камеры, где теперь слышалась какая-то возня. Дверь оказалось не запертой. Не трудно было догадаться, что сейчас происходило за ней. <

tab>Сквозь пелену багрового гнева, который тут же накрыл его с головой, он увидел ее на полу, вырывающуюся из последних сил, почти раздавленную тяжелой тушей охранника. Отшвырнув его со звериной силой, нанося удар за ударом, Вильхельм с трудом остановил себя, увидев, как лицо под его кулаками превращается в кровавую маску.

Потом, тяжело дыша, все еще сдерживая порыв дикой ярости, он дал охраннику возможность подняться на руки и выползти из камеры. Подняв глаза, увидел ее, забившуюся в угол, вздрагивающую от шока и пережитого ужаса.

Подойдя ближе, опустившись на колени рядом с ней, он спросил охрипшим от волнения голосом. — Вы не пострадали, Виктория? Все в порядке?

И услышал спасительное — Да, Все в порядке. Он не успел…не успел ничего мне сделать.Последние слова застряли у нее в горле, прерванные потоком рыданий.

Уильям вдруг почувствовал желание обнять эти хрупкие вздрагивающие плечи, спрятать ее всю у себя на груди, как священную ладанку, согреть своим теплом, чтобы больше никто не мог к ней прикоснуться.

Но он не смел даже протянуть руку, чтобы помочь девушке подняться, боясь, что в таком состоянии она может неправильно все понять.

— Я обещаю, что вас больше никто не побеспокоит, вы можете быть уверены в этом. Но Виктория, я надеюсь, теперь-то вы понимаете, где находитесь, и что может случиться в этих застенках? Если бы я не решил сделать контрольный обход, кто знает, чем бы все закончилось… После небольшой паузы, наблюдая ее смятение, он добавил:

— Сейчас вам нужно успокоиться и отдохнуть. Вы сильная девушка и сможете снова собраться. Мы продолжим наш разговор завтра. Я прослежу, чтобы вам больше никто не причинил вреда. До свидания.

С отчаянно бьющимся сердцем и плохо скрываемыми эмоциями, Вильхельм переступил порог камеры и захлопнул железную дверь.

На полу он увидел кровавый след, который вел за угол. Дойдя до этого места, обергруппенфюрер увидел охранника, который сидел спиной к стене и сейчас с ужасом уставился на Мельбурга.

— Встать! — резко и презрительно скомандовал он. Когда тот, пошатываясь, поднялся, Вильхельм пристально глядя ему в глаза, произнес:

— Я сейчас же могу отдать тебя под трибунал, но учитывая, что ты попался мне под горячую руку, можешь считать, что легко отделался. Если ты, или кто-нибудь другой попробует еще раз заняться чем-то подобным, я не дам второго шанса. — Нужно делать внеплановые проверки почаще, чтобы навести порядок в этом вертепе, — как бы для себя добавил Мельбург, объясняя свое внезапное появление.

Сегодня Вильхельм не спешил в свою одинокую квартиру, в его кабинете допоздна горел свет. Он сидел за своим столом, выкуривая одну сигарету за другой, пытаясь разобраться в том, что произошло в его жизни за эти два дня. Спасти ее было почти невозможно, без риска быть раскрытым, но это «почти» было надеждой, которая не давала ему покоя.

После мучительной и безуспешной борьбы со своими мыслями и чувствами, Уильям понял, что любые доводы рассудка уже не остановят его, на этот раз он не останется в стороне, наблюдая как вершиться нацистское правосудие, пусть даже ставки будут слишком высоки. В голове сложился вполне приемлемый план, руки, как всегда машинально прошлись по отвороту кителя, в котором была вшита ампула с быстродействующим ядом, на случай провала.

Глава 3

Виктория медленно приходила в себя после пережитого ужаса. Перед глазами снова мелькало мерзкое ухмыляющееся лицо напавшего на нее охранника, тот самый немецкий офицер, проводивший допрос и неизвестно откуда вдруг появившийся на ее крики, резкие звуки непродолжительной борьбы, капли крови на его высоких скулах, которые она разглядела, когда он наклонился к ней чтобы узнать, все ли в порядке. В его глазах — тигриная зелень, и сам он, как хищник, после схватки. Такое же напряженное, как струна, тело, сбивчивое дыхание, скрытая сила, исходившая от каждого его движения.

— Если бы он появился несколькими минутами позже, или вообще не пришел….- на нее снова нападал нервный озноб, который не давал сосредоточиться. Она должна была испытывать к этому человеку ненависть, но теперь чувствовала благодарность, смятение и неосознанное желание увидеть вновь. — Может быть, он и не лишен понятия о чести, но в остальном, такой же палач, как все они, — убеждала она себя.

В ту ночь ей приснился осенний лес, приятно пахнущий опавшей листвой, дождем, свежим утренним туманом. Мягкие размытые краски природы вокруг, похожи на полотно, созданное рукой неизвестного мастера. Носками ботинок она поднимает шелестящие листья, и беспечно подкидывает их на ходу, словно нет войны, нет горя и слез, нет боли и ненависти. Можно просто гулять, дышать, смотреть в чистое синее небо, не боясь, не прячась от патрулей и не вздрагивая от выстрелов. Ей ужасно хочется остаться там, но вдруг все меняется, словно нерадивый школьник проливает чернила на свою тетрадь. Тьма окутывает ее со всех сторон, накатывая густыми волнами, в которых исчезает прекрасный осенний лес. Она оказывается в кромешной непроглядной мгле, начиная погружаться в нее и тонуть как в трясине. Она кричит от ужаса и подступающего безумия, на последней грани, отделяющей ее от бездны. Ей кажется, что никто не слышит ее, и это длится целую вечность. Она изо всех сил старается высвободиться из затягивающего ее омута, но не может. Внезапно, чьи — то сильные руки поднимают ее и отрывают от земли, она слышит рядом живое биение сердца, чувствует тепло окутывающее ее словно спасительный плащ. Слышит мягкий хрипловатый голос, в котором читается тревога. Она, обнимает его за шею, осторожно притрагиваясь к его коже, чувствуя страх и трепет, но одновременно желая раствориться в его объятьях, уже где-то высоко: над временем, над тьмой, над бездной и над самой смертью.