Вампиры пустыни
(Том II) - Четвинд-Хейс Рональд - Страница 20

Существо продолжало развиваться!

— Поза первобытного человека, — пробормотал профессор.

Существо долго просидело в этой позе, становясь все крупнее. Оно начало проявлять примитивный интеллект: озиралось, подмечая дугу света, блестящее стекло и в первую очередь самого себя.

Оно еще не проявляло никаких позывов, но вскоре с невероятной быстротой схватило пролетавшую рядом муху и с жадным, сосущим звуком втянуло ее в рот.

При этой демонстрации животных инстинктов рука профессора задрожала так сильно, что он едва не выронил карандаш.

Нервы, только нервы! Он не хотел признаваться сам себе, что испытывал чувство опасливого испуга. Он был совершенно измотан. Несколько дней он почти не ел и лишь ненадолго забывался сном. Полчаса сна освежили бы его, а существо за это время вряд ли во многом изменится, поскольку его телесное развитие кажется почти завершенным. Голова профессора упала, на руки, и он глубоко заснул.

Его пробудило чувство удушья и ощущение грызущей боли в шее. Он с криком вскочил и сбросил с лица липкую массу. Святые небеса! Зверь напал на него; зубы, которые профессор раньше не замечал, тянулись к его горлу!

Существо лежало там же, где упало; длинный язык облизывал бесформенный рот, глаза горели пробудившейся кровожадностью. В порыве отвращения профессор яростно ударил его.

Он был потрясен тем, что сделал, как будто этот удар был преступлением.

Он вышел в прихожую, где для него каждый день оставляли подносы с едой, и набрал всего понемногу с разных тарелок, спрашивая себя, сможет ли что-нибудь понравиться существу, созданному таким чудесным образом.

Существо встретило его с настороженным ожиданием и с голодной прожорливостью съело все, что профессор поставил перед ним.

По-видимому, у существа развились все чувства животного; оставалось проверить только слух. Профессор обычным тоном произнес несколько слов. Существо вопросительно приподняло голову.

Профессор в недоумении зашагал по комнате. Может ли существо обладать умственными способностями, превосходящими способности обыкновенного животного? Он не надеялся произвести на свет ничего, кроме низшей формы жизни, и никогда не представлял, что его творение будет осознавать свое существование; к такой ответственности профессор не был готов.

Обессилев телом и разумом, профессор запер существо во внутренней комнате и бросился на диван в своем кабинете, мечтая о ночном отдыхе.

Когда он вошел в комнату на следующее утро, существо стояло на ногах. Подойдя к нему, оно правильно воспроизвело сказанное им накануне вечером, как будто отвечая заданный урок и выказывая нетерпеливое ожидание похвалы.

— Боже милостивый! — воскликнул профессор, прислонясь к двери.

— Боже милостивый! — повторило существо, поблескивая маленькими глазками.

Профессор рванулся к нему, словно желая стереть это свидетельство разума; существо забежало за стол и, загнанное наконец в угол, упало на колени, просяще подняло руки, бормоча молитву — молитву, порожденную его сознанием!

Ошеломленный и испуганный, профессор смотрел на него, с дрожью уверяя себя, что многие животные издают подражательные звуки — например, попугаи с готовностью овладевают человеческой речью.

На протяжении нескольких дней существо не проявляло никаких признаков телесного роста; возможно, оно достигло зрелости и вскоре должен был начаться распад. На груди существа появилась опухоль, которую оно тревожно ощупывало. Профессор понимал, что не может откладывать экспонирование, но все еще колебался в отношении умственных способностей существа.

Он испытывал их, забрасывая существо множеством новых слов; существо не только с легкостью повторяло их, но и прекрасно сохраняло в памяти, бормотало снова и снова, складывало из них правильные фразы с различными определениями, сравнивало их, предоставляя суду своего внутренне развившегося или пробуждающегося разума.

Однажды, после долгих бормотаний, существо подошло к профессору и с робким недоумением задало удивительный вопрос: «Что есть я?» Когда он не ответил, бедное создание стало бродить по комнате, повторяя эти слова. Будто очнувшись от долгого обморока, оно искало, казалось, смутно брезживший в сознании ключ к загадке собственной личности.

Профессора обуял страх. Невозможно! О, существо не может обладать человеческой душой, заключенной в такой отвратительной оболочке! Душой, которая рано или поздно поймет, какую несправедливость он совершил! Нет! Нет! Он отверг эту мысль как дикую фантазию. Но если и так — он не сделал ничего противозаконного. Человек имеет право полностью использовать свой интеллект. Он сотворил живое существо, но ответственен только за его тело. За все остальное отвечает Вседержитель.

Быть может, в его творение вселился какой-то бестелесный дух, впитавший мудрость веков в долгих вольных скитаниях, и полное развитие существа откроет путь к невероятным знаниям, равных каким мир не знал! И тогда весь мир будет повторять его имя, осыпая его почестями, и слава его будет греметь повсюду! Профессор снова ликовал, отмечая в лабораторном журнале этапы психического развития существа, которое было таким же быстрым, как развитие уродливого тела, и отличалось такими же искажениями. Существо признало профессора своим создателем, почитало его и подчинялось его приказаниям.

Опухоль, принятая профессором за симптом старения и увядания, покрылась чешуйками и отпала. Когда профессор захотел рассмотреть ее поближе, существо накрыло ее рукой и посмотрело на него хитро и враждебно. Впервые существо не подчинилось ему, однако он не стал принуждать его к повиновению.

На следующее утро он с изумлением обнаружил, что отпавшая опухоль превратилась во второе существо! Первое с радостью и гордостью вилось вокруг своего отпрыска, указывало на него профессору и без конца лепетало, как ребенок. Профессор и не предполагал, что его создание обладало способностью к размножению, но размножение было налицо, причем намного более быстрое и легкое, чем у любого создания такого размера в природе.

Второй, которого первый кормил и учил, развивался быстрее и телесно, и духовно. Существа изобрели или открыли собственную речь — странный жаргон (профессор его совершенно не понимал), с помощью которого они обменивались мыслями и беседовали. Профессор тщетно пытался научить их письменности в надежде заполучить таким образом доступ к чаемой мудрости.

Размножение продолжалось, в то время как профессор подвергал существ многочисленным опытам, стараясь определить, что они собой представляли.

Когда существа повзрослели и количество их увеличилось, они начали проявлять к профессору меньше благоговения и порой разражались ужасными оскорблениями, смешивая его речь со своим странным языком.

Если профессор не выполнял их просьбы, они жалобно и требовательно причитали «Почему? Почему?» — или гордо выражали богохульное неповиновение.

Все это убедило профессора, что существа являлись низшим отрядом человечества и обладали душой, ибо никакое создание, за исключением человека, не осознавало с удовольствием или отвращением телесную форму, в которую была заключена его жизнь. Профессора терзал и мучил страх и сокрушительное чувство вины и ответственности. Он словно привел в движение лавину, которая могла уничтожить весь мир.

Существа уже превратились для него в тяжкое бремя. Их прожорливость вынуждала его каждый вечер отправляться на рынок за едой. Еду эту он бросал им, как собакам, и они грызлись и дрались, проклиная друг друга за жадность. Но стоило профессору упрекнуть их, как они решительно, единым строем выступали против него — все за одного и один за всех.

Все самодовольные мечты испарились; профессор не сумел бы заставить себя показать людям этих омерзительных созданий. В голове его бился единственный и неразрешимый вопрос: что делать с ними? Профессор размышлял об этом не переставая, но не находил ответа: он и помыслить не мог об уничтожении существ, обладающих человеческим разумом, какими бы уродливыми и деградировавшими они ни были, как не смог бы убить прирожденного идиота или безумца.