Мадемуазель Виктория - Коротков Юрий Марксович - Страница 2

-- Алла-алла-алла! -- кричит магнитофонный муэдзин с минарета.

Умм! Умм! Умм! -- гремит электронный звонарь в невидимой, церкви.

-- Фрауля! Фрауля! -- поет торговец клубникой.

Он несет большую плетеную корзину на голове, сверху его не видно, только корзина с розовой клубникой плывет по улице.

Фыркают моторы в посольском дворе.

Муэдзин зовет на утреннюю молитву -- значит, шесть часов утра. Каир уже на ногах. Спешат в магазины слуги и те, у кого, нет денег на слуг. Открываются офисы, кинотеатры и музеи -- надо успеть сделать ровно половину дел до полудня, до того, как солнце зальет улицы раскаленным маревом, загонит все живое в тень. Тогда вымрут улицы египетской столицы. Люди попрячутся в прохладные холлы, в комнаты, в каморки, под разноцветные зонтики чайных и кофеен и будут пережидать жару;

Но пока утро. Аромат цветов еще не перебит испарениями бензина. Освеженная ночной прохладой, пахнет каждая травинка. С берега Нила доносится запах эвкалиптов и жасмина. Слева -- в конце улицы -- Нил. Справа за домами -- канал Бахр-эль-Ама. Между ними вытянулся остров Гезира. В северной части острова -- Замалек: район богатых видя, особняков, посольств. Здесь не место слепым каменным лачугам, которыми забит Старый город. В Замалеке -- колония советских специалистов, особняк в четыре этажа с плоской крышей.

На первом этаже живут переводчики. У них нет пока своих квартир, поэтому и семьи в Советском Союзе. А сами хозяева первого этажа в командировке на Асуанской плотине.

На втором этаже -- Лисицыны. Светка, конечно, еще спит и будет спать до самой школы. Перед школой ее поднимут и будут одевать папа с мамой, а она будет хныкать и капризничать. И в школу явится заспанной, растрепанной и злой. На балконе третьего этажа стоят Вика в ночной рубашке до пят. Вика загорела до черноты, к ней на улице обращаются по-арабски. Не то, что эта вредина Лисицына. Та меняет кожу через каждые три дня, ходит красная, как вареный рак, поэтому и в самую жару закутана с ног до головы.

С четвертого этажа доносится басовитый рев Настьки Черных! Будто реактивный самолет взлетает. Вчера объелась во дворе незрелого манго, теперь ее поят касторкой, и Настька орет, заглушая муэдзина и колокол. Даже невозмутимые таиландцы оборачиваются на окна русской колонии...

Мама заглядывает в лоджию:

-- Вот ты где! А я тебя обыскалась. Марш постель заправлять и умываться, а то сейчас эти придут!

Ванная в другом конце этажа. Слева и справа по коридору бесконечные двери: кухня, гостиная и шесть комнат. В такой квартире и заблудиться недолго. Вся семья занимает только две комнаты: в одной папа и мама, а напротив -- Вика. Остальные пусты. В прятки бы здесь играть, да не с кем. А эти -- это слуги, Мухаммед и Закирия.

Ох, как не любит мама слуг! Утром появляются, неслышные, как тени, поклонятся от дверей: "Сайда, мадам, сайда, мистер, сайда, мадемуазель", -и за работу.

Мухаммед -- старик, короткие седые волосы прячет под белой чалмой. Мухаммед -- нубиец, очень смуглый, темнее египтян. Лицо его перекошено полиомиелитом; по щекам -- морщины и шрамы. Из-под серой длинной рубахи -галабии торчат тонкие ноги с широкими, растоптанными ступнями.

Закирия -- молодой египтянин, высокий и молчаливый. Пока Мухаммед будет кланяться, он уже полдела сделает, и все молча. Очень худой Закирия, ничего не ест, собирает деньги, чтобы учиться в университете...

Мама даже растерялась поначалу. Возьмет в руки тряпку, а пол уже вымыт. Отправится на кухню -- посуда блестит, уложена на полках. И ковры выбиты, и пыль стерта.

До русских специалистов в этом особняке жили англичане. Слуги за нами и постель убирали, и детей одевали, и дамам платья застегивали: слуг нечего стесняться, слуга -- он как бы и не человек.

А когда Мухаммед и Закирия пришли в первый раз: "Сайда" -- и направились в Викину комнату, мама как закричит: "Мишлязем, нельзя, Мухаммед! Мишлязем, Закирия!" Мухаммед и Закирия тоже закричали что-то, заспорили, испугались, стали объяснять, что надо одевать мадемуазель и постель заправлять. По-русски они не понимают, а мама по-арабски ни слова, только твердит свое: "Мишлязем, нельзя!"

Слуги побежали жаловаться мистеру. Папа с трудом растолковал, что никто их выгонять не собирается, но мадемуазель будет одеваться всегда сама.

А потом маме и Вике строго сказал:

-- Раз такое дело -- надо вставать до прихода слуг. А если хоть раз увижу вас при них неодетыми и непричесанными, отправитесь домой без разговоров!

Однажды мама и Вика решили пол с утра вымыть. Полы в особняке мыть -одно удовольствие: в комнатах полированный паркет, а в коридоре пол мраморный, выскребешь плитку за плиткой --даже светится под ногами.

Набрали воды в ведра, подоткнули платья и принялись за дело -- только брызги полетели. А тут слуги явились. Мухаммед чуть сознания не лишился от ужаса: "Мадам! Мадемуазель!!", -- и оба бросились вырывать из рук тряпки.

Мама спорить не стала, ушла на кухню:

-- Не могу я так жить, Володя, не, привыкла без работы. Я себя хозяйкой в доме не чувствую... Тебя нет целыми днями, дочка в школе. В город одной выходить нельзя, да и языка я не знаю. Хоть прибралась бы, так ведь эти шагу не дадут ступить... Давай их рассчитаем, а? Ну зачем нам слуги?

Папа выставил Вику за дверь, послал собираться в школу, но и из своей комнаты она слышала:

-- Египетское правительство поселяет нас в этих дворцах и дает слуг как всем иностранным специалистам. И мы не имеем права отказываться. Надо терпеть и привыкать, мы не в своей стране! Политика -- сложная штука... Как так -- рассчитаем? Капиталист нашелся! Слуги за свою работу деньги получают и семью кормят. У Мухаммеда -- пятеро детей, а ты хочешь его без работы оставить?

Тогда мама стала до прихода Мухаммеда и Закирии сама убираться. А Мухаммед и Закирия приходят и снова моют чистые полы, перетряхивают чистые постели и протирают чистую посуду. И на сердитую мадам испуганно косятся.

А недавно мама Черных для жен советских специалистов кружок вязания открыла -- со всего Каира к ней съезжаются. Мама за два месяца и Вику, и папу, и даже Мишутку с головы до ног обвязала...

Вика надевает школьную форму. Летняя форма -- белое короткое платьице в голубую клетку и голубые гольфы. Голубой цвет -- цвет русской школы. У немецких школьников -- зеленая клетка, у чехов -- синяя.

Папа на кухне просматривает какие-то бумаги. У него сегодня важный день -- сегодня прием у президента Насера.

В стене кухни -- форточка, чтобы еду передавать в большую гостиную. Но семья завтракает на кухне -- очень уж неуютно в огромной гостиной.

На столе -- горка египетских монет. Вика выбирает пять самых маленьких -- пять пиастров.

-- Пап, я к ослику!

-- Беги, беги. Привет передай, -- смеется папа, не отрываясь от бумаг.

У Вики и в Каире есть работа по утрам -- покупать овощи на уличном базарчике у мечети. Только туда можно ходить одной.

Она бежит вниз по лестнице. Аза и Леми лениво перекидываются мячом за живой изгородью.

-- Сайда! -- кричит им Вика.

-- Сайда, Вика, -- отвечают Аза и Леми. -- Приходи с нами играть!

-- Приду обязательно.

К дверям немецкой школы подкатил автобус. Ребята с ранцами за спиной выходят из автобуса. Немецкая колония далеко -- в Эмбаба, на левом берегу Нила.

-- Гутен морген, -- здоровается Вика.

-- Зтрафстфуй, -- отвечают немцы.

Каждый день они встречаются в это время, когда Вика идет на базарчик к мечети.

На площади уже стоят ослики в соломенных шляпах, с побрякушками-талисманами на шее. На тележках пирамидами лежат мандарины, манго, овощи, стоят жаровни. В жаровнях тлеют угли, торговцы раздувают их страусиными перьями, пекут батат -- сладкий картофель и кукурузу.

Пахнет печеным бататом и горячим асфальтом.

Здесь и Викин любимый ослик -- самый маленький, в рыжих веснушках, с серебряным башмачком на шее. Он привез помидоры.