Актерская курилка - Львович Борис - Страница 23

Ираклий Андронников, как известно, был не только блистательный рассказчик, но и замечательно показывал персонажей своих баек – как говорится, "один в один". Однажды, говорят, он сильно засиделся у знаменитой балерины Ольги Лепешинской – ну, конечно, и рассказывал, и показывал… Наутро Лепешинская услышала, как одна ее соседка говорит другой: "Наша-то эта… из Большого театра… совсем уже… То хоть по одному мужику принимала, а вчера – не поверишь! – у ей мужиков шесть было, не меньше! Всю ночь я их голоса слышала!" А потом гляжу – один вышел, а боле и нет никого! Остальные, видать, в окошко выпрыгнули!.."

В семидесятых годах при райкомах партии были созданы комиссии старых большевиков. Это был адов кошмар – особенно для выезжающих за границу. Пенсионеры, вновь ощутившие свою надобность в деле "чистки рядов", старались вовсю: сдвигали брови, многозначительно постукивали пальцами, задавали кучу вопросов и в результате выносили вердикт. После этого вердикта вожделенная поездка за рубеж для многих отодвигалась на долгий срок. Театральный критик и писатель Свободин обезоружил эту инквизицию одним разом. На суровый вопрос председателя: "А почему, собственно, вы, Александр Петрович, так рветесь за границу?" Свободин спокойно ответил: "А я и не рвусь, мне и не надо вовсе, моя бы воля – вообще бы не поехал. Начальство сильно настаивает!" Привыкшие к дисциплине ветераны понимающие покивали и отпустили с миром.

Даже далекие от искусства и литературы люди знают, что классиком «репризы» бесспорно считается поэт Михаил Аркадьевич Светлов. Зная остроту его реплик и каламбуров, многие его современники просто записывали все, что изрекал этот картавый, постоянно в подпитии, замечательно талантливый человек.

Однажды Светлов с приятелем выбрались из ресторана Центрального Дома Литераторов далеко заполночь. Стоят на Герцена, поддерживая друг друга, чтоб не упасть – ловят такси. А погода мерзкая – снег, дождь, грязь!.. И все такси, как на зло, мимо, мимо… И Светлов, еле ворочая языком, удивленно посетовал: "Ста'гик, смот'ги; такая темень – как они видят, что мы ев'геи!"

Лидия Борисовна Либединская рассказывала мне, как однажды на правлении Союза писателей разбирали за пьянку и дебош молодого поэта. Тот долго и уныло ноет в свое оправдание, что творческий человек не может не пить, его эмоции того требуют… "Достоевский пил, – перечисляет он, – Апухтин пил, Толстой пил, Бетховен пил, Моцарт пил…" Тут кому-то из «судей» надоело, и чтобы прервать это занудство, он спросил: "А что, интересно, Моцарт пил?" Михаил Светлов, до этого мирно кемаривший в углу с похмелья, тут же встрепенулся и ответил: "А что ему Сальери наливал, то он и пил!"

Все страшные годы Светлов и Юрий Карлович Олеша ничего не писали. Они сидели в ресторане ЦДЛ и пили – круглые сутки, месяцы, годы. Видимо, поэтому их не посадили и не расстреляли: кому была охота возиться с двумя спившимися старичками – пусть себе гуляют!

Однажды Олеша, выглянув из ресторана, обратил внимание на большое скопление молодежи в вестибюле ЦДЛ. Пришло новое время, всходила звезда Беллы Ахмадулиной, поклонники ждали ее приезда на поэтический вечер. На вопрос Олеши, что это за толпа, Светлов, говорят, ответил: "Это не толпа, ста'гик: это БЕЛЛОГВАРДЕЙЦЫ собрались!.."

Светлов ведет поэтический вечер. Еще молодой в то время поэт Александр Аронов волнуется, глядя, как мэтр все время прикладывается к горлышку: "Михаил Аркадич, не пейте вы, ради Бога, мне сейчас на сцену выходить! Вот представите меня, объявите как следует, тогда и напивайтесь!" Светлов: "Не волнуйся, ста'гик, тебе же лучше: сейчас еще приму – и мне твой талант вдвое покажется!"

Михаил Светлов одно время по поручению Союза писателей был народным заседателем в суде. «Кивалы» – называют их в народе. Как-то слушалось дело об изнасиловании врачом своей пациентки. Этот гад надругался над девицей под наркозом. Суд опросил свидетелей, все подтвердилось: да, под наркозом… Традиционное обращение судьи: имеют ли вопросы народные заседатели. Светлов вдруг оживился: да, есть вопрос! "А под каким наркозом, – заинтересовался он, – под общим или под местным?"

Корифей отечественной юмористики Аркадий Арканов когда-то, как и все прочие люди, был молод, даже юн, и его, начинающего писателя, подающего серьезные надежды, представили Михаилу Светлову. Встреча произошла в ресторане Дома актера, куда мэтр для разнообразия переселился на день-два из ЦДЛ. "Ну что, ста'гик, – вопросил он, – пишешь?" "Пишу", – подтвердил восемнадцатилетний "старик". "А где напечатался?" – "Да нигде пока не напечатался…" "Ну-у, – разочарованно протянул Светлов, – так и я могу писать!.."

Девичья фамилия Либединской – Толстая. Однажды она – ей было тогда девятнадцать – осмелилась подойти к Светлову и попросить его прочитать ее стихи. Глядя на милое лицо молодой поэтессы, мэтр растаял: "Неси, ста'гуха, нет возражений!" Лидия Борисовна переписала стихи в толстую тетрадь, надписала: Л. ТОЛСТАЯ" – и отнесла. Через несколько дней пошла "на разговор". Светлов открыл дверь и встретил ее возгласом: "А-а-а, ЛЬВА ТОЛСТАЯ!"

Видя доброе к себе отношение, Либединская тоже решила сделать приятное Светлову и попросила: "Прочтите, пожалуйста, вашу "Гренаду"!" Светлов покосился на нее, как на идиотку: ""Слово о полку Игореве" тебе не надо прочитать?"

Светлов после каждого обеда собирал кости, заворачивал в бумажку и раздавал потом собакам на улице. Благодарные дворняги с визгом кидались навстречу, стоило ему выйти из подъезда. Как-то он кинул собачке куриную кость, та понюхала, отворотила нос и ушла. "Ну и ду'га, – сказал расстроенный Светлов Либединской, – могла приобщиться к большой литературе: эту кость глодал сам Твардовский!"

Светлов был, как в старину говорили, "пустодом". Стол, кровать, пара табуреток и старый холодильник – вот, говорят, и все, что было в его квартире. Либединская однажды заглянула из любопытства в этот холодильник: там абсолютно ничего не было, кроме… футляра для очков. На вопрос, что там делаем очешник, Светлов даже не стал отвечать, а только закричал: "Боже мой, слава Богу, а я-то обыскался этого очешника!.."

Однажды кто-то из почитателей подарил Светлову шкаф: привезли прямо домой, внесли и поставили. Светлов очень нервничал: "Зачем мне этот шкаф? Что я туда вешать буду? У меня один костюм, он всегда на мне, меня практически никогда не бывает дома – что же мне вешать в этот шкаф?" И в конечном итоге очень скоро сбагрил его кому-то за бесценок.