Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Вельтаншаунг. Уровень первый (СИ) - "Нико-Ра" - Страница 18


18
Изменить размер шрифта:

В автомате убитого осталось восемь патронов, в пистолете – семь. Да, много не навоюешь!

Я сунул «Вальтер» за ремень, сжал «Шмайссер» и решил проверить, что сторожили здесь люди, даже не принадлежавшие к эсесовцам. Наверняка, это технари или просто обслуживающий персонал, а, значит, есть шанс, что рядом – выход для выноса мусора, например.

Свернув за угол, из-за которого выскочили немцы, я с удивлением обнаружил мозаичную свастику на стене. Вот только у нее были не четыре паучьих лапы, а целых двенадцать. Это было что-то новенькое. Что-то, определенно связанное с мистикой. И где-то я этот крест уже видел.

Я простучал стены вокруг ваз и мозаики – звук везде был одинаково глухим. Не было здесь ни тайников, ни скрытых тоннелей.

Напротив свастики были две двери, по всей видимости, ведущие в одну комнату. Наверное, именно этот проход и охраняли солдаты.

Двери были изящно выкрашены под цвет кафеля, которым выложены стены до самого потолка. Я еще подумал, что это сделано, чтобы легче отмывать кровь невинных жертв. Правда, пули портили всю эту красоту, но кто сказал, что фашисты тратят на узников боеприпасы?

Я пнул ногой правую дверь, кинулся внутрь, кувыркнулся, пытаясь уйти от возможной атаки, и вскочил на ноги.

Повернувшись ко мне спиной, стояли два упитанных автоматчика. Они были из тех богатырей, что физически не могут стоять «пятки вместе», потому что мышцы и жир не дают им выполнить эту команду.

Какой умник догадался поставить дневальных наблюдать за дверями, ведущими дальше, но при этом не контролировать выход с тыла? Это совсем на немцев не похоже! Разве только, что там, за новым проходом, таилось нечто более опасное, нежели сбежавший шпион, уже покрошивший в капусту пару десятков их бравых солдат.

Толстяки развернулись: медленно и необычайно спокойно. Они походили на медведей: и ростом, и комплекцией и даже выражением на своих заросших физиономиях. А лица их явно говорили: «Это поляна моя, и ты не трогай меня!»

Я машинально сделал одиночный выстрел. Верткая пуля вонзилась в тело и увязла в охраннике, как муха в сиропе. Казалось, гигант не почувствовал боли, словно он был и не человек вовсе, а выведенное при помощи селекции животное с низким болевым порогом. Их так просто не убить!

– Стоять! – медленно, точно удивляясь собственной способности говорить. – крикнул первый.

Второй, молча, выпустил по мне очередь.

Я едва увернулся, выскочил обратно за дверь, но там ко мне шел тот, недобитый фриц с выражением бессмысленной радости на помятом лице. Он сжимал в руках ту самую лопату, которой я его оглушил и мерзко при этом хихикал.

Мне стало не по себе. На миг даже показалось, что он восстал из мертвых. Но ведь он и не умирал – я знал это точно! Я метнулся в сторону, стараясь держать в поле зрения и обе двери, и надвигающегося зомби.

Немцы не заставили себя ждать. Правая дверь, откуда я так позорно сбежал, распахнулась, и на пороге показался первый верзила. Зомби попал в поле его зрения, толстяк короткой очередью незамедлительно приветствовал безумца.

Но сумасшедший оказался не таким уж увальнем. Он подпрыгнул в сложном восточном прыжке самозащиты без оружия и, владея совковой лопатой, точно шестом, отбил все пули.

У меня отвалилась челюсть: и это его я пожалел? Наверное, от удара по голове, с безумствующим солдатиком приключилось «просветление», вот он и познал приемы за те пару минут, что валялся в «отключке».

– В меня стрелять? – взревел «зомбак» и с криком кинулся на гиганта.

Вторая автоматная трель вспорола кафель за моей спиной, но боец со сломанным носом уже парил в воздухе: его ноги двигались со скоростью крыльев колибри. Он избивал врага так, точно повис над фашистом, словно перепутал голову соперника с футбольным мячиком, пасуя его от себя к себе.

Минута – и гигант со свернутой шеей рухнул вниз.

Но тут выскочил второй толстяк. Этот без церемоний выпустил в «просветленного» всю обойму.

Однако немец с перешибленным носом и этому свернул шею, опустился на ноги и шумно выдохнул: «О-о-ом!»

Он стоял и улыбался, а из десятка сквозных пулевых ранений текла кровь. Такого я еще в своей жизни не видел.

И тут распахнулась левая дверь, из которой выскочили автоматчики: один открыл огонь по продырявленному соплеменнику, второй – по мне.

Я ждал чего-то подобного, поэтому успел отпрыгнуть в сторону. Выбора у меня не было. Я ответил очередью, понимая, что иду ва-банк.

Мне повезло: при прыжке рука дернулась, но пули не ушли мимо цели, а легли аккурат прямо немцу в лоб.

Мой автомат стал бесполезен, я кинулся к убитому мной, в прыжке выхватил из коченеющих рук оружие, и шмальнул по первому автоматчику, который уже разделался с зомби, но повернуться ко мне еще не успел. Очередью я срезал последнего охранника и тут же сам растянулся на полу.

Секунда, другая – немцы не спешили отомстить за погибших товарищей.

Я поднялся, прошелся вдоль трупов, собрал патроны. Поклонился сумасшедшему солдату, чье своевременное явление спасло меня от неминуемой гибели. Вот куда бы я делся от четырех автоматчиков?

И тут двенадцати лучевая свастика, что сияла как раз между дверями как некая защитная магическая печать, сдерживающая демонов в адском кругу, не позволяющая им вырваться наружу, вспыхнула ярким фиолетовым пламенем.

Мне показалось, что оттуда, из знака, прямо из стены шагнул мужчина. Он хромал на левую ногу, сизые перья его огромных переломанных крыльев были в крови. Более того, правое крыло оказалось обугленным, точно его поймали и пытали, прижигая раскаленными прутьями.

Призрак прошел сквозь меня и исчез, оставив после себя лишь порыв ветра.

Так это он руководил безумцем, давая мне шанс выжить?

Или я окончательно сбрендил?

Почему фашисты боялись того, кто впереди и не опасались запечатанного в стене фантома?

Жалеть себя и мотать слезы на кулак – это я оставлю фашистам. За меня – ангел с опаленным крылом, что бы это ни значило, и я еще повоюю!

[1] Слова из песни группы «КняZZ» «Наука Билли Бонса»

Солнце за нас!

Локация: босс уровня

Удивительное дело: обе синие двери вели параллельными коридорами в одном направлении. Что за извращенная логика? К чему это пиршество архитектурной фантазии? Как, вообще, можно было додуматься до подобного абстракционизма?

Я шел правым коридором, испытывая странную тревогу, мол, в любой момент сквозь тонкую перегородку ко мне протянется костлявая длань с лопатой, зажатой в руке, и прохрипит загробным голосом: «С тебя, шпион, должок-с!»

Глупый, конечно, страх, необоснованный. Но я жался у стены, рядом с которой, по моему мнению, было безопаснее, и слышал, как стучат мои зубы.

И только потом я осознал, что это не от пережитого ужаса, а от нарастающего холода, который змеился по полу, словно впереди меня ждала глыба арктического льда.

Припомнился враг человеческий, замороженный в самом сердце земли да еще эта надпись над входом в Ад «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Впереди зияла чистотой синяя непробиваемая дверь. Слева мигал огоньками пульт управления. Нужно было знать код доступа.

Пришлось вернуться и обследовать второй коридор.

Здесь картина была той же. Только на двери был еще выгравирован знак: козья морда в перевернутой лучом вниз звезде. Это походило на сдерживающую магическую печать.

Чем тут фашисты занимаются? Вызывают духов, упражняются в чтении запретных гримуаров? Очень похоже на то.

На полу, в сторону двери с рисунком, вели следы волочения, местами проступала плохо замытая кровь. Это говорило только об одном: немцы так боялись того, кого сдерживали, что даже побоялись тщательно убираться.