Коррида на раздевание - Донцова Дарья - Страница 4

– Я ваша биологическая мать, – объявила посетительница, – деньги мне не нужны.

– Уже понял, – пробормотал Афанасий, решив, что перед ним сумасшедшая.

А гостья словно подслушала мысли Рыбакова.

– Я совершенно здорова, как физически, так и психически.

– Отрадно это слышать, – вздохнул Афанасий.

– Я ваша биологическая мать, – повторила Кирпичникова, – не нуждаюсь ни в какой помощи. У нас одинаковые родимые пятна.

– Не могу считать сей факт доказательством родства, – отрезал Афанасий.

– Это редкость, – возразила дама, – и у вас есть сестра с таким же знаком. Давайте сдадим анализ крови. Тогда исчезнут любые сомнения.

– Чьи? – засмеялся Рыбаков. – Я ни в чем не сомневаюсь.

– Вдруг вы видите родную маму? – прищурилась Кирпичникова.

Глава 4

Рыбаков закрыл ноутбук.

– Тогда у меня есть вопросы. Мама, зачем вы меня к дому малютки подбросили?

– Тебя украли, – вздохнула Алевтина, – в роддоме. А мне сказали, что ребенок умер. Я только недавно узнала, что сын появился на свет живым и здоровым.

Афанасий рассмеялся.

– Не знаю, какую цель вы преследуете, но надо было придумать нечто мало-мальски похожее на правду. Предположим, что я наивный дурачок, развесил уши, поверил мамочке, кинулся к ней на шею со словами: «Всю жизнь ждал тебя, давай жить вместе, возьми мои деньги, для мамы мне ничего не жалко. Какой ужас, меня украли!» Но возникают вопросы: мамуля, как вы узнали, что бизнесмен Рыбаков тот самый младенец? Новорожденный без имени, фамилии, не зарегистрированный. Коим образом можно отыскать взрослого, который из крохи получился? А? И второе. Тот, кто украл меня, идиот? Псих? Зачем утаскивать ребенка и сразу бросать его у входа в приют?

Нежданная гостья опустила взор.

– У меня есть четкие ответы. Но это не моя тайна. Я не имею права ее разглашать. Давайте просто сделаем анализ ДНК. Он все на места поставит.

– Не моя тайна, не имею права ее разглашать, – передразнил ее владелец фитнес-клубов и расхохотался, – ступайте, маменька, лесом.

– У нас одинаковые родинки на животе, – уже не первый раз напомнила Алевтина, – и уже объяснила, что я в деньгах не нуждаюсь. Ладно, отвечу. Но имен не назову. Неделю назад ко мне обратился мужчина, он рассказал, что его теща, прекрасный человек, работала директором детдома. Ангелина Борисовна Сапина любила воспитанников, но баловать их не могла, денег ей выделяли мало. Пальто, например, воспитаннику менялось раз в три года. Такие в те времена были правила. А женщине очень хотелось и одеть ребятишек получше, и кормить повкусней. Один раз к Сапиной приехал неприметный мужичонка с невероятным предложением. Он может сделать детдом Ангелины показательной площадкой. Финансирование в разы увеличится, у них проведут ремонт, купят новую мебель, игрушки. Когда переоборудование закончится, в интернат будут привозить гостей из-за границы, покажут им, как прекрасно в СССР содержат сирот. С ребятами будут работать психологи, проводить всякие тесты, потом писать диссертации. Денег на нужды детдома дадут столько, что их все не истратишь. Хотите?

– Да, – не веря своему счастью, ответила Ангелина, – да, да, да.

– Есть условие, – улыбнулся мужчина, – за все хорошее, что вас ждет, возьмите под свою опеку мальчика. Документы у него в порядке. Перевод из дома малютки. Воспитанник должен жить у вас до окончания школы. Без усыновления.

Ангелина согласилась. Но когда она стала изучать документы нового воспитанника, то поняла, что не все там гладко. Афанасия перевели из учреждения, которое сгорело дотла за полгода до того, как он оказался в интернате Сапиной. Где малыш находился шесть месяцев?

Задать этот вопрос мужчине, который обещал превратить ее интернат в райское место, Ангелина не решилась. Прошло немало времени, директриса отправилась на курсы повышения квалификации, прослушала много интересных лекций. Одну из них читала дама-генетик, свой доклад она сопровождала фотографиями. Когда на экране появилось изображение одного младенца, Сапина вздрогнула. Чуть пониже пупка малыша располагалось необычное родимое пятно. Потом появился другой снимок.

– Теперь вы видите родинку матери, – объяснила ученая дама. – Моя диссертация посвящена пигментированным пятнам, я собрала большой материал, много времени провела в родильных домах. Родинки бывают удивительной формы. Сейчас покажу еще один интереснейший материал.

После лекции Ангелина подошла к профессорше с вопросом: «Родинки, такие, как у новорожденного и его матери, похожие на пчелу, часто встречаются?»

– Конечно, нет, – улыбнулась профессор, – лично я такую впервые видела. Почему вы спрашиваете?

– Я знаю девочку с похожей отметиной, – соврала Сапина, – может, она родственница тем, о ком вы говорили.

Профессор не успела ответить, ее отозвали в сторону. На кафедре осталась лежать стопка снимков, которые дама демонстрировала слушателям, не называя фамилий тех, кого фотографировала. Ангелина Борисовна увидела, что самым верхним лежит фото младенца с пятном-пчелкой. Сверху была запись: «Мальчик. Мать Алевтина Михайловна Кирпичникова. Рожден 14 февраля в 05.15. Летальный исход в 07.24. Опухоль головного мозга».

Сапина вернулась в интернат в глубокой задумчивости. Она давно подозревала, что с Афанасием дело нечисто. Но задавать вопросы человеку, который снабжал детдом всем необходимым, она опять не решилась.

Когда Рыбаков ушел в большую жизнь, приют еще некоторое время сохранял статус экспериментальной площадки, но потом лишился его. А Алевтина Михайловна получила другое место работы, ей поручили руководить новым детдомом на другом конце Москвы.

Сообщив все это, зять Сапиной спросил:

– У вас есть пятно-пчела на животе?

– Да, – пробормотала Кирпичникова, – и у меня в роддоме умер новорожденный сын.

– Ангелина Борисовна стала воцерковленным человеком, – вздохнул зять, – перед смертью она исповедалась. А когда батюшка ушел, рассказала мне эту историю, велела найти вас и сказать: мальчика зовут Афанасий Константинович Рыбаков. Теща всегда чувствовала свою вину перед ним, она не подпускала к ребенку потенциальных приемных родителей, лишила его возможности попасть в семью.

Кирпичникова замолчала. Афанасий растерялся и сказал:

– Хорошо, давайте сделаем анализ.

Рыбаков умолк.

– Вы прошли исследование? – поинтересовался Макс.

Афанасий кивнул.

– Да, с точностью девяносто девять и восемь десятых процента я являюсь сыном Алевтины Михайловны Кирпичниковой. У меня есть брат, сестра, племянник.

– Невероятная история, – поразилась я. – Вы поддерживаете отношения с родней?

– Алевтина стала умолять меня поселиться рядом с ними. Я не большой любитель роскоши, жил в городе в небольшой трешке. Могу приобрести пентхаус, построить особняк, но зачем? Использую жилье, как гостиницу, только ночую там, остальное время я на работе. У Кирпичниковых огромный участок, домина в три этажа, прислуга, мне не очень привычно и комфортно там.

– Значит, вы все-таки поселились у матери? – уточнил Макс.

– Она очень просила, – вздохнул Афанасий, – прямо до слез. И мне там все рады.

– Зачем тогда вы к нам пришли? – спросил Вульф.

– Хочу узнать, кто решил украсть меня. Почему отдал в приют? – объяснил Афанасий. – А они против!

– Родители? – уточнила я.

– Да, – подтвердил посетитель. – И им мои деньги точно не нужны, своих хватает.

– Никто, кроме вас, в семье не горит желанием узнать истину? – предположил Володя Костин.

– Верно, – поморщился Рыбаков, – они в один голос твердят: «Успокойся, главное, мы теперь вместе. Зачем тратить нервы, деньги? Ничего мы не выясним». Но нельзя складывать руки, не сделав хоть одну попытку узнать, что случилось. Думаю, то ли мать, то ли отец что-то скрывают. Займитесь моей проблемой. Заплачу, сколько скажете.

– Можно попробовать, – без особого энтузиазма высказался Костин, – но с момента вашего рождения прошло немало лет.