Поцелуй победителя - Руткоски Мари - Страница 26

— Я прошу прощения. За то, что обидел тебя.

Кестрель показалось, что внезапно она перенеслась за много миль отсюда, но при этом осталась на месте. У нее из груди будто вырвали сердце, которое теперь не вернуть. Не понять, где настоящая Кестрель: там, где ее тело, или там, где сердце.

— Кестрель?

Одно дело — помочь усовершенствовать оружие, которым будут убивать ее народ. Совсем другое — осознать, что она и не вспомнила об отце, не подумала о его роли в войне, хотя об этом нетрудно было догадаться. И вдруг Кестрель поняла, что не жалеет о данном совете. В глубине души она даже хотела, чтобы генерал попал под обстрел. Ее родной отец. Что же она за человек?

Ни с того ни с сего Рошар сказал:

— Я не помню, как раньше выглядел.

Кестрель потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем он говорит.

— Смотрю в зеркало — и вижу только свое отражение. Никаких воспоминаний о прошлом.

Запах плодов илеа пьянил. Кестрель забыла отца и не хотела вспоминать. Она подняла голову и встретилась взглядом с красивыми глазами Рошара, которых не коснулись увечья.

— Ты скучаешь по прежнему себе?

Кестрель ожидала, что он ответит насмешкой. Но принц лишь пожал плечами. Его тон казался легким, но в голосе сквозило напряжение:

— А что толку? — Рошар прищурил один глаз, и, словно ощутив, как изменился их разговор, заметил: — Вижу, ты умеешь обращаться с клинком.

— Нет.

— Да.

Кестрель покачала головой:

— У меня никогда не получалось.

— Я лишь сказал «умеешь обращаться», а не назвал тебя прирожденным бойцом. В твоих движениях есть легкость, которая приходит только после длительных тренировок.

— Ты заметил это сейчас или просто знал раньше?

— Сейчас, я не знал тебя раньше.

Принц снова улыбнулся, но этот раз очень мягко. Кестрель подумала, как это приятно — наконец оказаться в обществе человека, который знает только ее настоящую.

Фортепиано и конь принадлежали Кестрель, и этот факт оказалось очень просто принять. В том, что они не умели говорить, было их несомненное преимущество. Не то чтобы они от нее ничего не хотели. Даже фортепиано будто застыло в ожидании, призывая Кестрель пробежаться пальцами по клавишам. Ланс жевал рукава ее платья и бесстыдно тянулся за лаской. Но ни фортепиано, ни конь не сравнивали ее с прежней Кестрель. Они принадлежали ей, а она — им. В этом не было сомнения.

Кестрель оседлала Ланса. Приходилось непросто, но если каждый день поднимать седло, однажды ее слабые руки окрепнут. Она затянула подпругу. У открытых дверей конюшни поклевывала что-то на земле ириэль, распространенная в Гэрране птичка. Она склонила голову набок, разглядывая Кестрель своими зелеными глазками и подергивая длинным зеленым хвостом. Кестрель принесла подставку, которой она, должно быть, в последний раз пользовалась в детстве, и поставила ногу в стремя. Конь был ужасно высоким, как гора. Казалось бы, боевой жеребец не лучший выбор для Кестрель. Но почему-то он ей отлично подходил.

Она неловко подтянулась, но конь как будто не возражал. Птичка взмыла в безоблачное небо и полетела прочь — то ныряя и снова поднимаясь, то кружась в воздухе. Ириэли никогда не летают по прямой. Кестрель взяла в руки повод и пустила коня вслед за птицей, на волю. Она оставила позади дом и поскакала по тропе, которая вывела ее на другую дорогу. Кестрель не узнавала этого места и очень скоро оказалась под сенью зеленых крон. Тропа словно нырнула в зеленый туннель. Кестрель проехала еще немного. По дороге ей встретилась дневная сова с совятами. Ветра почти не было, жары — тоже. Отличная погода для войны. Случайно став свидетельницей разговора между Арином и Рошаром, Кестрель услышала достаточно, чтобы понять: они выжидают. Но на их месте Кестрель не стала бы долго ждать.

Она покачивалась в седле, подстраиваясь под движение лошади. Кестрель ослабила повод и позволила Лансу выбирать дорогу. Но вскоре она обнаружила, что конь прибавил шагу, копыта стучали все быстрее. Дом Арина остался далеко позади. Оказавшись на развилке, конь повернул налево. Он шел уверенно, и внезапно Кестрель поняла, что дорога, незнакомая для нее, прекрасно известна ему.

Она резко потянула поводья, заставляя коня развернуться и остановиться. Ланс фыркнул, переступая на месте. Пот ручьем лился по спине Кестрель. Платье прилипло к телу. Она пришпорила Ланса и поскакала обратно — как можно быстрее, так что копыта застучали в такт с бешеным ритмом ее испуганного сердца.

Почему-то Кестрель не удивилась, когда обнаружила Арина у ручья неподалеку от дома. Однако она не ожидала, что будет так ему рада. Ее сердце пропустило удар.

Арин оказался без коня, хотя к его подошвам прилипла солома, которой был усыпан пол конюшни. Он сидел на корточках у ручья, протянув руку к воде и касаясь ее кончиками пальцев, будто хотел измерить силу течения. Арин даже не оглянулся, словно и так знал, что это Кестрель. Он прислушивался к перестуку копыт, опустив голову, волосы упали ему на лоб. Когда-то Кестрель очень хотелось поправить эти непослушные пряди. Она вспомнила, как старалась получше разглядеть странного гэррани в тот самый первый день, когда купила его.

Кестрель остановила коня. Арин выпрямился, и с его рук закапала вода. Он подошел ближе, запустил пальцы в гриву Ланса и посмотрел Кестрель в глаза. Воспоминание захватило ее: любопытство, сомнение, будто она нарушала какой-то закон. И, несмотря ни на что, желание увидеть этого человека. Кестрель вспомнила другого Арина: с напряженными плечами, сжатыми губами, — который отказывался смотреть ей в глаза. Он напоминал дикого зверя, который вот-вот зарычит.

Сейчас все было иначе. Арин посмотрел на нее снизу вверх. В его глазах отразилась тревога.

— Что с тобой?

— Ничего.

Ланс переступил с ноги на ногу. Арин нахмурился:

— Я тебя пугаю?

— Нет.

— Ты такая бледная. — Он коснулся ее руки. Кестрель заметила, что судорожно стискивает поводья, и разжала пальцы.

— Дело не в тебе, — сказала она. И, поскольку они договорились быть честными друг с другом, добавила: — Ну, не только в тебе. — Кестрель замолчала, не зная, как объяснить разницу между страхом, что заставил ее развернуть Ланса и погнать обратно во весь опор, и волнением, которое иголочками пробежало по коже, когда она взглянула на Арина. — В лесу Ланс сам выбрал тропу, но мне не хотелось по ней ехать. И я расстроилась.

Глаза Арина посветлели, стали почти прозрачными.

— Где это произошло?

— В лесу есть что-то опасное?

Он ухватился за седло и вскочил на коня, устроившись у Кестрель за спиной.

— Покажи мне.

Кестрель снова взяла поводья. Арин достал меч из ножен. В тундре у него был другой клинок. Она задумалась над этим, стараясь отвлечься от нарастающего страха. Кестрель задышала чаще. Пропитавшееся потом платье все так же неприятно липло к телу. Она напряженно вслушивалась в шорохи, издаваемые лесные обитатели, и в то же время остро ощущала присутствие Арина.

Но ни одна ветка не треснула. Враг не выскочил из тени деревьев. Кестрель почти жалела, что этого не произошло. Так она по крайней мере смогла бы объяснить внезапный ужас, который охватил ее в прошлый раз… и сейчас, когда они остановились у развилки. Ланс забил копытом. Арин убрал меч.

— Что здесь? — спросила Кестрель.

— Эта дорога ведет к твоему дому. — Арин помолчал. — Можем съездить.

— Нет.

— Там никого. Дом стоит пустой. И с тобой буду я.

— Я не хочу.

Арин забрал повод из ее застывших рук и повернул Ланса, который на этот раз упирался сильнее, и пустил его шагом. Сначала они молчали. Потом Кестрель услышала собственный тихий голос:

— Я чувствую себя глупо.

— Кестрель, в этом нет ничего такого.

— У меня нет причин бояться.

— Может, ты просто пока не знаешь, в чем причина.

Ланс, недовольный, что ему дважды помешали выбрать дорогу, фыркнул и мотнул головой.

— Шш, — успокоил коня Арин и принялся мурлыкать что-то себе под нос, но потом замолчал и спустя некоторое время произнес: — Даже если у тебя нет никакой особой причины, нет ничего глупого в страхе. Мне тоже бывает страшно.