Ковчег 47 Либра - Штерн Борис Гедальевич - Страница 32

Проповедник

Когда последние концы сводились с концами, когда устранялись последние неточности и отбрасывались последние сомнения, Билл Пак был вынужден мотаться по всему миру. Он, будучи научным руководителем проекта, выполнял работу шлифовальщика — дело шло к завершению, но оставались мелкие задиринки и царапины, которые трудно устранить без личного общения. Как бы ни совершенствовались телекоммуникации, в личном общении есть нечто незаменимое — общий воздух, запахи, общие стены и пища, общий контекст способствуют пониманию с полуслова.

На сей раз Билл держал путь на полигон сегмента фитоэкспансии в Юте. Цель визита — разобраться с отчетом по завершению программы. Правительство объявило, что оно расторгает договор аренды федеральной земли и требует убраться восвояси в течение года. Вроде все, что собирались, сделали или почти сделали. Вот с этими «вроде» и «почти» и должен был разобраться Билл. Была и вторая цель — он запланировал поездку на тот день, когда у полигона собирались на митинг так называемые «твердословы» — что-то среднее между общественным движением и религиозной сектой. Собирались, чтобы выразить свой протест против всей этой дьявольской затеи, против механических муравьев и генномодифицированных лишайников, против быстрорастущих деревьев и огромных лопухов, растущих в павильонах, против сотрудников сегмента, нарушающих нравственный кодекс морально безупречного штата. Между прочим, твердословы быстро набирали силу — договор аренды был разорван именно под их давлением. Билл хотел посмотреть им в глаза.

Долетев рейсовым транспортом до Грин-ривер, Билл взял напрокат одноместный самолет — он терпеть не мог, когда его транспортируют до места назначения как высокопоставленное тело и всегда добирался сам. Кроме того, он хотел пролететь над местами, которые когда-то посетил, которые запали в душу, — прежде всего над слиянием Колорадо и Грин-ривер, для этого Билл сделал небольшой крюк. Двадцать три года назад он сидел над обрывом, где сходятся два каньона, и смотрел, как два потока — красноватый и мутно-зеленый — текут в общем русле, не смешиваясь вплоть до поворота реки. Он тогда просидел несколько часов, глядя на медленное движение потоков и такое же спокойное движение летних облаков. Время будто остановилось, Билл думал о чем-то хорошем, но потом, когда любопытный суслик, ткнувшись носом в руку, вывел его из транса, не смог вспомнить ничего, кроме одной простой мысли: «Где же воды двух рек, наконец, смешиваются?»

На этот раз он увидел ту же картину с высоты пары километров. Потоки все также не смешивались, хотя было видно, как граница постепенно становится все более волнистой, и вдали ее плавные извивы превращались в турбулентные завитки. Дальше все скрывала крутая излучина. Билл сделал большой круг и пошел на снижение — прямо в ржавый каньон Колорадо. Он решил пролететь в каньоне низко над рекой — ему зачем-то надо было убедиться, что потоки все-таки смешиваются, увидеть это своими глазами. Пролетев точку слияния, Билл повел машину прямо над линией раздела потоков. Впереди каньон резко поворачивал направо, Биллу пришлось круто взять вверх, чтобы вписаться в излучину. За поворотом реки граница раздела рушилась, разбивалась на разводы разного цвета, которые все еще не смешивались друг с другом. И, только пройдя следующий поворот, Билл увидел однородную мутную воду. Облегченно вздохнув, он набрал высоту и направился на юго-запад к полигону.

Где-то за тридцать километров до полигона Билл увидел твердословов. Это было жутковатое зрелище — дорога, до горизонта занятая колонной автобусов — черно-желтых школьных автобусов. «Боже, сколько ж их?!» — прошептал Билл. С учетом интервала (50 метров) и длины дороги, доступной взгляду (километров 30), получилось 600 автобусов только на обозримом участке. Все ехали по душу Ковчега — полные праведной злобы и святой уверенности в своей правоте.

Через семь минут полета над непрерывной колонной Билл добрался до полигона. Сделав вираж над холмом, на склоне которого собирались и устраивались на складных стульчиках праведные мужи (женщин твердословы в свои ряды не принимали), съехавшиеся из всех штатов, пролетев над сценой, смонтированной неподалеку от въезда, он приземлился на взлетной полосе полигона. Бетонная полоса, проложенная между рядами арочных оранжерей, напоминавших размером и формой прозрачные авиационные ангары, годилась для посадки реактивных тяжеловозов — самолет Билла выглядел на этом фоне случайно залетевшей стрекозой. На полосе его уже ждал начальник сегмента Джон Карпентер, завотделом Иван Плотников и еще три сотрудника, чьи имена Билл сразу же забыл, поскольку его память на имена и фамилии была переполнена.

Коллеги сразу направились в офис Джона и взяли быка за рога.

Джон заверил, что вся экспериментальная часть выполнена, все измерения закончены. Осталось одна проблема — бифуркация на уровне семи тысяч лет, касающаяся промежуточной флоры влажного тропического пояса. Оказалось, что травянистые растения конкурируют с тропическим лесом и могут вытеснить его из всей климатической зоны. Либо наоборот. В первом случае достижение конечного уровня кислорода затянется на триста лет. Во втором — пострадает разнообразие травянистой флоры. Результат конкуренции между влажной саванной и лесом зависит от параметров, не поддающихся точному прогнозированию. Сошлись на том, что на эту проблему можно махнуть рукой, — благо вариант с влажной саванной приводит к тому же конечному результату, только чуть позже. А разнообразие смогут задним числом восстановить люди 47 Librae b.

Пока шло обсуждение, снаружи раздались мощные звуки, искаженные многократным отражением, стеклами и плохой аппаратурой. Это была речь, в которой отсюда было невозможно разобрать ни слова.

— Бу-у, ба-а-а, ва-ау, ба-а-к бу-у-к! — произносил оратор.

— ВА-А-А БУ-УК ВЫК! — мощно отвечала хором сотня тысяч мужиков.

И снова:

— Ука-ха бу-уат вы-ых у-ук-а-ак!

— ВЫК АУК ДЫК! — и так далее.

— Что-то это мне напоминает, — сказал Билл.

— Тебе это напоминает кинохронику: Германия на рубеже тридцатых и сороковых годов двадцатого века, — ответил Джон. — Но эти пока поспокойней, более «травоядные».

— Давай что ли заглянем к ним на огонек, я хочу сказать им пару слов, — предложил Билл.

— По-моему, бесполезно. Ты их видел? Этих людей невозможно переубедить ни в чем.

— А по-моему никогда ничто не бывает бесполезным. Просто не сразу виден результат.

— Поехали.

Билл с Джоном и Иваном доехали до ворот, дальше пошли пешком к сцене, где выступал очередной оратор:

— Бог создал Землю и поселил на ней людей и животных. Они, жалкие людишки, возомнили себя всемогущими и хотят повторить дело Его. Кому угодно их намерение — Дьяволу или Богу? Дьяволу или Богу?

— ДЬЯВОЛУ! — громогласным хором отвечает склон холма.

— Вы правы, — продолжил оратор, — дьяволу! Ибо никто не вправе посягать на сферу компетенции Бога, только дьявол способен решиться на такое!

Увидев приближающихся парламентеров, оратор растерялся и замолчал, а склон холма зашуршал, как листва при сильном ветре.

— Я научный руководитель программы Ковчега, — сообщил Билл ведущему. — Раз уж вы нас тут обсуждаете, дайте сказать пару слов.

Ведущий обратился к огромной аудитории:

— К нам пожаловали руководители программы Ковчега и просят слова. Дадим им сказать или отправим восвояси?

В ответ раздался шум, свист, из первых рядов полетели помидоры, вареные яйца, сэндвичи и пакеты с соком. Билл с Иваном и Джоном, не дрогнув, продолжали стоять лицом к публике, увертываясь от летящих продуктов питания. Билл все-таки получил в грудь хот-догом с горчицей и майонезом, поблагодарив за угощение, но отметив, что предпочитает с кетчупом. Однако съестные припасы в первых рядах быстро закончились, а трое парламентеров продолжали стоять, глядя в лица твердословов, теряющих решительность.