Король Матиуш на необитаемом острове - Корчак Януш - Страница 3

Начальник тюрьмы негодовал: Кампанелла не только не обиделась на Матиуша, но еще стала его защищать. Мало того: выразила желание посмотреть, как он живет. А Матиуш жил очень плохо. Камера сырая и темная, по стенам ползают пауки и клопы. Вместо кровати – соломенная подстилка на полу. В углу – таз и кувшин с водой. Даже стула нет. А королева принесла большой букет белой сирени. Как тут быть?

Надзиратель принес из квартиры начальника тюрьмы мягкое кресло и вазу, точно такую же, как вчера разбил Матиуш. Оказывается, было две одинаковых вазы: одна стояла на столе, другая – на пианино. «Хорошо бы он разбил и вторую вазу! – втайне мечтал начальник тюрьмы. – Тогда королева увидит, как трудно с ним ладить, и поймет, почему его держат в такой темной камере.»

Но, к великому огорчению начальника тюрьмы, Матиуш встретил Кампанеллу очень любезно. Поблагодарил за цветы, но поставил их не в роскошную вазу, а в простой глиняный кувшин. Ободренная таким приемом, Кампанелла незаметно вынула из кармана пальто коробку шоколадных конфет. Она спрятала их, не зная, в каком настроении будет Матиуш.

– О нет, спасибо! Конфеты вызывают у меня неприятные воспоминания о моей первой реформе.

Кампанелла сообщила Матиушу следующее.

Необитаемый остров для него уже выбрали. И хотя гнев Матиуша понятен, быстрей никак было нельзя. Король Орест не виноват – он сопровождал Кампанеллу из вежливости. Печальный король очень хотел приехать, но Бум-Друм и Молодой король не позволили. Бум-Друм подружился с Молодым королем. Бумага с печатью и подписями королей еще не готова. Кампанелла приехала сообщить Матиушу, что о нем не забыли и он скоро сможет уехать. А пока…

– Если ваше величество позволит, я каждый день буду вас навещать.

Вместо ответа Матиуш поцеловал доброй королеве руку.

– К сожалению, больше четырнадцати минут мне не разрешают быть у вас.

– Понятно: этикет.

– Нет, тюремные правила…

III

Стало ли Матиушу лучше оттого, что его перевели в чистую, светлую комнату с кроватью, столом и стулом, разрешили гулять по тюремному саду и каждый день его навещала Кампанелла, а еду приносили с кухни самого начальника тюрьмы?

Нет, ему было по-прежнему тоскливо. По-прежнему давили тюремные стены. Пожалуй, ему стало даже еще хуже. В темной камере была надежда, что в будущем его ждет перемена – необитаемый остров. А теперь он уже ничего не ждал.

И в самом деле, чего ждать? На острове будет все то же, что и здесь. Ну, может, комнату и мебель дадут получше и гулять по берегу моря, конечно, приятней, но тоска и одиночество останутся все равно.

Как ему первое время не хватало часов! Казалось, день пролетит быстрей, если знать, сколько времени. Самообман! Теперь он видит, как медленно ползут стрелки, как бесконечно долго тянется час. Как в тюрьме бесконечно долог день!

– Матиуш, чем я могу тебе помочь? – спросила Кампанелла, видя, как тот с мрачным видом, заложив руки за спину, взад-вперед ходит по камере.

– Узнайте, жива ли моя канарейка?

Не помню, говорилось ли, что у Матиуша в красивой позолоченной клетке жила канарейка. Матиушу подарили ее в день рождения, и он очень к ней привязался. Но когда в парламенте кто-то назвал его желтопузой канарейкой, он охладел к птичке, хотя она была не виновата. Теперь он вспомнил о ней, и ему захотелось иметь ее здесь. Хоть одно живое существо будет с ним не четырнадцать минут, а постоянно.

Кампанелла ничего не ответила: ей строго-настрого запретили сообщать узнику о том, что происходит в стране. Но, вернувшись к себе, тотчас отправила телеграмму Молодому королю:

Телеграмма не на шутку разозлила Молодого короля.

«Хуже нет связываться с бабами! – ворчал он про себя. – Сегодня – канарейка, завтра – собака, послезавтра – еще что-нибудь! То камера сырая, то Матиушу темно, то, видите ли, он нервничает, то плохо выглядит… Как будто у нас других забот нет, кроме как ублажать этого мальчишку.»

Король разрешил, но с оговоркой:

Молодой король вежливо намекнул Кампанелле, что по горло сыт ее глупыми просьбами.

Матиуш, конечно, не подозревал, какие трудности приходится ей преодолевать. Как тяжело отвечать ему: «Нельзя. Не разрешают».

Так, например, ни газет, ни книг принести не разрешили. Упоминать о Бум-Друме, Фелеке, Клу-Клу и Печальном короле тоже.

Король Орест наябедничал, что Кампанелла проболталась Матиушу о дружбе Бум-Друма с Молодым королем, и ей здорово досталось. Ее строго-настрого предупредили: если она еще раз проговорится, ее немедленно вышлют из столицы Матиуша, а вместо нее пришлют не короля, а губернатора из Залива Кенгуру, известного своей жестокостью и неприязнью к Матиушу…

– Вот, Матиуш, твоя канарейка!

Кампанелла называла его по имени, а он не знал: то ли напомнить ей, что он король, то ли делать вид, будто он этого не замечает.

– А вот фотография твоей мамы, – тихонько шепнула Кампанелла.

Даже не взглянув на фотографию, Матиуш положил ее на стол и занялся канарейкой. Почистил клетку, хотя она была чистая, налил в блюдечко воды, хотя оно было слишком велико и не пролезало в узкую дверцу. Потом просунул между прутьями клетки хлеб и кусочек сахара. И время от времени украдкой поглядывал на часы, думая: «Скорей бы прошли четырнадцать минут!»

Кампанелла тоже с тревогой смотрела на часы. Это было ее последнее свидание с Матиушем в тюрьме. Пора было ехать на заключительное заседание королей, чтобы подписать бумагу о ссылке Матиуша. А ей хотелось кое о чем спросить его.

– Матиуш, мне надо с тобой поговорить. Оставь канарейку, будешь с ней возиться, когда я уйду.

Матиуш нахмурился.

– Я слушаю вас, королева.

– Скажи мне, только откровенно… Если короли позволят… Я одинока, как и ты… Согласишься стать моим сыном? Будешь жить в моей стране, где круглый год светит солнце, в мраморном дворце, который стоит в апельсиновой роще. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Пройдет время, и короли простят тебя. Когда я состарюсь, а ты подрастешь, я отдам тебе свою корону, и ты снова будешь королем.

С этими словами Кампанелла хотела обнять и поцеловать Матиуша, но он отстранил ее.

– У меня есть свое королевство, и в чужой короне я не нуждаюсь.

– Но, Матиуш…

– Я не Матиуш, а пленный король. И несправедливо отнятое королевство все равно верну.

Пробил большой тюремный колокол, возвещая, что четырнадцать Минут прошло. Матиуш закусил губы. Сердце у него колотилось, в голове теснились разные мысли.

– Благодарю вас, королева. Вы очень добры ко мне, и я не хочу платить вам черной неблагодарностью. А если я соглашусь, у вас будут неприятности.

– Почему?

– Я убегу. Все равно убегу. Пусть они меня получше стерегут, так им и скажите.

Тюремный колокол пробил снова.

Подавив волнение, Матиуш спокойно договорил:

– Ваше величество, в тюрьме я волен распоряжаться собой: ведь права защищаться у меня никто не отнимет. А если я соглашусь стать вашим сыном, то навсегда лишусь свободы.

Тюремный колокол пробил в третий раз. И королева удалилась.

«Бежать!»

Как это ему раньше не приходило в голову! Иногда он, правда, думал о побеге, но его тут же одолевали сомнения: удастся ли, куда бежать и зачем? И только теперь, когда королева предложила ему то, что было бы пределом мечтаний для любого узника, он решил окончательно и бесповоротно: бежать!

Сомнения покинули его. Теперь – прощай, скука! Теперь некогда будет каждую минуту смотреть на часы. Теперь работы хватит: надо обследовать сад, прощупать каждый выступ стены, учесть каждое деревце. И до мельчайших подробностей обдумать, что делать, когда он окажется на свободе. Во что переодеться, что взять с собой в дорогу, где достать веревку, без которой никак не обойтись.