Незримое (СИ) - Леола Кристина - Страница 40

Причем некоторых спорщиков рассуждения довели до того, что дракошки чуть ли не выстраивают сложные прогностические цепочки. То есть, получалось, что изначально Фафнир знал одно: хозяйке нужно разжиться информацией. А потому при случае переместил ко мне на помощь Дашку, чтобы она напортачила с порталом, и разрыв в материи притянул нас не куда-нибудь, а прямиком к месту службы птицелова, от которого мы и узнали о творящихся делах.

Не то чтобы я в это сразу поверила, но… что-то в этом было.

К примеру, от птицелова мы узнали о трех точках, между которыми появляются разрывы. В одной из них живем мы. Из другой приехал Беляк – наша жертва.

Совпадение?

А еще птицелов назвал поручика «пустым, но зрячим», что все же подтверждало мои догадки о его интуитивных способностях. Или не интуитивных, если учесть дар проявлять все подряд…

Правда, меня тоже обозвали. Сначала Исаев со своим «настоящая брежатая», потом тот же птицелов, мол, слабая, но брежатая… И создавалось впечатление, что слово для них имеет какое-то особое значение – не то, что вкладываю в него я.

Черт, да это же просто должность! К тому же совсем не престижная, а даже наоборот. Это все равно что сказать: «Слабая, но уборщица».

Глупо и непонятно.

В общем, начинала я с запросов о дракошках, а в итоге перерыла всю сеть в поисках данных о брежатых, коих нашлось еще меньше. Лишь человеческий юридический термин из старинного русского права да кое-какие выдержки из наших должностных обязанностей. О, и еще видео – то самое, где я в розовой пачке, с крыльями и на метле. Так и знала, что кто-нибудь заснял…

Спать ложилась с распухшей от мыслей головой и, если честно, была не расположена к задушевным беседам, но, когда Дашка опять перебралась из спальни ко мне на диван, все же не выдержала.

– Что у вас с Ковальчуком произошло? – спросила, обнимая сестру.

Она вновь была странно отстраненной и философски расслабленной – не то что давешняя нервная истеричка в лесу, – так что удосужилась ответить:

– Прошлое произошло. Его. Мое.

Что в прошлом шефа отметился Игореха, это я знала, но…

– А в твоем-то чего такого?

– Я имела глупость ляпнуть, за кого чуть не вышла замуж, – пробурчала Дашка, – а он завелся. Мол, простите, до графьев мы не дотягиваем и даже как маги слабы, не чета вашим братьям и сватьям.

– Вот придурок.

– Он ведь до вчерашнего дня и правда не воспринимал меня как сестру Игоря…

– Так вы до вчерашнего дня и знали-то друг друга всего день, – напомнила я.

– И ночь, – вдохнула сестра.

– Ах, ну конечно. Ночь – это самое главное.

– Вот когда Яна своего окрутишь, тогда и поговорим.

Наверное, моя покрасневшая физиономия сияла в темноте комнаты точно маяк.

– Ну прям… надо мне больно кого-то окручивать…

– Ну или он тебя окрутит…

– А птицелов тебе чем не угодил? – поспешила я сменить тему.

– Да патлами своими… черными… длинными… Еще б в хвостик стянул, и сразу бы убила.

Мы рассмеялись, и дрыхнувший на подушке рядом с моей головой Фафнир недовольно заворчал во сне и потянулся, задев меня лапой.

– И ты представляешь, – продолжила Дашка, немного успокоившись, – этот гад еще имел наглость мне позвонить!

– Птицелов? У него ж телефона нет…

– Да какой птицелов? Ковальчук!

Я аж подскочила, опять вызвав недовольство кота – на сей раз меня даже легонько укусить попытались, да вот только зубы еще не доросли.

– Серьезно?

– Угу. Пока тебе мозги промывали. И ведь не извиниться звонил, а допросить. Все выпытывал, знакома ли мне легенда про каких-то двух братьев, и стишки дурацкие читал.

– А ты?

– А что я? Я выслушала, послала к норгу в задницу и отключилась.

Я вновь легла и задумчиво уставилась в потолок. Ковальчук, конечно, придурок, но с чего он вдруг решил спрашивать о легендах именно у Дашки? Она же…

Ой, хорошо, что я не успела озвучить свои мысли вслух. Как можно было забыть, что сестра у меня, вообще-то, историк и, собственно, в Ярославле устроилась преподавать историю магии.

– Тебе с работы-то не уволили еще? – заодно поинтересовалась я.

– Сама уволилась, – фыркнула Дашка. – Студенты лапочки, но работают там одни снобы и фашисты.

– Как в любом вузе…

Ненадолго же ее хватило…

Или причина в другом, и Дашка решила после всего покинуть город?

– Я слышала, что ты говорила бабушке, – отозвалась она, словно прочитав мои мысли. – И спасибо, но я все-таки с Игорем отправлюсь. Не жить с ним, конечно, но в Питер давно хотела, а раз уж бабуля решила отменить правило… Самое время. Можешь праздновать.

Но праздновать не хотелось. На самом деле мне было чертовски грустно в очередной раз терять сестру, когда мы, казалось, почти нашли общий язык.

– А я ведь записала, – внезапно добавила Дашка.

– Что?

– Стишок Ковальчуковский. Он про ваше дело мельком упоминал и говорил, мол, это тебя касается, вот я и записала. Вдруг вам с майором твоим пригодится.

– Показывай.

Я быстро села и включила свет. Фафнир психанул и, спрыгнув с дивана, гордо удалился в спальню, где ему никто не будет мешать. Все-таки, хорошо, что он так быстро растет, не надо нянчиться. С другой стороны, взрослые коты не так умильны, как крохотные пушистые котятки…

Через минуту я уже держала в руках книгу рецептов, на форзаце которой сестра и записала странные строки:

«Один скрывает следы и знаки,

Другой вскрывает замки изнанки.

Что первый брат стережет и прячет,

Второй – отважно являет зрячим».

– И что это за братья? – растерянно пробормотала я, перечитав четверостишие раз десять – и про себя, и вслух, и задом наперед.

Дашка пожала плечами:

– Я как поуспокоилась, пыталась вспомнить. Вертится что-то в голове, а ухватить не могу. Потом в записях своих порылась – ничего.

И у меня в голове вертелось. Казалось, я прежде уже слышала это стихотворение – именно слышала, а не читала. Потому что вместе со строками вспоминался голос. Скрипучий и жутко неприятный, но отчего-то завораживающий…

– Са… Ковальчук еще сказал, что эти братья – не люди точно.

– Звери, что ли? – нахмурилась я.

– Да нет, в смысле, это иносказательно. Вроде как о предметах. Знаешь, как в загадках. Сидит девица, сама в темнице, а коса на улице. И девица тут не девица. Вот братья эти не братья, а просто нечто парное.

– Что-то много тебе Ковальчук успел сказать для разговора на эмоциях, – прищурилась я.

Дашка покраснела:

– Так я ж слушала. Ждала, когда что-то другое скажет, а он…

– А он идиот, – констатировала я уже известный факт и вновь вернулась к четверостишию. – Отважно являет зрячим… Это связано с поруч… с Яном.

– Почему?

– Его сегодня птицелов зрячим назвал. Но даже не в этом дело, а… – Я закусила губу, пытаясь оформить свои бессвязные мысли в слова. – Тут все упирается в проявление незримого. Грубо говоря, один брат что-то прячет, а второй всем показывает. Как раз это и происходит в последние дни. Еще и разрывы эти… будто кто-то нарочно пытается вывалить на людей все скрытое.

– Может, так и есть, – пожала плечами Дашка. – И Ян твой вообще ни при чем.

– Да, только… – Я замялась. – Не знаю. Но должна узнать, потому что все вокруг нас с ним и вертится. Как бы поздно не оказалось. Как там, кстати, твое предчувствие? Не улеглось?

– На месте родимое, – хмыкнула Дашка. – И у остальных тоже. Вот они и бесятся и утащить тебя из города хотят. Так что ты зла не держи.

– Не держу, – соврала я.

– Держишь. Еще с детских лет, с той истории с блоком.

Значит, мои лесные откровения до нее все же дошли.

– Но теперь ты начала давать отпор и огрызаться, – продолжила сестра, – так что скоро до них дойдет, что ты не один из цветочков из мамулиной теплицы. Безмолвных и бесправных. А теперь… – Она зевнула и, щелкнув выключателем, вновь улеглась. – Спать пора.

– Но… стих…