Незримое (СИ) - Леола Кристина - Страница 30

Как-то сомнительно.

Отсюда следует еще один вывод: память мне стер сам Беляк. Подлил зелье в кофе, подсел и… что-то сделал. Пока не уверена, что именно, но Метелька утверждала, будто видела, как он мне что-то подарил. И если это правда, согласитесь, весьма странно делать подарки незнакомке, так что я склоняюсь к другому варианту – он мне что-то… передал.

Возможно, обратился как к сотруднице управления, не желая связываться с чинами постарше. Попросил что-то отнести тому же руководству или спрятать… А память стер, чтобы я его потом не опознала, потому как сам замешан в чем-то противозаконном…

Ладно, это все шатко и глупо – что я могла успеть передать за ночь, раз к утру зелье выветрилось? – но направление мысли точно верное. Беляк для чего-то меня использовал, а потом скончался не то действительно при неудачном вызове Карателей, не то от рук какого супостата, не суть.

А перед этим ему считали память – возможно, в поисках того, с кем покойный встречался перед смертью.

В этом месте должна зазвучать драматичная музыка.

Итого: пусть дело хоть тысячу раз закроют, пусть объявят хоть несчастным случаем, хоть самоубийством, но мне жизненно необходимо в нем разобраться. Изучить прошлое жертвы, узнать цель его приезда в Ярославль, понять, на кой черт ему понадобилась так со мной поступать… Потому что, если я этого не сделаю, а он действительно передал мне что-то важное, может так статься, что долго я не проживу.

* * *

Звонки начались ближе к десяти вечера, когда мы с Фафниром уже вдоволь натискались (я его), натоптались (он по мне), потыкались носами (взаимно), первый раз поели и сходили на горшок (это уже Фафни, благо, Дашка, оставила все необходимое) и собирались улечься спать.

Заслышав трагичную мелодию из «Профессионала», я даже на секунду задумалась, а стоит ли отвечать, но в итоге потянулась к мобильнику.

– Чего так поздно? – спросила вместо приветствия. – У тебя же вроде уже глубокая ночь.

– Отец сказал, что ты обещала позвонить, вот я и ждала до последнего, когда у тебя совесть проснется.

Совесть моя не шелохнулась и после материнского упрека, потому что я не сомневалась: мама наверняка заработалась в своем личном ботаническом саду, а очнувшись, решила позвонить мне и пристыдить.

– У меня все хорошо, все по старому, – отчиталась я, и трубка разродилась почти лошадиным фырканьем. – Имею в виду в плане здоровья и личной жизни.

Другое мамулю, как правило, не интересовало.

– Это хорошо. Что там за история с арестом?

– С допросом, – поправила я. – Папа все уладил, я дома, никаких проблем.

– Хорошо, – повторила мама несколько отрешенно, словно в этот момент проглядывала какие-то свои записи. – Очень хорошо…

Да что там – точно проглядывала. И зачем, спрашивается, звонит?

– Я, конечно, виновна, но теперь дело замнут.

– Прекрасно…

– А то было бы печально рожать ребенка в тюрьме.

– И не говори… стоп. Что?

Вот как надо привлекать внимание.

– Ничего, мамуль. – Я устало откинулась на подушку, и Фафнир тут же взобрался мне на грудь. – Говорю, спать уже легла. Как там остальные, не в курсе. Даже где они обитают, не знаю. Но вроде у них тоже все чудесно.

– Дом они сняли, – сдала явку мама, – в частном секторе напротив твоей новостройки. Может, даже из окна увидишь костер, шабаш, метлы…

– Очень смешно.

Впрочем, что-то такое я и подозревала. Где ж им еще селиться.

Мама задала еще пару ничего не значащих вопросов, мысленно не отрываясь от своих исследований, взяла с меня ритуальное обещание хоть изредка уведомлять, что жива, и отключилась. Но не успела я смежить веки, как телефон вновь ожил.

– Меня не жди, – без предисловий сказала Дашка.

И голос был такой… деревянный, безжизненный.

– Ты… – Я осеклась. Сама ненавижу всякие «ты как?» и «все в порядке?», потому не собиралась грузить этим сестру. – Ты с ним?

– В некотором роде.

– Опасность есть?

Давным-давно, как всякие нормальные дети, мы играли в шпионов и придумали десятки кодовых фраз для различных ситуаций. Чтоб отделаться от надзора старших брата и сестры или сообщить друг другу нечто важное при родителях или посторонних. Ну или просто в рамках триллера, который разыгрывали с переменным успехом.

Дашкина безэмоциональность пугала, и я решила, вдруг… ну, не знаю, ей что-то угрожает?

– Огни горят, карамелька, – ответила она, и я облегченно выдохнула.

Все в порядке, никаких проблем. Просто не хочет разговаривать.

– Теплых снов.

Следующей ожидаемо позвонила бабушка. Почему ожидаемо? Потому что Игорь отправился жаловаться отцу, а они там вроде как все вместе собрались, значит, бабуля должна была непременно заинтересоваться последними новостями. Даже странно, что она не связалась со мной тотчас же.

– Не разбудила? – с явным недовольством уточнила она.

– А хотела бы? – съехидничала я.

– Старалась.

– Тогда надо было звонить в полночь.

– Так, основное я в общих чертах уже знаю, и это мы обсудим при скорой встрече, – нагнала страху бабуля. – А что там за история с Дашкой? Что еще за роман с этим… как его… мальчиком из вашего управления?

Мальчик из управления…

Наверное, в моей голове что-то переклинило, но после рассказа Игоря, я Ковальчука именно таким и представляла: потерянным и одиноким вьюношем с печальным взором – хоть садись и рисуй портрет на фоне сияющих звезд. Интересно, если он узнает, как выглядит теперь в моих мыслях, то испепелит сразу или немного помучает?

– Нет никого романа, – заверила я бабулю. – Это я просто Игореху дразнила.

– А не врешь ли ты?

Я буквально наяву увидела ее испытующий прищур.

– Нет.

– А теперь?

– Нет.

– А сейчас?

– Возможно.

– Умница, – похвалила бабушка.

И отключилась.

Зарывшись пальцами в мягкую шерстку Фафнира, я закрыла глаза и приготовилась наконец погрузиться в сон, но оказалось, что со мной пообщались еще не все желающие. От вида номера, с которого мне звонили всего один раз, но который я уже успела занести в контакты, сердце совершило предательское сальто.

– Да? – ответила настороженно.

– Поздравь меня, я в отпуске, – с улыбкой в голосе сообщил Ян.

– В вынужденном, как я?

– Нет, в совершенно добровольном и даже желанном.

– Тогда поздравляю.

Я тоже улыбнулась и вдруг поняла, что да: бабочки в животе – это от умиления, а при общении (мыслях, встрече) с симпатичным тебе мужчиной испытываешь, скорее, жжение в солнечном сплетении, и нервы ноют как при зубной боли, только где-то в груди.

Чувствую, если б я писала книги, легко бы переплюнула отца по части «обескуражить аудиторию каким-нибудь трешем»…

– Ты же понимаешь, что на моря я не поеду?

– Возле Ярославля есть чудесные сана…

– Соня, – перебил Ян. – Мне по-прежнему нужен напарник. И лучше тебя я никого не знаю.

– Правда?

– Правда.

– А если я убийца?

– А если я?

– Согласно всяческим триллерам в правоохранительных органах частенько скрываются душегубы, – авторитетно заявила я. – Дескать, образ мышления одинаковый.

- Что ж, будем надеяться, что наш образ мышления поможет отыскать настоящего преступника. – Поручик хмыкнул. – И разобраться во всей этой чертовщине. Ты в деле?

- Спрашиваешь.

Плюс: так и знала, что Ян не бросит расследование.

Минус: кажется, я серьезно на него залипла.

Глава 14

Ведь когда ты решаешь, что весь мир отвернулся от тебя, именно тогда в полной мере проявляется его необычность. Сдумс из собственного опыта знал, что живые люди не замечают и половины того, что происходит вокруг, поскольку слишком заняты тем, чтобы быть живыми. А всю сцену видит только тот, кто смотрит со стороны.

(с) Терри Пратчетт

– Нам точно сюда?

Ян с сомнением оглядел современную трехподъездную пятиэтажку, словно пережившую нашествие вражеской армии – посеревшую, обшарпанную и разрисованную душераздирающими граффити (зубастые и крылатые монстры, герои с мечами, канонические маги в плащах и с посохами и надписи, которых простому смертному ни за что не прочесть). За грязными окнами не было видно ни шторок, ни привычной для русского человека всякой всячины, расставленной на подоконнике, а квадратные балконы радовали глаз ящиками с увядшими цветами и жухлой травой.