Тайны Васильков, или мое нескучное лето (СИ) - Филимонова Лина - Страница 10

Окно моей спальни выходит в сад, и я всегда любила сидеть на широком удобном подоконнике. Вот и сейчас я взгромоздилась на подоконник вместе с ногами (поместилась, к счастью) и предавалась воспоминаниям. Вечернее солнце золотило верхушки деревьев, в комнату проникал свежий ветерок, наполненный запахом травы, возле подсолнуха, неизвестно почему выросшего рядом с моим окном, жужжала оса. Из окна мне была видна дорога, проходившая за бабушкиным огородом. По ней, поднимая пыль, пронесся уже знакомый мне черный джип. Он настолько не вписывался в тихий умиротворенный деревенский пейзаж, что его появление вывело меня из состояния задумчивости. Что-то в Васильках становится слишком оживленно. Я спрыгнула с подоконника и направилась в ванную, чтобы умыться.

Я открыла дверь ванной, еще не включив свет, сделала шаг вперед и отпрянула, потому что в лицо мне прыгнуло что-то мягкое и мохнатое. Я вскрикнула и отступила назад. Сердце гулко билось о грудную клетку, его удары отдавались в ушах.

В ванной царил полумрак, но света, проникающего через окно, было достаточно, чтобы все видеть. На полу у моих ног лежало банное полотенце, большое и пушистое. В сине-белую полоску. Обычно оно висит на крючке около ванны, метрах в двух от двери.

Я включила свет и не увидела ничего особенного. Все как всегда. Безупречный порядок, все вещи на своих местах, чистота и красота. Только полотенце, лежащее на полу, выбивается из общей картины. Я машинально подняла его и положила на бак для белья. Еще раз оглядев ванную комнату, я вышла, прикрыв за собой дверь. Колени почему-то дрожали, а в руках была такая слабость, что я с трудом выключила свет.

Весь следующий день я старалась не думать об этом полосатом полотенце. Убрала его в бак для белья, взяла новое и повесила его на тот же крючок. Но каждый раз, открывая дверь ванной, я чувствовала, что внутри у меня что-то напрягается, словно сжимается какая-то пружина.

Вместо полотенца я стала думать об Эмме Константиновне. Когда я совсем уже решила, что глупо прятать голову в песок, то есть оттягивать звонок, который может оказаться в моем деле решающим, и неважно, что после этого звонка «мое дело» может развеяться, как дым, до меня дошло, что Владивосток находится в другом часовом поясе. Сейчас там ночь! Так что придется отложить звонок как минимум до завтра.

А сегодня на очереди была кладовка. Безрезультатно. Зато я навела там порядок. Вытерла пыль и рассортировала все предметы по смыслу: гвозди с шурупами и гайками, молотки с отвертками, банки с корзинками, резиновые сапоги с дождевиками и так далее. Логика всегда была моей сильной стороной.

Все-таки я рассказала Белке о произошедшем со мной загадочном недоразумении. Это произошло под вечер, когда мы сидели у бабы Груши в саду.

— А ты бы что делала, если бы на тебя прыгнуло полотенце? — спросила я Белку, закончив рассказ.

— Я бы взяла палку и билась с ним насмерть, — с улыбкой сказала Белка, но, увидев мое серьезное лицо, добавила — Не знаю.

— Вот видишь. И я не знала.

— Наверняка этому есть какое-то простое и понятное объяснение.

— Хотелось бы его знать.

Атмосфера неуловимо изменилось. Вроде бы все так же, как и было несколько минут назад: светильник под зеленым абажуром освещает стол, кошка растянулась на крыльце, Алинка, высунув кончик языка, что-то сосредоточенно раскрашивает фломастерами… Но у меня возникло ощущение, что по спине потянуло холодным влажным ветром. Я даже оглянулась, но ничего не увидела, кроме сгущающихся сумерек.

— Может, останешься у нас? — спросила Белка.

— Ни за что, — воинственно заявила я. — Это мой дом, он мне нравится, и я не позволю… — я замялась. — В общем, ничего никому не позволю.

— Какая ты смелая, — восхитилась Белка. — Я бы на твоем месте испугалась.

— Так и я испугалась. И сейчас немного боюсь, — разоткровенничалась я. — Но я не позволю страху… — начала я торжественно, потом посмотрела одним глазом на Белку, и мы рассмеялись. — Да ну их всех. Я просто лягу спать. Устала, как собака. На сене.

— Если что — звони. Я положу телефон под подушку.

Я пошла домой и легла спать. Уснула, даже не успев толком поздороваться с подушкой.

Глава 4, в которой появляется тракторист Ваня, а все остальные предаются разгулу

— Привет, — говорю я и чувствую себя немного странно. Я никак не могу поверить, что этот интеллигентный мужчина в очках без оправы и есть Колька Сопля, который когда-то стрелял в меня из рогатки перезрелыми сливами только на основании того, что я младше и не могу дать сдачи.

— Привет, — говорит Колька. И смотрит на меня, округлив глаза. — Ну ты… вообще, — говорит он. — Невозможно поверить.

— Ты тоже, — киваю я.

Мы улыбаемся, и неловкость постепенно исчезает. Он снимает очки, и я вижу те же хитрые и одновременно с этим доверчивые глаза. Понятно, что этот человек готов и подлянку какую-нибудь устроить ближнему, не со зла, а чтобы весело было, и поверить во что-нибудь совершенно необыкновенное, вроде русалки, которая живет в лесном пруду и может утопить тебя, если ты ей не понравишься. А если понравишься… ну, не знаю, что он там себе представлял в тринадцать лет.

— А я вот своих пацанов в деревню привез. А то они думают, что морковка в супермаркете растет, а молоко из коровы выходит прямо в пакетах.

— Сколько их у тебя?

— Кого?

— Пацанов.

— Двое. Близнецы. Егор и Данила. По пять лет, — отчитался Колька.

— Да-а, представляю, — протянула я. — Ну, им тут понравится, я уверена.

— Еще бы, — усмехнулся Колька. — Они уже весь дом на уши поставили. Бедная моя бабка. Светка-то ничего, привыкла. Они у нее как в армии — железная дисциплина.

— А они с девочками дружат? — спрашиваю я.

— С девочками? — удивился Колька. — Дружат, наверное. Смотря какие девочки.

— Девочка одна. Зовут Алина. К бабе Вере племянница приехала с дочкой. Тоже пять лет, — объяснила я.

— О, — сказал Колька. — Я вижу, собирается компания. Надо их познакомить.

— Надеюсь, ты их не учил… из рогатки. Сливами.

— Нет еще, — ничуть не смутился Колька. — Потом научу. А ты что, до сих пор обижаешься?

— Да нет. Просто вспомнилось.

— А помнишь, как ты на спор залезла на самый высокий дуб, а потом слезть не могла?

— А помнишь, как тебя бык рогами поддел, когда ты перед его носом бабкиной красной юбкой размахивал? — не осталась я в долгу.

— До сих пор шрам остался, — Колька задрал майку и показал белый рваный шрам на боку.

Мне показалось: еще немного, и мы начнем хвастаться друг перед другом, у кого больше и страшнее синяки и ссадины.

— Слушай, пойдем ко мне в гости, я тебя со своими познакомлю. Или вот что: приходите сегодня вечером вместе с бабыгрушиной племянницей и ее дочкой. Посидим, поболтаем, чаю попьем. Или еще чего, покрепче.

— Хорошо, мы придем.

— Ну, тогда до вечера, — распрощался со мной Коля.

Итак, вечером в среду я вышла из дома в своем любимом сарафане с ромашками и в новых бело-голубых кедах. Летнее солнце клонилось к закату.

Я закрывала калитку, когда услышала за спиной:

— А вы чьих будете?

— Я — ничьих, — говорю, — просто погулять вышла. — А вы кто?

— А я… это… тракторист.

— Новый? — спросила я. Я еще помнила дядю Сашу-тракториста, который в свободное от работы время громко и невпопад играл на гармошке, выпив для храбрости пару стаканов самогона.

— Ага. Новый, — ответил тракторист.

Я окинула взглядом его внушительную фигуру в потертых джинсах и белой майке. При таком размахе плеч он, по-моему, может и без трактора вспахать целое поле. С плугом в руках. Глаза у него голубые, а волосы торчат в разные стороны, как будто он только что с сеновала слез. В ухе серьга. Да, прогресс и до деревни докатился.

— Меня Иваном зовут, — представился тракторист.

— Ваня, значит. Очень подходяще.

— Для чего?

— Для тракториста. А где же ваш трактор?