У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем! (СИ) - Гусейнова Ольга - Страница 76

Коварное платье, шурша, свалилось в траву, следом туда отправилась нижняя рубашка с юбкой. На мое тело легли большие ладони и заскользили, лаская, горяча кожу и кровь. Несколько упоительно-томительных минут Дин наслаждался моей грудью, а потом, вырвав протестующий стон, развернул меня к себе лицом. Обхватил мой затылок ладонью и смял жаждущим ртом мои губы. Грубоватый поцелуй был на удивление сладок, как самый поздний лесной мед. И когда я чуть отстранилась, чтобы глотнуть воздуха, то уже едва ли понимала, где мы находимся, потерявшись в ощущениях.

Пользуясь моей слабостью и собственной выдержкой, которая уже трещала по швам, Дин другой рукой подхватил меня под ягодицы, заставив оседлать его бедра. Его рука скользнула между нашими телами, приласкала чувствительную кожу на внутренней стороне бедра. А потом… прикосновение, от которого я окончательно растаяла и беспомощно стонала.

Желание ощутить Дина глубже стало непреодолимым. Сквозь опущенные ресницы я видела, как подрагивали его ноздри от возбуждения и жадного желания глубже втянуть возбуждающий аромат. Я чувствовала трепет собственного тела, с трудом владела собой. Ощущения обострились. Я отчетливо чувствовала запахи сочной травы, влажной земли, мха и… его желания. Стремясь утонуть в этом аромате, я качнулась, тесно прижимаясь телом к паху, еще скрытому штанами, затем и вовсе попыталась содрать их, не соображая, что рву плотную ткань. Голова шла кругом.

Красный закат, частые удары сердец, отрывистое дыхание — это походило на сказку. Чудесную сказку для нас двоих. Пылко отвечая на глубокий поцелуй, я выпустила коготки, впиваясь ими в бедра Дина, вынуждая его глухо, рвано стонать. И поймала себя на мысли, что его стоны распаляют меня все сильнее и заставляют жаждать момента, когда нежность сменится звериной силой.

Тихое самодовольное урчание Дина — явственное выражение его собственнической природы самца, который сумел найти и завоевать свою самку. Я распалялась, и каракал в полном согласии со мной наслаждалась ласками тигра.

— Кошка-крошка…

Дин тяжело прикрыл глаза, истово колотя хвостом перед наступлением мига, когда окончательно иссякнет сдержанность и он сорвется в пропасть слепой страсти. Но прежде тигр хотел ощутить силу моего наслаждения, убедиться, что доставил его. Дин приласкал мою грудь, дав возможность вдохнуть и — выгнуться, стиснуть его бедра сильнее. Я изнывала, ощущая внутри пустоту.

— Мой тигр… — простонала я, слегка покусывая солоноватую шею Дина.

Тяжело осев на колени и посадив меня на землю, он впился в мои губы страстным глубоким поцелуем, без слов давая понять: время неги прошло. Звериная сущность в Дине брала верх, призывая его действовать жестко и властно, напоминая нам с кошкой, кому покорились.

— Перевер-р-рнись, — слегка цапнув меня острым клыком за плечо, раскатисто прорычал Дин.

Я не меньше своего оборотня хотела покориться бушующему в венах огню — с истинно звериной плавностью выполнила приказ и прижалась грудью к траве. Тело прошило жаркая волна желания, заставив прогнуться.

Дин восторженно урчал, зверь в нем жаждал обладать.

— Я всю жизнь мечтал о тебе, — признание сорвалось с его губ, прежде чем, нависнув над мной, он скользнул шершавым языком по моей спине.

В ответ мои когти, ставшие длинными и острыми, глубже зарылись в траву. Запахи усилились. На этот раз все казалось ярче, удовольствие — острее, жажда обладания друг другом — сводила с ума даже наших зверей. Неужели с каждым разом наша близость будет все сногсшибательнее и сладостнее?

Человеческие мысли окончательно рассеялись, вытесненные инстинктом и желанием. Мое тело стало продолжением Дина. Это больше всего походило на чувственную и дикую пляску двух рычащих кошек. Очень больших и алчных до удовольствия кошек! Но друг для друга мы были единственным источником невообразимого наслаждения.

Мощный рык, гортанный хрип, вырывающийся из груди при каждом новом иступленном движении. Мой ли, Дина — кто знает. Я больше ничего не видела и не слышала, кроме наших бешено стучащих сердец. Никакой нежности — наши тела стремились обрести желанное освобождение. Тигр и каракал, сотрясаемые сильнейшим удовольствием.

Наконец, утробно рыча, мы рухнули на вспаханную когтями землю. Я прикрыла глаза, наслаждаясь накатившей слабостью и ощущением тяжести мужского тела. Дин с довольным урчанием медленно перебирал мои растрепанные рыжие волосы, упиваясь смесью из наших ароматов. Нас переполняла радость, нега и ощущение упоительной связи, которых не хватало в прежней жизни, до встречи друг с другом.

Мы не спешили возвращаться в лагерь, наслаждаясь уединением. Только мы и небо над нашими головами, и заходящее солнце, ставшее свидетелем нашей страсти. Я получила такое удовольствие, что хотелось плакать от облегчения, греясь в объятиях моего любимого мужчины. Дин даже хвостом спеленал мои бедра, словно поймал свою самую большую добычу. Зарылся лицом в мои волосы и хрипло шепнул:

— В обнимку с тобой в этих горах, пропахших запахом свободы, я мог бы пролежать вечность.

***

— Савери-и-и! — вопила Эльса, бежавшая по площади Большого камня — центрального поселка ее нового клана.

Я спешилась и понеслась ей навстречу. Крепко обняла и спросила, подозрительно глядя по сторонам:

— Как ты тут без нас? Не обижают?

К нам подошел Шай, улыбаясь легко и свободно, чего раньше за ним не водилось.

Эльса рассмеялась, потащив меня за собой, махнув рукой Дину:

— Охрану на постоялый двор, а вас с Савери мы приглашаем к себе домой. Догоняйте!

Сперва мы зачем-то бежали, а потом остановились, переглянулись и неторопливо, чинно зашагали на окраину поселка. Когда я увидела огромную домину из камня и дерева, даже опешила:

— Это твой?

— Мой! — гордо выпятила грудь Эльса. — Я тоже думала, что в горную хибару попаду, а у меня, оказывается, богатый муж, просто гостей не жалует. Здесь его все побаиваются и уважают.

— Как тебя приняли в клане?

Мы прошли в дом, и я порадовалась за подругу, наверняка приложившую руку к этой «хибаре», сделав ее уютной.

— Ты не поверишь, — сияла Эльса голубыми глазищами. — Прикатила я в клан под вечер с фингалами, лицо расцарапано. Ну ты помнишь, да, мне от Лидки досталось…

— Помню, мне тоже, — буркнула я.

— А, ладно. В общем, здесь жителей душники одолевают, а Шай — самый лучший охотник на них. Ну ты знаешь, какой он мрачный и нелюдимый, вот все и боялись, что перейдет грань и сам станет душником. Свирепым, умным убийцей и тогда….

— Кто бы мог подумать… — пробормотала я, уже догадываясь, куда клонит Эльса.

— Приехала я вся такая синяя, расстроенная, готовлюсь к нерадостной встрече, обдумываю как себя вести…

— Ну, да, конечно, как ты, да не подумав.

— А меня, оказывается, узнали сразу…

— Уже не удивительно, — кивнула я.

— …и решили, что такое подспорье Шаю, защитнику клана, привалило, что дня два все пили на радостях!

— Не с горя? — уточнила я.

Эльса ущипнула меня за бок, заставив возмущенно пискнуть, и поделилась:

— Тут другой народ живет, суровый, к бою всегда готовый. Их сонницей не испугать, они, наоборот, — рады, что бойкая девица Шаю досталась. Робкая на моем месте померла бы со страху еще по дороге сюда.

— Можно сказать, приняли тебя хорошо?! — улыбнулась я с облегчением.

— Лучше, чем ожидала! — хихикнула Эльса. — Правда, теперь меня родители Шая замучили, требуют внуков прямо сейчас. Тем более дар сонника часто через поколение передается, вот они и надеются на спокойную старость, мечтают, что Шай сыновьям свои способности и опыт охотника передаст.

— От меня тоже свекор прямо на свадьбе внуков требовал, — поделилась я.

В дом зашли Шай с Дином и, к моему изумлению, Эльса сказала мне отдыхать, а сама суетилась, накрывая на стол, хлопоча о гостях и супруге. Стальной волк зорким ястребом следил за своей голубкой. Столько чувств в его взгляде было, что жарко становилось. Да, Эльса с Шаем нашли друг друга, любовь у них крепкая и сумасшедшая на зависть всем.