Берегитесь дедушки (СИ) - Манукян Галина - Страница 5

К пятнице снег утоптали, в магазинах раскупили лопаты, горожане сплотились, потеплев сердцем во внезапно нагрянувших морозах, отчего, наверное, и на улице слегка повысился градус. И только тогда, наконец, снегоуборочные машины выползли на улицы, подобно Тайским громовым драконам, которые поедают снег.

Троллейбус по-черепашьи прокрался вдоль грязноватой снежной насыпи и распахнул с громким шипением двери. Наташа спрыгнула с подножки, чуть не подвернула ногу, поскользнувшись, и устремилась к грандиозному музыкальному театру, выстроенному в виде белого рояля. Несмотря на зимние перипетии, в фойе толпились люди.

— Наташа! — звонко выкрикнул знакомый голос.

Олька стояла у колонны рядом с гардеробной и, как всегда, выглядела шикарно: стройная, в норковом палантине поверх элегантного шерстяного платья, с театральным клатчем под мышкой, в замшевых сапожках, с укладкой и при полном макияже. Наташа привыкла, что все обращают на подругу внимание, а на нее — не очень. И пусть у Наташи волосы гуще, глаза выразительнее, и ресницы свои такие, а не наложенные искусственно во много слоев, Олька научилась себя подавать, а Наташа… Наташа, наверное, не особо старалась. Зимой и подавно: главное, чтобы было тепло и не скользко.

Дружили они с первого класса, как говорится, и в горе, и в радости… За тридцать восемь лет знакомства всего хватило.

Олька помахала билетами в воздухе:

— Чуть не забыла, представь? — и увидев имидж Наташи, нахмурилась: — Слушай, мы вроде на балет выбрались, а не на собрание заводского профсоюза.

— Не успела переодеться, — махнула рукой Наташа, — хотела домой забежать, но такие пробки… Так что я прямо с урока. Да кто на меня будет смотреть?

— Ох, Наташка, — покачала головой Оля. — Ладно. Есть хочу, как зверь.

— А я орешки в сахаре захватила. Будешь? — поторопилась предложить Наташа и сунула руку в большую черную сумку, набитую учебниками.

Олька хмыкнула:

— Ты в своем репертуаре, мать-кормилица, — скосила взгляд на людей вокруг и шепнула: — Потом. Потихоньку. А то неудобно. Я, кстати, заказала столик в буфете на время антракта, чтобы потом не пинаться в очереди.

— Ты ж моя умничка! — ласково сказала Наташа, и они степенно принялись подниматься по беломраморной лестнице в холл под многоярусной хрустальной люстрой, искрящейся огоньками и навевающей мысли о дворцах прежних эпох.

На секунду зажмурившись, Наташа представила, что на ней воздушное белое платье, касающееся пышными юбками пола. Шуршит шелк, развевается шифон… Вообразить хрустальные туфельки на ногах мешали толстые шерстяные колготки, но это пустяк. Наташа с удовольствием вдохнула запах театра и, распахнув веки, тут же поперхнулась воздухом. Вверху у балюстрады мелькнул профиль Игоря. Всего лишь на мгновение.

— Ай, ты чего? — вскрикнула Олька.

И Наташа поняла, что вцепилась, как испуганная кошка, когтями в руку подруги. Не долго думая, Наташа резво развернулась и потащила Ольку вниз по лестнице:

— Нам нужно в туалет.

— Зачем? — не понимала Олька.

Наташа сделала большие глаза:

— Там. Он!

— Кто он?

— Игорь!

— Ого, — опешила Олька, еле успевая перебирать каблуками вслед за Наташей.

Едва они оказались за дверью женской комнаты, Наташа взглянула в зеркало, поморщилась и требовательно повернулась к подруге:

— Снимай.

— Что снимай?

Наташа подтянула Олю к себе так, чтобы их отражения оказались рядом:

— Сама смотри… — взволнованно забормотала она. — Там он! А я… Ты вообще меня любишь?

— Люблю.

— Готова пойти на жертвы?

— Видимо, у меня просто нет выбора, — хихикнула Олька. — Но в платье мое ты, наверное, не влезешь… Прости.

— А палантин? Отдам сразу после театра.

Олька разоблачилась и потянулась расстегивать золотое колье:

— Кофту свою учительскую давай сюда, Золушка. И сапоги снимай.

— Я же растяну твои.

— Эх, когда я еще почувствую себя феей-крестной?

Через несколько минут из дверей туалета показались две преображенные женщины. Наташа шла на шпильках, в роскошном палантине, с небрежной, но элегантной прической на распущенных волосах и умело нанесенным Олькой макияжем.

— Господи, что ты носишь в этой кошелке? — возмутилась подруга, чувствуя, как ей оттягивает плечо.

— Знания, — виновато улыбнулась Наташа. — Потерпи, котеночек, один разочек! Плииз!

— С тебя пирог с мясом и компот с сухофруктами за мои страдания.

— И мой фирменный торт «Мишка», — счастливо выдохнула Наташа, стиснув под мышкой модный клатч.

Подумать только, несколько штрихов, и Наташа почувствовала себя легче на десять килограмм, моложе и красивее. Практически фотомодель. Она парила по-над мрамором, излучая счастье и легкую тайну. Пожилой мужчина у входа в концертный зал взглянул на нее с интересом. Ему было невдомек, что загадочность лицу Наташи придавало избавление от толстых шерстяных колготок, иначе Олькины сапоги просто не застегивались…

— Ну что? — прошипела Олька на ухо. — Где он?

Наташа обвела взглядом холл. Игоря нигде не было.

— Не вижу, — растерянно пробормотала она.

— Даже если он тебе померещился, от торта и пирога тебе не уйти, — сквозь улыбку выдавила Олька. — Потому что вон оттуда, слева, на меня уставилась жена моего босса, а она подруга нашей бухгалтерши. Значит, завтра весь офис будет обсуждать мой стиль «мешок и валенки».

— Я тебя люблю, — примирительно сказала Наташа.

И они гордо внесли себя в партер.

Люди рассаживались по красным бархатным креслам в рядах. А Наташа вертела головой из стороны в строну, высматривая Игоря. Тщетно. Неужели правда показалось?

В зале погас свет, дирижер взмахнул палочкой, и скрипачи, как один, аккуратно коснулись смычками струн. Поднялся занавес, позволяя любопытным взглядам зрителей проникнуть на новогодний бал. Там, на сцене, все было почти по-настоящему: свечи, аристократические гости в белом, розовом и голубом, елка с раскидистыми лапами, украшенная громадными золотыми шарами, почтенные старики в напудренных париках, раздающий игрушки фокусник в колпаке и черном балахоне со звездами, мальчишки с саблями и восхищенная стайка девочек в кисейных одеждах.

Нежное скрипичное стаккато, чудесные декорации и наряды танцоров не тронули Наташу так, как обычно. К слову сказать, если кто-то тридцать первого декабря по традиции посещает в баню, то наши подруги уже много лет в предновогодний месяц ходили на Щелкунчика. Но сегодня все было иначе: Олькины сапоги жали, сердце само подскакивало в ритме стаккато аллегро, и от волнения горели щеки.

Действо на сцене продолжалось. Олька шепнула:

— Где же твои орешки? — и протянула учительскую котомку.

Из-под увесистой грамматики Мёрфи и пары рабочих тетрадей Наташа извлекла пластиковую коробочку с засахаренным арахисом. Подруга с видом нашкодившей, но довольной кошки осторожно открыла ее и положила в рот орешек. Наташе было не до сладостей, а вот стриженный почти налысо мужчина справа посмотрел на орешки с завистью и вожделением. Проникнувшись к нему сочувствием, Наташа уже хотела было передать коробочку, но вовремя заметила недобро вспыхнувший взгляд спутницы «осýжденного на балет». Наташа сделала вид, что ничего не заметила, и вперила взгляд в танцующих на сцене детей.

В Наташиной голове завертелись мысли: «А вот Игорь не такой. Он наверняка наслаждается музыкой, и не сидит с понурым видом. Игорь — эстет, сразу видно. Даже в командировке не мог пропустить Щелкунчика! Не удивлюсь, если он и в Венской опере бывал, и в Мариинке, и… Ах, неужели бывают такие мужчины?! — заранее восхищалась Наташа, чувствуя, что, увидев предмет своих волнений, будет способна прямо с кресла воспарить в прыжке па де пуасон не хуже балерины в пачке. Но тут же в груди похолодело: — Боже, а вдруг он не один? Вдруг с какой-нибудь супер-пупер красавицей? И тут я… С выходом из-за печки. Ой, мама… Наверняка так и есть. Боже, ерунда какая! Все, не буду даже думать о нем. — Но с очередным тактом оркестра на Наташу вновь накатывало: — Ах, как хочется на него посмотреть… Хоть глазком! Господи, если ты есть, пожалуйста-пожалуйста… Скорей бы, скорей бы антракт! — и тут снова: — Ой, я, наверное, выгляжу нелепо в Олькиных вещах. Нет, лучше не встречать его совсем…»