Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" - Страница 27

Заводило буквально всё: то, как он смотрел чуть исподлобья; как слегка запрокидывал голову, когда смеялся; как, лениво потягиваясь, обнажал на пару секунд ямочку пупка и тут же, будто извиняясь, поспешно прятал её под одеждой… Эрику тоже приходилось кое-что скрывать, любимые широкие шорты и футболка навыпуск пришлись как нельзя кстати.

Томашевский, напротив, как будто и не замечал ничего, был беззаботен и весел или же пытался выглядеть беззаботным, потому что в редкие минуты наедине с собой становился грустно-задумчив, закусывал нижнюю губу и терял осмысленность взгляда где-то в параллельном пространстве — Эрик не раз заставал его в таком состоянии и потихоньку отступал, чтобы не помешать.

От благоразумной мысли переместиться спать в гостиную Рау отмахивался, как от назойливой мухи, и каждую ночь лежал без движения, борясь с побуждением подвинуться ближе, притронуться и одновременно каменея от ужаса при мысли о реальной попытке. Тщеславие льстиво напевало-баюкало: «Чем ты хуже Кирилла? Ну чем?» Да ничем! Ничем он, Эрик Рау, не чувствовал себя хуже! Он не верил, что имеет значение лишь крутая тачка и толстый кошелёк. Он не верил, что Тома так любит развратные игры… Он не верил, что есть на свете что-то для него, расчудесного Эрика, невозможное.

А время тикало неумолимо. Прошла уже почти неделя, отец предупредил, что уже взял маршрут к дому и будет на месте не позднее завтрашнего полудня. Эта ночь накануне показалась вдруг Эрику последним шансом:

— Серёж? — он решительно повернулся так, что почти вплотную прижался грудью к спине Томашевского, который снова лежал так тихо, будто уже успел задремать.

— А? — Сергей сонно безмятежно вздохнул и выпростал руку из-под одеяла.

— Серёж, ты можешь сказать, зачем тебе все эти клубы, Кириллы, Вадимы? — Эрик приподнялся на локте и упёрся щекой в ладонь, чтобы лучше видеть профиль Томашевского, освещённый луной.

— В смысле, Эрик? Ты же не маленький. Думаю, тебе и так понятно, зачем, — он еле заметно повёл плечом.

— Секс, наркотики, рок-н-ролл? Кино, вино и домино? — заметив напряжённость Сергея, Эрик попытался перевести свой вопрос в шуточную форму.

— Всего помаленьку, — миролюбиво согласился Тома. — Разве что без наркотиков.

— А без всей этой мишуры никак? — Эрик не собирался отступать. — Без всех этих приключений и членовредительства.

— Уйти в монастырь? — неопределённо хмыкнул Сергей.

— Нет, зачем же? Просто найти нормального парня. Влюбиться. Жениться… — Рау просто не смог удержаться от любимой привычки и слегка поддразнил Томашевского.

— Так не бывает, — Тома нахмурил брови, всем своим видом демонстрируя, что не слишком жаждет продолжения разговора.

— Ну ладно, не жениться, просто жить вместе, — на Эрика подобные намёки не действовали, он продолжал гнуть своё.

— Я и один сам себе умудряюсь неприятностей нажить… — со вздохом, как маленькому, объяснил Сергей.

— Это Москва. Никому здесь ни до кого дела нет. И потом, у меня в университете много приятелей, которые снимают жильё вместе — никому и в голову не приходит их в чём-то подозревать. Не обязательно, в конце концов, сосаться на каждом углу и зарабатывать проблемы!

— Не обязательно, — согласился Томашевский и улыбнулся впервые за время разговора. Он слегка поморщился и не без труда перевернулся на спину, прежде чем продолжить. — Эрик, ты всё здорово придумал. Если бы я был натуралом, то… Да нет, тебе вернее будет представить, что я родился девушкой. Тогда я, наверняка, мечтал бы о вселенской любви, приложил уйму усилий, чтобы влюбиться в хорошего парня, выйти за него замуж и… Да, наверняка нарожать ещё выводок детишек. Звучит чудовищно, не так ли? Вся беда в том, что я парень.

— Разве ты не можешь влюбиться, парень? — Эрик почти возмутился подходом Томашевского, хотя сам прежде любил посмеиваться над романтическими бреднями и считал их прерогативой не самой умной половины человечества.

— Ну почему же? Бывало, — откровенно и без стеснения сообщил Тома.

— Так в чём проблема? — вопрос прозвучал до того безыскусно, что Эрик сам чуть не рассмеялся от наивности своего подката.

— Не вижу смысла искать хорошего парня. Не вижу смысла искать взаимности, — Томашевский остался абсолютно серьёзен. Слова его прозвучали неожиданно цинично и взвешенно, как будто не один раз выверенные, тысячу раз доказанные. — В моём случае шанс один на семь миллиардов — и тот сомнительный. К чему душу рвать?

«К чему душу рвать? — Эрик не знал. — Ни к чему, конечно же! Но что делать, если душа уже рвётся?! Бороться? Отступать?»

— Гораздо приятнее найти скорбных приключений на свою задницу и лишний раз убедиться в собственной правоте? — упрёк.

— Да, можно и так сказать, — мудрость человека, который научился не спорить.

— Тома, послушай… Я хотел спросить, — после недолгого молчания Эрик всё-таки решился. Заставил себя решиться.

— Хотел — спрашивай, чего уж там, — спокойствие человека в блаженном неведении.

— Я тебе нравлюсь? — «Неужели же ты ни о чём не догадываешься?»

— Что, прости? — предчувствие ошибки.

Эрик заговорил громко, торопливо, почти съедая интервалы между словами:

— Нет, подожди, не перебивай. Мог бы ты в меня влюбиться? Со мной встречаться? Если бы я сказал, что ты мне нравишься?

Томашевский привстал с подушки, отвечая горячо, но вполголоса:

— Эрик! Ты понятия не имеешь, что несёшь! Я мужчина! Ты хоть понимаешь, что такое — встречаться с мужчиной? Что такое секс с мужчиной? — последняя фраза прозвучала возмущённым шёпотом.

— Вот ты мне и объяснишь! — Эрик непроизвольно скопировал интонацию Томашевского.

— Как это я тебе объясню?! На пальцах?! — Сергей с горем пополам уселся на кровати — в самый раз, чтобы успеть увернуться от попытки Эрика прикоснуться губами… К губам? К щеке? К шее? — Совсем с ума сошёл?!

— То есть со всякими мудаками трахаться ты готов на раз-два, а я, выходит, рожей не вышел?! — вызверился Эрик. — Или что, бабла у меня маловато? Простой пацан тебя не устраивает? Мажорика подавай?!

— Эрик! Опомнись! При чём здесь это?! Ты ещё ребёнок! — Томашевский усилием воли поднялся с кровати и потянулся за джинсами.

— Я ребёнок?! Я?! Мне девятнадцать!

— А мне — двадцать пять! — Томашевский кое-как оделся и завертелся по комнате в поисках чехла от ноутбука. — Даже если я выгляжу твоим ровесником и веду себя, как твой ровесник, это вовсе не означает, что я себя таковым считаю.

— Ты вечно ведёшь себя, как ребёнок! Сам посуди!

Томашевский не отвечал достаточно долго, видимо, собираясь с мыслями. Он зажёг люстру и поспешно скидал в сумку мобильный телефон, наушники, мышь, перепутанные провода, блокнот и пару книжек, оставленных на столе Эрика. Уже через минуту он стоял в прихожей обутый в свои беленькие мокасины.

— Тома, ну куда ты?

— Домой, Эрик. Пока что домой.

— Что значит «пока что»?

— Эрик, послушай меня внимательно, пожалуйста, — Томашевский проигнорировал вопрос. — Я виноват, что влез в твою жизнь и понадеялся, что у меня, как у всех нормальных людей, может быть друг. Просто друг. Я виноват, что не заметил, как и когда ты начал воспринимать всё иначе. Я виноват, что втравил тебя в неприятности одним фактом своего существования. Я не тот человек, в которого стоит влюбляться. Я не тот человек, который откроет тебе радости однополой любви, даже если ты будешь продолжать настаивать, что это твоё.

— Неправда, я нравлюсь тебе! — «Ведь не зря же Вадим сказал, что нравлюсь! Этот змей видит всех насквозь!»

— Глупый! Мне, в самом деле, нравятся богатенькие папики и грязный секс. Я отвратительный гомик. Не нужны мне ни любови, ни нормальные отношения!

— Врёшь ты всё! Просто скажи, чего тебе не хватает! Я всё сделаю, Тома!

— Подрасти, Эрик Рау! И поумней.

Томашевский ушёл. Наверху щёлкнул замок, и до утра не смолкал топот ног. Эрик так и остался стоять в проходе, не слыша ни звука, едва дыша, до боли, до звёздочек в глазах сжимая веки, чтобы только не расплакаться, действительно, как ребёнок.