Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 27

– Даааааа, твою мать, – выдохнул после того, как оказался окружен её влажной плотью.

Котёнок вцепилась руками в руль, опираясь на него. Я приподнимался, врезаясь в неё, выходил полностью и погружался снова. Руками сминал сочную грудь, сжимая сильнее, чем следует. Сегодня не существовало тормозов!

Здесь и сейчас я хотел снова и снова доказывать этой женщине, что она моя, и останется только моей. Показывал, что никто никогда не будет желать её так же, как и я. Целовал её шею, плечи, спину, пытаясь не пропустить ни одного участка шелковой кожи.

Аня начала сокращаться вокруг меня, протяжно крича и откидываясь на мою грудь. Я ускорил движения, опуская руку ей на клитор, второй сжимая между пальцами другой руки сосок, оттягивая его. Уткнувшись носом в её затылок, на котором блестели капельки пота, собрал их все до единого языка. Аня хныкнула, когда я дотронулся до все ещё пульсирующего клитора. Сегодня я сделаю так, что она забудет все и всех, получая оргазм за оргазмом. Движения руки были быстрыми, такими же, как и мои фрикции. Котёнок стонала, выгибаясь грудью вперед.

– Я близко, – сказал, уткнувшись лицом, в её шею.

– Давай, Котёнок! Сейчас! – после этих слов, одновременно с тем, как её лоно снова начало сокращаться вокруг моей каменной плоти, излился в неё с рыком.

– Хочу тебя...хочу тебя...безумно хочу тебя, – всхлипывала она.

Наше тяжелое дыхание заглушало музыку. Котёнок лежала на моей груди, вцепившись пальцами в руль так, что побелели костяшки. Я поглаживал её по животу, ногам, оставляя легкие поцелуи на затылке и плечах. Тело наконец–то расслабилось. Вот он покой. Рядом с этой женщиной, внутри этой женщины. Окна в машине запотели, от нашего безумия. Мимо проносились какие–то тачки, сигналя нам. Но этот момент невозможно было разрушить. Откинулся на спинку сиденья, поворачивая Марину за подбородок, целуя её чувственный губы. Улыбнулся, почувствовав, что вновь готов владеть ею. Чёрт, нам надо доехать до квартиры, или мы не вылезем из этой долбанной тачки.

– Я не сделал тебе больно? – спросил, отстраняясь, всматриваясь в её лицо.

– Нет, ты не сделал мне больно...мне больно, когда ты не со мной.

Осторожно снял её c себя, поправляя платье, и пересадил на соседнее сидение. Завел машину, и мы тронулись с места. Улыбнулся, посмотрев на нее, и вдавил педаль газа.

ГЛАВА 12

Отправляясь в университет, я твёрдо знал, чего хочу от жизни: получить надежную профессию, занять высокую позицию в обществе и стать тем, кем гордился бы Луис. С тринадцати лет я пытался вступить в банду, но брат даже слышать об этом не хотел. Думая о том времени, вспоминаю, как сильно злили меня его отказы. Казалось, он просто считал меня недостойным для того, чтобы стать членом Сангре Мехикано. Да и куда мне до него? Сильного, смелого, нагоняющего страх на окружающих истинного мексиканца. Мало кто считал меня его братом. Жалкий ублюдок русской шлюхи и одного из подонков гринго. Ненависть к себе и своей внешности росла вместе с желанием во что бы то ни стало, доказать свою принадлежность к банде и абсолютную незаменимость для неё. Я готов был отдать все, лишь бы получить наколку в виде коранчо с буквой «М» в клюве .

Протестуя, делал все возможное, чтобы показать, насколько сильно ошибается брат. Я участвовал во всех уличных боях, избивая противников до полусмерти, оставляя выигрыши за поединки банде, работал механиком в автомастерских, принадлежащих Сангре Мехикано, общался исключительно с мексиканцами, игнорируя всех остальных. Но брату все это казалось недостаточным. Он словно заезженная пластинка твердил, что мне нужно учиться и не думать о глупостях. После подобных разговоров, я каждый раз выходил из себя, хлопая дверью и отправляясь выплёскивать злость на улицах. Но Луис не прекращал попыток убедить меня в том, что банда может загубить мою жизнь, а я достоин лучшего. Все его доводы казались пустыми. Тогда он просто смирился. Позволил мне в пятнадцать лет наколоть на спину Коранчо. Это был самый счастливый день в моей жизни. Я находился в какой-то идиотской эйфории, предвкушая, как сильно изменится моя жизнь к лучшему после этого события. Но потом появилась тысяча заданий банды, которые держали меня от неё подальше. Каждое из них оказывалось смешнее предыдущего. В то время, как ребята толкали товар или выбивали долги, я под предлогом проверки не торгует ли кто-то чужой на нашей территории, мотался по колледжам, осматривая кампусы в поисках чужаков, на самом деле просто наблюдал за жизнью студентов. Брат заставлял отсиживать занятия в школе от звонка до звонка, контролируя ребят из банды и не позволяя им совершать действия способные бросить тень на всех нас. Луис делал все возможное, чтобы банда перестала интересовать меня. На улицах убивали моих сверстников, в то время, как сам я отсиживался в стороне, выполняя идиотские задания. Отвращение к себе достигало ещё больших размеров, чем было до вступления в банду. Иногда я получал настоящие задания и именно они, поменяли мои приоритеты. Не знаю, на каком именно этапе, но пазл из реальных дел Сангре Мехикано складывался в ужасную картину: торговля наркотиками, оружием, проституция – все то, что губило жизни других, пЕгорсило нам стабильный доход. Постепенно от дикого восторга от членства в банде не осталось ничего, кроме отвращения, вызванного её занятиями.

Тогда я понял, что Луис прав. Банда не несет за собой ничего созидательного, сея разруху и смерть. Но выйти из Сангре Мехикано возможно лишь в случае смерти. Чем старше я становился и сильнее хотел отдалиться от этой грязи, тем серьезнее задания приходилось выполнять. Все свободное от работы время я окунался с головой в подготовку к университету, в подготовку к лучшему будущему. Ведь только так возможно было держаться подальше от той грязи, в которой мы тонули с самого детства.

Калифорнийский университет встретил меня как своего. С первого дня поразила гигантская пропасть между двумя мирами: в котором вырос и куда попал. Я не мог поверить, насколько там всем глубоко наплевать, какого цвета твоя кожа, в каком районе ты вырос и сколько денег у твоих родителей. Безусловно, были, как и во всех других университетах, «братства» и «сестричинства», в которые вступали богатенькие гринго, но я старался держаться от этого высокомерного сброда как можно дальше. Да и не понимал, как можно называть братом какого-то белого выскочку, в заслугах которого лишь поступление в университет на год раньше тебя и финансы родителей. Не может общество, основанное на лести, считаться настоящим братством. Обладая собственным опытом членства в банде, где основой являются именно общие цели, идеи, настоящая привязанность и лояльность друг к другу, я знал, что значит быть братом. Сравнивая наши миры, я бы не назвал студенческий вариант «братства» даже клубом по интересам. Так, просто элитная общага.

Погрузиться с головой в учебу, абстрагируясь от привычной жизни, было чертовски здорово. Находиться вдали от перестрелок, наркотиков, крови и смертей оказалось приятнее, чем я предполагал вначале. Луис заглядывал ко мне пару раз в неделю, в каждом его слове и жесте впервые за всю свою жизнь я видел нескрываемую гордость. Гордость за меня! Я не мог поверить, что наконец-то брат доволен моим занятием, не мог поверить, что вижу счастье в его глазах, когда он расспрашивал меня о выбранных предметах, преподавателях и успехах. Луис с интересом слушал все мои нудные университетские истории, а я чувствовал себя ребенком в рождественское утро, получившим долгожданный подарок.

Потом появилась она. Пенелопа. Жгучие иссиня-черные волосы, тёмные как ночь глаза, смуглая кожа, изящные изгибы и дерзкий взгляд. В ней сочеталась бесконечная женственность и дерзость, за которую несколько раз в день хотелось промыть её хорошенький грязный рот с мылом. Мы познакомились на одной из вечеЕгорк, играя в алкогольную игру. Наутро я проснулся с этой бестией в одной постели, но, как ни странно, не поспешил отправить её домой, а остался с ней в кровати на следующие несколько дней. В Пенелопе меня привлекало все, от звонкого заразительного смеха до грубых словечек, которыми она не стеснялась выражаться по любому поводу. Член стоял сутками колом от одной мысли о сочном теле. Я не мог ею насытиться, надышаться. Не важно, сколько времени мы проводили вместе, мне всегда было мало. Только рядом с ней жизнь стала казаться полной, лишенной каких бы то ни было изъянов. Я, мать его, был счастлив до тошноты.