Горизонтальная война – снимая маски (СИ) - "Есения" - Страница 27

— Слушай, вот что ты будешь с ней делать после того, как всё закончишь? Не боишься, что она расскажет?

— Нет, — усмехнулся Роман. — У меня есть нечто, чего всем сердцем желает Мелания, ради этого она даже убьёт, я уверен.

— И что это?

«Мне вот тоже интересно», — я сделала шажок, чтобы быть ближе и не пропустить ни единого слова.

— Способ вернуть себе дочь раз и навсегда, — победно ответил он. — Поверь мне, зная это, Мелания как миленькая сделает всё, что я ей скажу.

— Ты пугаешь меня, — сказала Марина так тихо, что я едва смогла расслышать. — Ты же не хочешь толкнуть её на преступление?

— Нет, — раздражённо бросил он. — За кого ты меня принимаешь? Мария Звягинцева в прошлом уже совершала преступления, за которые полагается немалый срок. Если Мелания сможет найти этому доказательства и предоставить их суду, то вместе с нашими обвинениями её посадят пожизненно без права надо срочное освобождение.

Мама? Из-за голода сознание начало уплывать. Вцепившись в выступ на стене, я заскользила по полу, чтобы не упасть и не выдать себя, но промахнулась. Выступом оказалась картина, которая сорвалась сразу, как только я на ней повисла. Грохот скрасил пушистый ковёр, но даже такой шум привлёк внимание заговорщиков. Чертыхнувшись, я попыталась подняться.

— И давно ты подслушиваешь? — надменно спросил Роман, сложив на груди руки.

— Сколько надо, — с вызовом ответила я, всё ещё собирая ноги с пола.

— Совсем бесстрашная, да? — он оперся плечом на стенку, и продолжил смотреть, как я поднимаюсь.

— Да я в жизни столько дерьма видела, что тебе и не снилось. Куда тебе до Домогарова с его... — выдохнула я и замолчала.

Кро-о-ошка...моя девочка...

Зажмурившись, я помотала головой, чтобы избавиться от наваждения.

— Мелания? — Марина вышла из-за спины брата и протянула руки. — Мел, прости, мне жаль...

— Хватит, — я отбросила её руку и поднялась, держась за стену. — Я хочу знать правду. Всю правду. — Я смотрела то на одного, то на другого и не понимала, что меня так беспокоит в их внешности? Словно что-то ускользало от моего внимания, но было таким явным, что раздражало.

— Какую? — снова выступил Роман.

— Например, почему вы о Никите говорите, как о ком-то несуществующем. Или, в чём именно вы подозреваете мою семью. А ещё, что за пожар, который вас так волнует? И Белоярцевы, — я нахмурилась заметив, как побледнела Марина и напрягся Роман. — Я вспомнила, что говорила мне мама на дне рождении десять лет назад.

— Мел, не надо, а? — Марина встала между мной и хмурым братом. Её глаза странно блестели. — Пойдём, надо поесть и отдохнуть, эти месяцы нам всем дались тяжело.

— Да что ты говоришь, — рассмеялась я. — Серьёзно? Вам было тяжело? Да ты хоть знаешь, что это такое — знать, что твоего ребёнка могут убить в любой момент или покалечить, и платой за его жизнь является твои свобода и тело? И что человек, которому ты доверила самое драгоценное может умереть, если ты попытаешься сопротивляться?! Знаешь? — сорвалась я. — Да ни хрена ты не знаешь! Так что не строй из себя сочувствующую, мне не нужны ни ваша доброта, ни жалость. Мне нужна только дочь, и если для её возвращения мне снова надо будет продать себя или душу вывернуть наизнанку— я это сделаю, понятно тебе? — я с ненавистью посмотрела на неё и не дождавшись ответа — отвернулась.

Какого лешего я здесь распинаюсь? Ведь давала себе зарок никому, ничего не рассказывать.

— О чём ты говоришь? — Рома уронил руки и качнулся вперёд.

— О том, что я не сама пошла к Глебу, — мне было мучительно стыдно говорить об этом, но держать в себе всё это больше не было никаких сил. — Меня похитили, когда я ехала домой, и держали в клетке. И то, что я тогда сказала Никите...

— Что? — Рома встряхнул меня за плечи, и поднял голову за подбородок.

— Неважно, — я прикрыла глаза, смаргивая слезу. — Он всё равно не хочет меня видеть, так какой толк распинаться здесь перед вами?

— Эм... думаю, нам всем надо успокоиться, — Марина попыталась оторвать руку Романа от моей головы, но у неё ничего не вышло.

Взгляд, которым он меня прожигал был наполнен злостью, я бы даже сказала яростью. И в этот момент мне очень захотелось спрятаться в какую-нибудь нору, где никто не сможет меня достать и тронуть. Прикосновение его рук обжигало кожу, вызывая дрожь и тошноту.

— Что ты хотела сказать? — он повторил свой вопрос сквозь зубы, заставляя меня снова сжаться от страха. — Говори!

Не могу. Противно от самой себя. Я же никогда не была трусихой, так почему позволяю так с собой разговаривать? Кажется, что часть меня просто рассыпалась на сотни осколков, которые разрывают меня изнутри.

— Рома, ты перегибаешь палку, — Марина выступила вперёд и тронула брата за плечо. — Так нельзя, она только что с больницы. Ей нужно время, чтобы прийти в себя и адаптироваться. Отпусти.

Замедлившись на несколько мгновений, он нехотя разжал пальцы и отпустил мою голову. После этого Роман просто развернулся и ушёл. Из дома. Хлопнула входная дверь, мне показалось, что где-то даже осыпалась штукатурка, а может быть и лопнула дверная коробка. С такой силой он приложил.

— Марина... — я захлебнулась от страха и сжалась в комок. — Марин, мне страшно, он... я... я боюсь его, пожалуйста, отпустите меня.

— Девочка моя, — дрожащим голосом сказала она, гладя меня по голове. — Бедная. Прости, он не со зла. Он сейчас просто на взводе и... поверь, он не злой. Пойдём, я что-нибудь приготовлю, тебе нужно перекусить, да и мне в общем-то тоже — я с самого утра ничего не ела.

Подставив плечо, чтобы я поднялась, она буквально взвалила меня на себя и привела на кухню, усаживая за стол. И если бы не высокая спинка стула, то я возможно бы упала, потому что та аура, что витала вокруг Романа Владимировича, подавляла любое желание сопротивляться и убивала все ростки моей самозначимости.

Глава 14

С того дня я Романа Владимировича больше не видела. Слышала, как приходил, как уходил или сидел на кухне, но лично мы не встречались. Иногда проскальзывала мысль, что он меня избегает. Но каждый раз ловя себя на этой мысли, усмехалась: где сейчас я и где он? Чего бы этому могущественному, насколько я поняла, человеку избегать встречи со мной?

Марина ещё некоторое время пыталась как-то сгладить произведённое им впечатление, но потом плюнула и занялась своими делами, надолго зависая в компьютере. Мне же был отдан стеллаж с книгами на первом этаже. Мол, развлекайся, ни в чём себе не отказывая.

Отныне каждый мой день начинался с часового отмокания в ванне, где я до крови растирала кожу жёсткой щёткой, стараясь смыть всю грязь, в которую от души обмакнул меня Домогаров. Даже видя ссадины от бесконечного мытья, я не могла остановиться. Иногда мне просто хотелось снять кожу и выстирать её в машинке. Возможно тогда, я бы не чувствовала себя столь ущербной и заплёванной.

Вес постепенно возвращался, хотя волосы и пришлось состричь почти под корень. Будь моя воля, я бы их сбрила, но Марина не позволила, заявив, что я женщина в конце концов, а не панк. Она старалась готовить вкусно и разнообразно, так что мне совесть не позволяла отказаться от завтрака или обеда смотря в её глаза. Редко, она баловала меня итальянской или французской кухней, но каждый раз когда готовила пирог с лимоном, я будто возвращалась в детство.

Всё свободное время я старалась посвятить тренировкам. Первое, что пришло на ум это йога, ибо моё измученное тело было просто не способно пережить другие нагрузки. Кошмары продолжали преследовать, не давая сомкнуть глаза по ночам. И если две недели назад мне ещё снился тот Глеб, что держал меня в клетке, то с тех пор, как я поселилась в этом доме, мне снилось, что я жестоко убиваю Домогарова, перед этим тщательно его помучив.

Тяжёлые, пропахшие кровью и страхом сны выматывали больше, чем вопросы Марины о забытой семье. Как-то, я попросила её дать мне доступ к компьютеру, чтобы почитать последние новости, на что мне было в довольно жёсткой форме отказано, причём газеты я тоже не могла читать, потому что почту сюда не возили.