Скорбь Гвиннеда - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 9

Почти машинально Кверон потянулся к остриженным волосам — и улыбнулся.

— О, да, коса все еще должна была бы связывать меня, — пояснил он. — Однако сама по себе, она лишь символ, хотя и весьма важный. Когда символ превращается в помеху, его надлежит убрать. И поэтому я попросил Ревана остричь меня. Мне еще придется совершить особый ритуал в уединении… надеюсь, вы понимаете.

Джорем кивнул.

— Разумеется. Тогда мы проведем обряд для Джесса нынче вечером, как и собирались, а вы готовьтесь к завтрашнему дню. Тем более, все равно лучше принимать вас порознь. Джесс, тебя все устраивает?

Молодой человек, с интересом прислушивавшийся к разговору старших, церемонно кивнул.

— Я, как всегда, в полном распоряжении Совета, отец Джорем, — промолвил он осторожно.

— Благодарю. В некотором смысле, теперь, при сегодняшнем состоянии Совета, все это не более чем простая формальность, однако времена нынче такие, что осторожность не повредит… А когда вы оба станете полноправными членами, мы подумаем о том, стоит ли принимать седьмым Тависа О'Нилла. У нас есть как минимум еще одна кандидатура, ведь епископ Ниеллан окончательно перешел на нашу сторону, однако в пользу Тависа есть один важный довод. Ему удалось научиться у Райса, как блокировать способности Дерини, перед тем, как Райс погиб… Вы, скорее всего, не знали об этом, Кверон?

— Он, правда, сумел это сделать? — пробормотал тот. — Честно говоря, завидую белой завистью. Надо будет расспросить его поподробнее.

Джорем улыбнулся.

— Обязательно. И, думаю, вы будете удивлены, насколько он возмужал за последнее время.

Кверон добродушно хмыкнул.

— Весьма своевольный юноша — таким он мне запомнился с последней нашей встречи. Где он сейчас?

— Готовится к свиданию с принцем Джаваном — а потом вернется в наше убежище, в обители святого Михаила, — отозвался Джорем, поднимаясь с места. — Если хотите, можем отправиться туда вместе, а я по дороге расскажу, что вас ждет завтра вечером. И если вам нужна часовня для… каких-то обрядов, то на сегодня она в вашем распоряжении.

— Аббатство святого Михаила, — кивнул Кверон. — Понятно. Это там вы укрыли детей? — Он обернулся к Ивейн и также встал со стула.

Она улыбнулась.

— Да, а вместе с ними и мои слуги, а также все, кому посчастливилось уцелеть в Трурилле. Там же найдут приют часть людей из свиты Ниеллана и епископа О'Бирна, и мы надеемся разместить еще гавриилитов и михайлинцев из Дхассы.

— Гавриилиты? — переспросил Кверон. — А кто там будет?

— Прежде всего, отец Рикарт, — начала перечислять Ивейн. — По-моему, еще отец Кенрик и отец Юрис, хотя тут я не уверена, они могли уехать в другое место.

— Все равно неплохо, — согласился Кверон, направляясь вместе с Джоремом к дверям, предусмотрительно распахнутым для них Анселем. — А как поживает принц Джаван? Вы ведь должны знать — если Тавис теперь на нашей стороне?

— О, он пока остается в Валорете, — ответил Джорем. — Однако, когда вы увидитесь с ним, вас также ожидает сюрприз. Знаете, Кверон, он не просто поддерживает нас — он и сам почти уже стал Дерини.

— Вот как? — только и произнес Кверон, ступая вслед за своим провожатым в открывшийся Портал.

Глава III

Ибо не о пире говорят они, но против мирных земли составляют лукавые замыслы[4]

В эти дни в Валорете регенты торжествовали победу — празднества не затронули лишь принца Джавана, который вынужден был скрывать свое отношение к Дерини, чтобы уцелеть. Парадный зал Валоретского замка был обустроен для большого банкета, который устроили в честь свадьбы нового графа Шиильского, одного из регентов.

Нынче в полдень бывший барон Хортнесский, которого еще называли иногда Раном Беспощадным, обменялся брачными обетами с единственной дочерью Мердока Картанского, другого регента, — чей старший сын Ричард в этот же день взял в жены леди Лирин Удаут, дочь Коннетабля королевства. Обе супружеские четы восседали теперь за праздничным столом, по бокам от короля Алроя, разнаряженные не меньше, чем сам правитель, так что при взгляде на них любой решил бы, что перед ним — особы царских кровей. Короны, венчавшие голову Рана и его жены, стоили дороже, чем у братьев короля.

Однако не все сегодня устроилось по воле супругов, заметил про себя принц Джаван, делая вид, будто поглощен музыкой менестрелей, игравших в центре зала, в то время как сам исподтишка наблюдал за гостями. Молодому Ричарду Мердоку даже не позволят пока уложить жену на брачное ложе — и едва ли за это он станет благодарить своего отца. Лирин Удаут сровнялось всего только двенадцать лет, она была даже младше, чем сам Джаван и король. Еще несколько лет девочка проведет в родном замке, под неусыпным материнским надзором, и ее брак останется чистой формальностью — денежным и политическим союзом — к вящей досаде Ричарда. Впрочем, он без сомнения найдет немало женщин, готовых согреть ему постель…

К сожалению — ибо Джаван всей душой ненавидел Рана Хортнесского, самый молодой из пятерых регентов короля Алроя оказался куда более удачливым покупателем на рынке невест, уж его-то супругу, горделиво красующуюся рядом с мужем за королевским столом, никто не осмелился бы отправить в детскую после церемонии! В свои восемнадцать весен Агнес Мердок вполне созрела для замужества. Не то чтобы брат короля был настолько хорошо посвящен в тайны супружеских покоев, но он не был и слепым — достаточно было лишь взглянуть на Агнес, чтобы понять: она ждет, не дождется наступления первой брачной ночи. Джаван еще сильно поспорил бы, сохранила ли она девственность до сего дня!

Чуть слышно хмыкнув себе под нос, — ибо он прекрасно сознавал, что в эти дни союзы заключались большей частью в политических целях, дабы скрепить узы, связующие регентов, — принц Джаван Халдейн нарочито медленно и осторожно поднес к губам кубок и сделал вид, будто жадно пьет. Затем поставил бокал и прикрыл глаза, словно захмелел от вина, исподтишка окидывая взором огромный зал.

Но он не был пьян. Более того, за весь вечер он не выпил почти ни капли, хотя вино вокруг лилось рекой; однако если кто-то вздумал бы наблюдать за ним, то наверняка убедился бы в обратном. Джаван сожалел лишь о том, что время тянется так бесконечно медленно, и еще слишком рано, чтобы он мог удалиться с этого лицемерного торжества. Сегодня должен появиться Тавис!

Но совсем недавно звонили к вечерне — колокольный звон донесся в сумерках, сквозь завесу снегопада, — а раньше заутрени нечего было и думать о том, чтобы отправиться на поиски Дерини. К тому времени большинство гостей будут настолько пьяны, что не заметят его ухода… по крайней мере, Джаван очень надеялся на это.

А пока он мило улыбался всем вокруг и делал вид, будто напивается в одиночестве. Это было несложно — на него мало кто обращал внимание. Снаружи уже сгустились сумерки, окна замка потемнели, и теперь в зеркалах отражались укрепленные в стенных скобах факелы и дюжины свечей из первосортного воска, расставленные на ломившихся от снеди столах. В их свете серебро и латунь сверкали, как золото, и горели раскрасневшиеся лица пирующих. Если бы не ненависть, которую принц Джаван испытывал к окружающим, он не мог бы не признать, что все вокруг смотрится очень красиво.

Конечно, он ненавидел не всех! Братьев он очень любил; они-то, кстати, от происходящего явно не получали особого удовольствия. Алрой, по крайней мере, точно. Зажатый между двумя невестами, он сидел, одинокий, обреченно-скучающий… и очень, очень уставший — раздраженно теребя жесткий ворот расшитого парадного одеяния. По крайней мере, корону он снял еще раньше, так что она хотя бы не грозила упасть в тарелку всякий раз, как бедняга пытался что-нибудь съесть.

Несчастный Алрой! Он никогда не отличался особым здоровьем; из троих братьев, несмотря на увечную ногу, Джаван был самым крепким. А в последнее время король выглядел особенно хрупким — хотя граф Таммарон, наименее отвратительный из регентов, когда Джаван осмелился спросить его об этом, заверил, что с братом все в порядке.