Стигмалион - Старк Кристина - Страница 7

К Сейджу бабуля относится как к фамильной драгоценности – сдувает пылинки и горделиво показывает подружкам. А от меня она вообще без ума, потому что страшно балует. Взять хотя бы… Нет, здесь лучше рассказать по порядку.

Когда я приехала к ней этим летом, она сначала тискала меня полчаса (надев перчатки, конечно, и застегнув все пуговицы доверху), потом закатила для меня обед, а после повела в гараж. А там – ни черта себе – стояла новая машина, повязанная огромным бантом! Я перевела взгляд с машины на бабушку, не понимая, в чем суть розыгрыша и где тут скрытая камера.

– С днем рождения, Лори! – воскликнула бабушка, сжимая меня в крепких руках и целуя воздух по обеим сторонам от моих щек.

– Ба… – медленно заморгала я. – У меня он в феврале. А сейчас июль.

– Какие пустяки!

– И у меня нет прав, и мама не разрешит, и вообще… Я, наверное, сплю.

Я начала разглядывать машину, и чем дольше разглядывала, тем сильнее у меня тряслись руки и ноги. От изумления. От восторга. От переполняющего меня счастья.

– Как для первой машины, может, чутка великовата, но я верю, ты справишься. Водить можно с семнадцати. За полгода как раз разберешься, где газ, а где тормоз, сдашь тест на теорию, получишь ученические права!.. – начала безумствовать бабушка.

Я подбежала к машине, стала разглядывать диски, заглядывать в окна. Нереально красивая машина. Прямо-таки топ-модель среди машин. Железная Жизель Бюндхен, черт побери!

– Залезай! – скомандовала бабушка. – Послушаешь, какая у нее стереосистема, а встроенное меню, а кожаный салон, а кресла с поясничной поддержкой!

Мама потом будет звонить бабушке и истерить по поводу «безумных подарков от безумной бабки». Будет кричать: «Ма, ты совсем из ума выжила?! «Ауди S7» в шестнадцать лет?! Серьезно?!»

А бабушка ей скажет: «Ну извини, дочь, скаковые лошади – это прошлый век».

А мама ей: «Ты поняла, что я имею в виду! Я не позволю сесть ей в этого металлического монстра».

А бабушка ей: «Чтоб ты знала: внутри этого монстра безопасней, чем снаружи».

И так далее, и тому подобное.

На повышенных тонах и с не предназначенной для детских ушей лексикой.

Потом вмешается папа и попробует уговорить бабушку вернуть машину в салон: «Аманда… Вы же понимаете… Давайте представим… Возможно, не стоит торопиться… Все-таки это серьезный шаг…»

А бабушка ему скажет: «Если Лори не будет ездить на этой машине, то я вам наследство не оставлю!»

Так она любой спор заканчивает. Характер, что поделать…

Но сейчас, пока родители не узнали, – счастье есть! Мы с бабушкой залезли в салон и стали слушать Джастина Бибера, и почему-то было дико смешно, что я слушаю его вместе с собственной бабушкой. А бабушка качала головой в такт, как прожженная фанатка, и блаженно улыбалась…

Есть люди, которые отказываются стареть. Которые показывают старости средний палец и продолжают жить на полную, как будто время потеряло над ними власть. Они слушают современную музыку, они кайфуют от достижений прогресса (будь то навороченные мобильные телефоны, Интернет или всего лишь наращивание ресниц!), они с удовольствием общаются с молодежью и веселиться умеют так, что обзавидуешься в свои шестнадцать! Все это относится в моей бабушке. Вот такая она удивительная.

– Знаешь, что, – сказала ей, – теперь я знаю, на кого похожа. На тебя. Ты – самая сумасшедшая бабушка на свете!

– Спасибо, моя драгоценная, – улыбнулась она и поджала губы. Как будто вот-вот расплачется.

– Жаль, что я не смогу родить тебе правнучку, – вырвалось у меня. – Я буду последней безумицей в твоем роду.

– Тс-с, – прошептала бабушка. – Лучше послушай, что мальчонка поет.

Мальчонка тем временем запел песню «Believe»: «Все начинается с маленькой искорки, которая угасла бы, если твое сердце не мечтало со мной. Где бы я был, если бы ты не верила в меня?..»[5]

– Так вот, я мечтаю вместе с тобой, – продолжила бабушка и сжала мою ладонь. – Ты не одна, милая.

– Спасибо, ба. Хотя я не до конца понимаю, во что конкретно верить. В то, что мою болезнь научатся лечить? В то, что Сейдж окажется не моим братом, и я смогу выйти за него замуж? – нервно рассмеялась я. – Или есть другой способ почувствовать себя полноценной? Другой способ позволить себе касаться кого-то и не умереть?

«Если бы ты не верила в меня, разве узнал бы я, каково это – прикоснуться к небесам?!» – воскликнул Джастин из динамиков, словно слышал наш разговор и участвовал в нем.

– К небесам! – простонала я. – Тут бы человека простого потрогать.

Бабушка рассмеялась, лучики морщинок окружили медово-карие глаза, и я рассмеялась вместе с ней.

– Просто помни, я рядом и мечтаю вместе с тобой, – повторила она. – А когда двое мечтают – это уже совсем не то что мечты одного. Запомнила?

– Запомнила.

– А теперь пересаживайся на пассажирское сиденье, моя ненаглядная. Поддадим газку! Мне сказали, что эта тележка разгоняется до ста километров в час за пять секунд! Старушке не терпится проверить!

Я переползла на пассажирское, клацнула пряжкой ремня безопасности и посмотрела на бабушку с немым восторгом.

– Я буду твоим солдатом! Каждую секунду буду сражаться за твои мечты, малышка![6] – начала громко подпевать бабушка. Голос у нее сильный и красивый, такой только у потомственных аристократок и бывает. Заурчал мотор, мы выехали из гаража и направились к автостраде. – Поэтому не волнуйся, не плачь, нам не нужны крылья, чтобы лететь! Просто держи меня за руку!

Тем летом мне начали сниться сны.

Сны о прикосновениях.

В них я ходила без перчаток, ела ту же еду, что и другие люди за столом, обнималась с друзьями, целовала парня. А он целовал меня – и мои губы не покрывались ожогами.

Мое подсознание пыталось обрести во сне то, чего ему так не хватало в реальности. Я просыпалась вся взмокшая, разгоряченная, с пылающим лицом и липкими ладонями.

Однажды мне приснилось, что я танцую с незнакомым парнем. Его рука гладит меня по лицу, потом движется вниз, обрисовывая линию ключицы, сжимает грудь, соскальзывает все ниже и ниже, пока не касается пояса моих шорт.

Но вот и пояс не останавливает ее. Рука упорно движется к тому месту, где соединяются мои ноги. А потом парень заглядывает мне в лицо, и я немею: это Сейдж. «Я люблю тебя, Тэйла», – говорит мне он, и я вскакиваю на кровати, мокрая от пота.

Той ночью я так и не смогла уснуть, завернулась в одеяло и отправилась гулять по бабушкиному «замку». Люблю темноту, она гораздо интересней света. Возможно, потому, что таит в себе неведомое: чудовищ и волшебников, монстров и фей. А в том мире, где есть волшебство, есть шанс, что меня сделают нормальной, здоровой, такой, как все. Легко, с помощью магии.

В гостиной мерцали ночные светильники, догорали поленья в камине, на овечьей шкуре спала Хэйзел. Я стянула из холодильника кусок марципанового теста и вышла в сад. Побродила среди деревьев, посмотрела на звезды, замерзла – холодные ночи не редкость для этих краев. Даже в июле температура может опуститься ниже пятнадцати. Потом отправилась обратно. Под ногами пружинил мокрый от вечерней росы газон, дул слабый ветер, и от аромата жимолости кружилась голова.

Я остановилась, чтобы отцепить от розового куста уголок одеяла, и в глубокой тишине расслышала странные звуки. То ли плач, то ли стон. Звуки доносились из западной спальни с бархатной занавеской и приоткрытым окном. Я подошла ближе и медленно, миллиметр за миллиметром, заглянула внутрь, за занавеску.

В комнате горел ночник, на развороченной кровати сплелись в одно целое два человеческих тела. Я узнала Мэри – бабушкину экономку, молодую женщину с белой, как молоко, кожей. А над ней, как инкуб, наконец нашедший себе добычу, навис Себастьян – бабушкин охранник и шофер, который обычно сопровождал бабушку там и сям, занимался ее машинами и следил за порядком. Треугольник его спины был обвит женскими руками и ногами, как стены замков бывают обвиты стеблями плюща. Он накрыл ее собою как гранитной плитой, а она прорастала сквозь него, текла через него рекой…