Стигмалион - Старк Кристина - Страница 12

Я понемногу пришла в себя, но поняла, что еще раз подобный удар не переживу. Моя психика не слишком приспособлена для одиночных сражений. И мне нельзя оставаться одной, если какая-то беда вдруг схватит за шкирку и швырнет лицом об землю. Я просто не выживу, не переживу еще одну потерю.

Пластика губ все-таки потребовалась: меня уже записали на прием к пластическому хирургу. Также пришлось удалять лазером шрамы на лице – а вот это было все равно что с роем пчел целоваться. Еще пару недель в бинтах, с обожженными кусками кожи. Теперь я знала, что чувствуют жертвы косметической хирургии: твоего лица у тебя не будет. Будет другое, и тебе с ним жить.

– Каково это, мистер Лайонс, возвращать женщинам утраченную красоту? – спросила у своего пластического хирурга. Он совсем молодой, тридцати нет. На губах у него играла улыбка, и в глазах тоже. Наверное, смешно было видеть шестнадцатилетнюю, задающую подобные вопросы.

– Пожалуй, мне это нравится, Долорес, – ответил он, щуря карие глаза.

– Чувствуете себя богом?

– Разве что самую капельку, – хмыкнул он, поворачивая мое лицо из стороны в сторону.

– Кстати, не старайтесь особо. Мне все равно, как я буду выглядеть. Мне некого будет кадрить красивым личиком.

– Господи, что я вижу?! Девушку, которой все равно, что будет с ее лицом! – шутливо воскликнул он.

– Я серьезно. У меня редкая форма врожденной аллергии на молекулы жира, пота и прочих биологических жидкостей других людей. Все это, – я указала на свое лицо, – результат обычных поцелуев. Парень просто поцеловал меня…

– Я заглядывал в твою историю болезни… Очень жаль, Долорес, очень жаль. Но знаешь что? От меня ты все-таки уйдешь красавицей. Станешь лучше, чем была.

– Зря стараться будете.

– А вдруг не зря? Прогресс не стоит на месте. Сегодня мы умеем лечить болезни, от которых вчера умирали. А вдруг завтра найдется лекарство и от твоей аллергии?

– Большинство лекарств изобретают только затем, чтобы потом их продавать. Чем более редка и уникальна болезнь, тем меньше вероятность, что какой-то чудак захочет изобрести от нее лекарство, выкинув миллионы долларов на исследования и изобретение препарата… Люди с редкими синдромами и болезнями никогда не дождутся лекарства. Любой препарат – это бизнес-проект в первую очередь и должен хотя бы окупить затраты на его создание. Но в случае с редкими болезнями – это все равно что устраивать пышный банкет с лобстерами и шампанским, на который сможет прийти лишь пара бродяг.

Мистер Лайонс отложил карандаш, которым делал пометки в истории моей болезни, и терпеливо сказал:

– Ты очень умная, Долорес. В том, что ты говоришь, конечно, есть своя правда, но лично я верю в то, что не все в мире решают потенциальные прибыли. Есть благотворительные организации, которые могут спонсировать исследования твоей болезни, есть ученые-энтузиасты, есть чудеса, в конце концов…

– Я не верю в чудеса.

– Но они случаются! Вчера я выиграл пятьсот евро в лотерею! – хихикнул доктор Лайонс. И уже серьезно добавил: – Слушай, а ты не хотела бы начать вести свой блог, Долорес? В Инстаграме, например, или в Фейсбуке. Рассказать всему миру о своей болезни, о том, как живешь, с какими трудностями сталкиваешься. Ты очень умная, забавная, дерзкая. Ты смогла бы не только привлечь внимание общественности к людям с редкими генетическими нарушениями, но и, возможно, найти себе подобных.

Мой внутренний зверек насторожился, поднял нос и зашевелил усами.

– Ты поняла меня, да? Я постараюсь, чтобы отсюда ты ушла такой же красивой, какой была до… того самого парня. А ты постарайся не отчаиваться. Кстати, по поводу ожога на груди: моя ассистентка назначит тебе новый прием на…

– Оставьте. Я не хочу его убирать…

– Уверена?

– На все сто.

Обычно люди избавляются от шрамов, потому что со шрамами связаны плохие воспоминания. Но что, если шрам – напоминание о чем-то прекрасном?

В тот же вечер я завела себе аккаунт в Инстаграме и выложила туда свою первую фотографию и первое сообщение:

«Здравствуй, мир. Меня зовут Долорес, и у меня редкое аутоиммунное нарушение, которое заставляет клетки моего иммунитета работать не так, как они в норме должны работать.

Обычно иммунная система защищает нас от опасных и чужеродных элементов. Да-да, приходит иммунная «полиция» и стреляет разрывными пулями по «преступникам».

Но иногда иммунитет принимает за врагов вполне безобидные вещества, да еще и реагирует на них так бурно, что превышает все пределы «допустимой самообороны». «Полиция» достает не пистолет, а гранатомет и начинает стрелять из него во все стороны. Организм повреждает собственные ткани, вызывает отеки, сыпь и проблемы с дыханием. Он так сильно стремится уничтожить аллерген, что готов вместе с ним уничтожить и себя. Это уже не полицейский, а натуральный террорист-смертник! Именно этот агрессивный ответ на элементы окружающей среды и называется аллергией.

Люди могут испытывать аллергию на все что угодно, кроме дистиллированной воды: на орехи и яйца, на пыльцу и клещей, на рыбу и пух. Но мой организм принимает за «врагов» биологические жидкости других людей: пот, кровь, слюну. Распознает малейшие отличия в молекулах – и начинает атаку. Причем жестокую.

Проще говоря: я покрываюсь отеками, ранами и могу умереть от болевого шока, если кто-нибудь тронет меня.

Весело, да? Я не могу поцеловать парня, обнять родителей, есть попкорн из одной миски с подружкой. Я неприкасаемая. Сложно ли быть мной? Очень. Иногда хочется умереть. Тем более что это легко – нужно просто броситься кому-нибудь в объятия.

Но потом я вспоминаю о людях, которые любят меня, и о том, что если совсем уж прижмет, – то умереть я всегда успею. И еще я думаю, что в мире столько вещей, чудес и возможностей, которые так жалко упускать.

Я хочу, чтобы Господь Бог на том свете спросил меня: «Что ты успела сделать за свою жизнь, Долорес?» и тогда я начну перечислять – и этот список будет таким сумасшедшим, что Бог будет хлопать себя по коленям и хохотать.

«Я путешествовала, вела блог, радовалась и любила, побывала там, там и даже там! Я встретила его, ее и даже их! Я делала это, это и вот это! И даже, – добавлю шепотом, – успела поцеловать парня!».

И на этих словах Бог тут же подпрыгнет на своем троне и воскликнет:

– Даже это, Долорес Макбрайд?!

– Да! – рассмеюсь я.

– Ну ты даешь! – скажет Он.

– Ага! – скажу я.

– Вот уж кто не зря жизнь прожил!

Примерно так все и будет! Мне будет чем повеселить старика. Я не из тех, кто скажет Ему, потупив глаза: «Сорян, батя, я только и делала, что грустила, распускала нюни и в пятнадцать швырнула себя под поезд». Какая скука. А скука – это не про меня».

7

Охотники за правдой

В мой Инстаграм никто не заглядывал. Мир был слишком огромен, чтобы обратить внимание на историю одного человека. Все равно что заставить джунгли слушать трепетание крыльев одной маленькой бабочки. Я потихоньку цедила свою скромную историю среди котяток, светских сплетен и фотографий салатиков, а в подписчиках у меня были только Сейдж, бабушка и мама.

А потом, примерно полгода спустя, случилось нечто удивительное. Кто-то с ником Craig_007 написал мне в Инстаграме: «Долорес, ты классная! Знаю, что тебя нельзя обнимать, поэтому шлю тебе виртуальные объятия!»

Я и моя семья были первыми в мире чудаками, которые отметили комментарий в Инстаграме ужином в ресторане.

С людьми, мне подобными, дело обстояло еще хуже, чем просто с читателями. Честно говоря, я и не думала найти кого-то. Ведь все эти годы я считала себя уникальной.

Однако в один прекрасный день я увидела письмо в своем электронном ящике:

«Долорес, я с трудом в это верю, но, кажется, мы нашли друг друга. У меня такой же диагноз, как у тебя [дальше автор письма сделал три ошибки в диагнозе]. Может быть, встретимся где-нибудь и выпьем кофе? [Кофе? В кафе? Из нестерилизованных чашек? Приятель, ты уверен?] Я живу недалеко от Атлона, могу приехать. Буду ждать ответа! Никаких объятий, обещаю! [Смущенный смайлик]. Аарон».