Антэрмония. Путь к Лагунье (СИ) - "Юрстэрки Кихохимэ" - Страница 9

Зловещий зелёный свет выходит из-под арки, куда метнулся и ты, сосредоточенно смотря по сторонам, ища ненормального, осознавая, как нервы начинают сдавать от тяжёлой атмосферы, когда вот-вот да убийца выпрыгнет из угла, нанося роковой удар. Но ей-богу, сдаться ты не мог, давая опасениям накрыть с головой. Именно «Лана», как надежда — она жива и ждёт спасения, придавала сил. Ты должен быть ради неё отважным (но ты ведь не герой!).

Полный надежд женский крик эхом разносится по помещению:

— Помогите! Кто-нибудь! Прошу!

Будто то самое ожидаемое чудо, ты появляешься перед клеткой.

— Вы… как хорошо! Сделайте что-нибудь, пока он не пришёл!

— Где Лана? — даже не смотря в её сторону, интересуешься ты, не внемля страданиям.

— Помогите мне! Помогите! — А она — твоим, продолжая гнать свою линию, ведь инстинкт самосохранения очень громко вопит. Она хочет жить, она цепляется за последнюю соломинку.

— Ответь мне, ты знаешь, где Лана? Моя жена?

— Я… не знаю, кто такая Лана, но…

— Жаль, — констатируешь ты, намереваясь идти дальше. Только она перед глазами, только её спасение тебе важно. Ах, ты походу начинаешь сходить с ума, но жалости к брюнетке, запросто которую можно было вытащить, не обрекая на гибель, не испытываешь.

— Не уходите! Пожалуйста, вы ведь можете меня спасти?! Нет! Не-е…

Что с ней стало, а точнее, какой была её кончина, не заботило.

Дальше — удлинённый прямой коридор с какими-то склянками, книгами, зажжёнными свечами-лампами, барахлом. Холод чувствуется. Где же она? Ты столько прошёл. Увидел. Пережил. Но не можешь всё равно прикоснуться к ней.

Надежда была: если верить письму, то только через пятнадцать часов жертвой станет… Факт того, что они ещё не прошли, ты понял после сцены: держа за волосы, некто волочил безвольное живое тело по полу. Полноватая женщина улыбалась, страх ей, кажется, был неведом. Затаившись меж шкафов, куда не падал свет, с равнодушием полным смотрел, как убийца проходит тот же путь, что и ты ныне, идя по направлению к лестнице.

Быстро выпорхнув из укрытия, пройдя буквально пару шагов вглубь, — понимаешь, что есть в этом мире Бог. Пристёгнутой толстыми ремнями к кушетке лежала без каких-либо повреждений она. Глаза закрыты, дыхание ровное.

— Очнись, Лана, это я, — на негнущихся ногах, обретя вновь чувства, человечность, говоришь негромко, но с волнением ты, похлопав по плечу.

Она недовольно стонет и открывает глаза.

— Не волнуйся, я сейчас что-нибудь придумаю. — Смотришь по сторонам, ища острый предмет для освобождения от пут.

— Уходи…

— Чего?

— Тебе. — Кашляет. — Опасно тут находиться. Со мной.

— И бросить тебя. Тут. Одну на погибель?!

— Он не тронет тебя. Ты сможешь спастись, сможешь позаботиться о…

— Я не брошу тебя! — в резкой форме пресекаешь её последующие слова, не найдя ничего полезного. — Не оставлю. — Хватаясь за ремни и пытаясь их растянуть. — Спасу от этого двинутого. И даже, — отыскав сбоку скрывающуюся в темноте пряжку, избавляешься от двух из четырёх перетягивающих ремней, — отдам жизнь за тебя, но гада этого вместе с собой заберу.

Решимость твоя трогает Лану: она верит, что весь этот ужас в скором времени закончится. Вы вместе вернётесь в свой уютный дом, вычеркнув из памяти это несчастье.

Два оставшихся ремня не поддавались никаким действиям.

— Бесполезно…

— Ещё не всё потеряно!

— Он может вернуться с минуты на минуту…

— Да. Верно. Но знает ли он, что я — здесь…?

— Я думаю… Подожди, что ты делаешь?

Ты возвращаешь ремни в прежнее положение.

— Я спрячусь за ней, — указываешь пальцем на фиолетового цвета штору, висящую на гвозде по правую сторону, — и как только он встанет ко мне спиной, я его вырублю, а потом мы вместе сбежим.

План хороший, правда, в нём слишком много «но».

— А что, если не…

— Мы обязательно выберемся!

Неизвестно, как долго ты простоял в ожидании, теряя терпение, но в итоге, когда появилось зудящее желание вновь попытать счастье избавиться от неподдающихся усилиям ремней, послышались эхом разносящиеся шаги. Вот и монстр пожаловал, останавливаясь у панельной стойки, не подходя к лежащей женщине.

— Час от часу не легче, — гнусаво берёт виновник трагедии слово. — Твой муж не пришёл тебя спасать, попав в аварию. Самый настоящий глупец.

Охнув, Лана начинает естественно трястись: ей надо было его убедить, переманить всё внимание на себя. И тогда…

— Врёшь! С ним всё хорошо! Слышишь? — Женщина поворачивает в его сторону голову, с ненавистью смотря, чуть ли не выплёвывая слова с ядом, но и с чрезмерной уверенностью. — Он жив. И в безопасности. Далеко отсюда…

— И что с того, что он жив? Ты-то разве будешь к тому времени?

— …

— Я разочарован. — Делает шаг, останавливаясь у деревянных столов сбоку. — Он походил на человека, готового всем ради тебя рискнуть. Но в итоге из-за неверия — потерял время. Это привело к таким последствиям.

— В этом была и моя ошибка. Я поздно упомянула ему о тебе…

— Думаешь, скажи ты раньше, что-то бы изменилось?

— Многое! В его силах было защитить меня, других девушек, но… — На глаза Ланы наворачиваются слёзы, сдерживая их, голос отдаёт хрипотцой и слабостью. — Таковы обстоятельства: я здесь, ты скоро совершишь задуманное. К чему все эти разговоры? Сделай своё дело…

— Так хочешь умереть?

— Умереть? — усмехается она. — Смирилась с неизбежным.

— Оу, что ж… и мне, поверь, не доставляет радости ждать чуда. Часики пробили. Будет ли последнее слово? — Убийца близко оказывается к лежащей, смотря на неё сквозь скрывающую всё лицо снайперскую маску.

— Будет — сдохни сам!

Видно, данное «пожелание» не шибко понравилось затеявшему всю эту игру, впрочем, чего ещё ожидать от человека, знающего, что спасения не будет, а задеть словом — надо бы. Убийца сдавливает женское горло, с наслаждением любуясь, как постепенно воздух заканчивается… любуясь, не замечая изменившуюся обстановку. Не предполагая даже, что через секунду настигнет головы тяжёлый удар, из-за чего он потеряет сознание, а ситуация изменится в другую сторону.

Что и происходит: одно тело падает на пол, другое обретает возможность дышать.

— Мразь! Сволочь! Ненавижу! — словив ярость, озвучиваешь засевшие мысли, пиная его в бок. — Это ты будешь убит! Подонок!

Более-менее успокоившись, начинаешь с брезгливостью исследовать карманы плотной куртки, находя ножик. Было желание проткнуть им сердце дерзнувшего, однако ты не такой и здесь, чтобы спасти любимую, а дальше… дело полиции.

— Готово.

Не сказав более ни слова, вы крепко-накрепко друг друга обнимаете, не веря даже в благополучный исход.

— Спасибо, что пришёл…

— Прости меня! Я ведь тогда не поверил… оставил, бросил…

— Ничего, ты не мог знать, что так будет. — Зарывается пальцами в твои волосы.

— Я не звонил тебе, боялся, что ты сердишься на меня, ведь я… я…

— Не надо себя обвинять! — Она упирается ладонями в твою грудь, поднимая голову, с минуты смотрит в твои глаза, и берёт вновь слово: — Нам пора уходить.

— Ты права, — согласившись, отпускаешь её с толикой сожаления: держать в объятиях сие диво было неповторимо. Как же ты соскучился по ней.

— Надо бы его связать. Но чем? Было бы неплохо положить его на эту кушетку, используя ремни, но смысл в них теперь?

Отходишь к укрытию и срываешь штору, делая небольшую дыру в ней.

— Держи. Она крепкая, удержит эту скотину.

Подняв тело убийцы (вы настолько торопились, что даже не попытались узнать личность напавшего, будто это — уже в прошлом), накидываете на него штору, обматывая, крепко-накрепко завязывая оставшиеся края. Теперь ему нет возможности выбраться. Победа!

Нежно взяв за ладонь жену, вы спокойно идёте к выходу, быстро-быстро минуя ужасы подвала, поднимаясь по лестнице, и…

— Да как же так? Она была открыта! Была!

— Надо попытаться ещё раз.