Лизавета или Мери Поппинс для олигарха (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 48

Прыснув от смеха, я привычно отправилась выуживать его сандалики из Монблана остальной детской обуви, сваленной на спортивном мате, радуясь неожиданной передышке. Точнее тому, что удалось избежать неловкого момента после внезапных объятий. А он бы обязательно наступил — алый румянец уже стремительно заливал мои щеки, перебирался на уши, и готов был перекинуться куда-нибудь еще!

Мне не стоило забывать о приличиях. Но как же хотелось, Господи!

Да мне и не дали, собственно.

Как только мы вышли с детской площадки, Стасик, забрав свое транспортное средство, мирно дожидающееся своего владельца у лавочки, с гиканьем помчался впереди по аллее, ловко объезжая встречных и не забывая останавливаться у каждого мало-мальски привлекательного ларька. Мы шли следом, наслаждаясь прогулкой и, каюсь, я совершенно пропустила тот момент, когда Кирилл взял мою руку, переплетая наши пальцы. Мне хорошо так было, тепло и спокойно, что я почти не обращала внимания ни на что вокруг.

А когда обнаружила, было уже поздно! Ну не вырваться же мне и не шугаться в сторону, верно? Да и мужчина, естественно, вовремя заметив сомнения, мелькнувшие на моем лице (вот же вездесущий!), тут же поинтересовался спокойно так:

— Как вышло, что у тебя два настолько разных образования?

— Ты все слышал! — охнула я, возмущенно посмотрев. И знаете что? На его смеющемся лице не было и тени раскаянья.

Жулик!

— Видел, слышал, но решил не вмешиваться, — охотно согласился Громов. — Ты сама неплохо справилась.

— А ты великодушно дал мне шанс, да? — невольно рассмеялась я, хотя очень уж хотелось его стукнуть. Слегка! Помолчав немного, я вздохнула. — Спасибо еще раз. Я испугалась.

— Я был рядом, — просто пожал он плечами, явно не видя ничего геройского в своем поступке. — Защищать своих близких — это естественно. Если честно, Лиза, я не вижу причин для благодарности. Мне больше любопытно, как ты выбрала именно такие специальности.

Ловко он сменил тему. Я даже не успела снова покраснеть от смущения!

Как можно быть настолько идеальным, а?

— Так получилось, — охотно вернулась я к основной теме разговора, медленно вышагивая по нагретому асфальту. — Я была в выпускном классе, когда дедушку свалил инсульт. Затем второй, а потом и третий. И с каждым разом он словно возвращался на десятки лет назад. Жил прошлым, и считал, будто он снова молод, недавно женился, а я не его внучка, а дочка. Бабушка одна не справлялась, нужна была моя помощь, так что выпускные экзамены я сдавала кое-как. Год после этого вообще казался адом, дедушка едва ходил, почти не разговаривал, да и мало что понимал, если честно. Ни о каком институте, конечно, и речи быть не могло. Я подрабатывала то тут, то там, а потом…

— Четвертый инсульт?

Кирилл спросил это ровным, спокойным тоном, но пальцы мои сжал чуть сильнее, будто пытался показать, что он здесь, он рядом. Он все понимает и поддерживает. И я ему была благодарна за это.

Воспоминания о тех нелегких годах теперь почти не приносили боли. Паника, отчаянье, скорбь и утрата тех дней уже давно не кололи так остро, не сжимали сердце в тисках. О дедушке я часто вспоминала лишь с легкой грустью, предпочитая оставить в памяти только светлые моменты нашего с ним прошлого, не оставляя места даже малейшему негативу. Хотя его и было ничтожно мало.

Он этого не заслужил. А что случилось, то случилось, все люди умирают, и не всегда это происходит быстро и безболезненно. Это время нужно просто забыть, перелистнуть, как страницу с неприятной сценой в горячо любимой книге.

— Да, четвертый. Он так и умер в больнице, — согласилась я, чувствуя щемящую грусть в душе. Но, что удивительно, слез не было — в такой чудесный день плакать не хотелось совсем. — Бабушка сама не своя была первое время, а когда оклемалась, настояла на учебе. К сожалению, баллов не хватало для поступления в более или менее приличное место, и я пошла туда, где было проще и ближе. Совмещала техникум с работой, а когда закончила, пошла в институт. Вот так и получилось, что мне двадцать шесть, а я еще институт не закончила. Ну, и не закончу, видимо.

— Ну, почему? — удивился Кирилл. — Если хочешь, это можно организовать.

— Как? — удивленно посмотрела я на него. — Я же это, ну, вроде как труп уже не первой свежести!

— Это как раз не проблема, — рассмеялся Громов, между тем зорко наблюдая за тем, как Стасик, отоварив ближайшую кассу на билет, припарковал свой самокат и теперь шустро забирается в огромный прозрачный шар, который вскоре надуют и спустят на воду. — Освою должность штатного некроманта и посодействую в твоем переводе задним числом в другой университет с последующей сменой фамилии. Такой вариант тебя устроит?

— Кирилл Станиславович, — ошарашенно посмотрела я на него. От неожиданности только и удалось, что выдавить из себя некое подобие шутки. — Да вы, боюсь, не некромант… Вы, похоже, моя личная фея!

— Ну, хоть не личный филиал «Газпрома», — усмехнулся Кирилл, будто бы кого-то цитируя.

Больше мы не разговаривали — большой прибор, которым надували шары, больше похожий на те, которыми в Америке сдувают листья с тротуаров, шумел невозможно громко. Вместо этого я встала рядышком, опираясь ладонями на ограждение, переваривая полученную информацию. Я слабо представляла весь процесс перевода, хотя одно понимала точно: если Кирилл Громов что-то пообещал, то он это сделает.

Перспективы открывались просто невероятные. Моя собственная, еще недавно, казалось бы, загубленная жизнь, вновь заиграла сочными красками. У меня было жилье, работа, возможность образования в будущем и, ко всему этому, еще и человек, самый надежный из всех возможных.

И, пускай он об этом еще не знает, но кажется, влюбилась я в него так, что обратного пути для этого внезапно открывшегося чувства уже нет и не будет. И это глубокое, волнующее и щемящее чувство, буйно расцветающее внутри, нельзя спутать с банальной благодарностью, легким увлечением или простой симпатией. Никак!

Потому что когда тебя сзади обнимает человек, которого ты не любишь, у тебя не перехватывает дыхание. Не подгибаются колени, не дрожат руки, не пылает кожа там, где наши тела соприкоснулись.

Стоя сейчас здесь, в многолюдном парке, наблюдая за Стасиком, бегающим, словно хомяк в шаре, обнимаемая Кириллом, я чувствовала себя, как старшеклассница, влюбленная по уши в мужчину гораздо старше себя. И единственное, что мне хотелось в этот момент… это купить в ближайшем ларьке надувную кувалду, и как следует настучать себе по голове, чтобы выбить из нее все крамольные мысли — с каждой минутой, все больше и больше мне начинало казаться, будто мы не с ребенком в парк пришли, а отправились на полноценное свидание!

И вот ведь парадокс: меня такое времяпрепровождение не просто устраивало. Оно мне нравилось!

А полчаса спустя, на колесе обозрения, меня посетило еще одно, новое, но, казалось бы, подзабытое чувство.

Мы медленно, щурясь на солнце, поднимались в открытой кабинке. Стасик сидел рядом со мной, с диким восторгом оглядываясь по сторонам, подпрыгивая на месте от переизбытка эмоций, сыпля десятками вопросов и тут же самостоятельно отвечая на них. Я смеялась, едва успевая вставлять свои пять копеек, а Кирилл сидел напротив, улыбаясь так мягко, как умел только он один. Его серо-зеленые глаза смотрели на меня и ребенка…

И тут меня кольнуло оно.

Нет, это не было полноценным чувством семейной идиллии или семейного счастья. Но что-то очень на него похожее.

К сожалению, все хорошее быстро заканчивается. И в разгар дня, когда на улице стало нестерпимо жарко, мы засобирались домой. В прохладном салоне машины Стасик весьма предсказуемо заснул, не забывая даже во сне крепко прижимать к себе гигантскую плюшевую акулу с него ростом, выигранную для него в тире. Стреляла, естественно, не я!

Но показанный талант впечатлил даже дилетанта вроде меня. Впрочем, Кирилл и тарелочки неплохо сбивал, так что делать с огромным плюшевым Пикачу, я не представляла совершенно! Вышлю Юльке фотографию по вайберу, и она меня с зависти обглодает, ей-богу. Но ребенок двухтысячных годов во мне, ликовал, визжал и прыгал, честно!