Абьюз (СИ) - Оленева Екатерина Александровна - Страница 8

Она села, поправив прядь выбившихся из причёски волос.

– Во-первых, все мы ищем «своих» людей. Тех, кого можно приблизить, кого можно обучить, передать часть знаний. Чем сложнее и многогранней личность, тем больше шансов у неё на одиночество. Ты когда-нибудь видела одиноких торговок, доярок или водителей большегрузов? Они все женаты, счастливо ли, несчастливо, другой вопрос, имеют кучу приятелей-собутыльников и кучу сопливых ребятишек. Да чёрт! Они плодятся, как кролики! Хотя их примитивные грубые одноклеточные отпрыски, что без зазрения совести нагадят у тебя в прихожей, не нужны никому, даже самим себе. И каждый из этих одноклеточных так же легко и быстро плодится, находя себе пару по интересам – или отсутствию оных.

Другое дело люди умные и тонко чувствующие. Большинство из них не имеют партнёров, потому что сложно найти человека той же глубины и чувств. Вот и намечается такой глобальный перекос, когда дураков много, стяжателей много, подлецов много, а популяция порядочных людей уменьшается, словно шагреневая кожа, с каждым новым столетием.

Возможно, – подпёрла Синтия рукой подбородок, в задумчивости созерцая пламя танцующей на фитиле свечи, – есть и другое объяснение. Земля – преддверие Ада. Чистым душам тут просто нет места. Они рождаются в других, более совершенных и светлых мирах.

– Как ваша теория соотносится с моим приездом в этот дом? – вернула я её к началу разговора.

Синтия вздрогнула, словно очнувшись от сна и рассмеялась серебристым смехом. Была в её жестах некоторая театральность. Не то, чтобы фальшь, но каждый жест, слово, взгляд точно рассчитаны на зрителя.

– Ты конкретная девушка, – покачала госпожа Элленджайт головой. – Так просто с пути не собьёшься.

Лицо её посерьёзнело, черты заострились, стали словно бы злее.

Любопытная метоморфоза. Как у неё так получается?

– Мне нужна помощница и ученица. Я планирую провернуть одно дельце, в котором ты будешь мне помогать. Может быть, получиться компаньонку из тебя сделать. Официально будешь помогать мне наводить блеск в доме.

– Отлично. Можно мне его осмотреть?

– Не лучше ли дождаться утра? – улыбнулась Синтия. – В дневном свете всё выглядит уютным, а ночью, с непривычки, дом напугать может. Слишком уж он большой для двух хрупких женщин.

– Я не из пугливых. Скорее, из любопытных. И меня куда больше пугает скопление народа, чем его отсутствие. Но если вы предпочитаете перенести осмотр на завтра, я не могу настаивать.

– Делай, как знаешь, – отмахнулась Синтия.

Мне отчего-то показалось, что сейчас она возьмёт свечу и дальнейшая экскурсия будет проходить при неровном свете натурального пламени. Но этого не произошло.

– Планировка дома проста, – проинструктировала она. – Из центрального зала двери ведут во множество других комнат: гостиную, музыкальный и художественные салоны, бильярдную, бассейн, оранжерею, фехтовальную залу: все они, словно карусель, кружатся вокруг центра.

На втором этаже, устроенном по принципу любого отеля или пансиона, расположено множество комнат. В прошлые века наш род был многочисленнее, каждому предназначались апартаменты с собственным санузлом…

– В прошлые века были знакомы с канализацией?

– Вообще-то, с канализацией знакомы со времен античности, – усмехнулась Синтия. – Другое дело, что далеко не все готовы были тратиться на удобства, большинству вполне хватало ночной вазы под кроватью. Но мы, естественно, не из их числа. Элленджайты во все времена ценили комфорт и уют и никогда не скупились в оплате за удовольствия.

Бесконечные дифирамбы, что госпожа Синтия пела Элленджайтам наводили скуку.

– Вы хотели показать дом, – напомнила я.

Синтия бросила на меня недовольный взгляд и тут же на губах её заиграла эдакая сиропная улыбочка.

– Я не забыла. Идём.

Дом утопал в тайнах и сумерках. За новыми панелями чувствовались древние стены. Огромная широкая лестница, по которой легко мог съехать автомобиль, вывела в коридор на втором этаже. Я думала, что купол будет виден, но он был замаскирован стеной, а двери шли только по одну сторону.

Откровенно говоря, их количество впечатляло и зашкаливало. Сколько же людей жило тут раньше? Как многоквартирный, очень роскошный отель класса Люкс.

– Хочешь заглянутьв комнату?

Синтия толкнула первую же попавшуюся дверь.

Открывшаяся моему взгляду комната была явно женской. Об этом говорили тёплые тона и светлая расцветка обоев и интерьера. Три окна в алькове занавешивали тонкая кисея и богатые, кажущиеся с первого взгляда невесомыми, но на деле тяжелые, гардины, перехваченные золотыми кистями.

Над спинкой кровати, от пола до самого потолка поднимались зеркала – целая зеркальная стена. Сама двуспальная кровать, заправленная покрывалом того же цвета, что и гардины, с четырьмя подушками – две большие и две поменьше. В изножье – небольшой комод красного дерева на пузатых ножках. Изголовье сторожили прикроватные столики с маленькими светильниками.

Между окнами – торшеры. На одной линии с дверью возвышался массивный письменный стол и массивный же стул, тон в тон со столом, обитый натуральный кожей коричневого цвета.

У третьего стола возвышалось уютно кресло, так и приглашающее уютно устроиться, закутав ноги пледом.

У комнаты не было хозяина. Это чувствовалось по отсутствию в ней атмосферы или энергетики – назовите, как угодно.

Это был безликий уют гостиничного номера.

– Нравится? – ровным голосом поинтересовалась Синтия. – В своё время комната принадлежала моей кузине Стелле. Но стараниями дизайнеров от того времени ничего не осталось. И слава богу! Хочешь, можешь устроиться здесь?

– Непременно так и сделаю, – пообещала я. – Если не перепутаю эту комнату с чьей-то другой.

По губам Синтии скользнула тонкая усмешка.

– Пойдём, я хотела бы показать тебе портретную галерею.

Мы дошли до конца бесконечного коридора. Толкнув замаскированную дверь, Синтия вышла ещё на одну лестницу, далеко не такую широкую, как парадная.

– Куда она ведёт? – поинтересовалась я.

– На третий этаж.

Точно! Я же ещё на подъезде должна была заметить, что этажей три.

Или не должна?

– А почему лестница потайная?

– Она не потайная. Раньше в доме всегда кто-то гостил, но этот этаж предназначался только для своих. Тут были рабочие кабинеты, классные комнаты для детей, студии.

– И картинная галерея?

– Нет. Прежде она располагалась на первом этаже. Фамильные портреты находились в открытом доступе, взглянуть на них мог каждый желающий.

Синтия зазвенела ключами. Мы вошли в длинную комнату. Стен было много – как в лабиринте.

Это действительно была галерея – залы, переходы, тупики. И со всех сторон глядели тускло лакированные портреты в полный рост, как у коронованных особ.

Ночь. Темнота. Множество лиц и взглядов.

У портретов есть такая дьявольская особенность, изображённые на них люди смотрят прямо на тебя, куда бы ты не встал.

Подняв выше масляную лампу, Синтия высветила из темноты женский портрет с изображением высокой и стройной блондинки с золотыми волосами, собранными вокруг головы золотым нимбом. Яркие глаза отливали кошачьей зеленью. Черты лица у незнакомки были точеными, но вот упрямый подбородок и плотно сомкнутые губы выдавали ой, какой не простой, характер своей владелицы.

Она смотрела надменно и спокойно, как и полагается даме с портрета прошлых веков.

«Снежанна Элленджайт», – гласила надпись под изображением.

– Красивая, правда? – вкрадчивым голосом подкрадывающейся кошки проговорила Синтия.

– Они все тут красивые.

– Верно. Но у Снежанны была особенная репутаций. Многие в нашей семье винили её за тот раскол, что в ней произошёл. Обвиняли в жестокосердии и порочности.

Я взглянула на портрет внимательней. Лицо женщины выглядело спесиво, но вроде бы не хранило следы пороков. Хотя далеко не всегда лица отражают подлинную человеческую суть. По-крайней мере, по молодости.