Амиру (СИ) - Романова Наталия - Страница 16

— Не бойся, я не стану звонить, — голос холодный, строгий, пустой. — Что ты хотел?

— Ээммм, что там у вас не работает?

— Не знаю, — в сторону: — Лида, поговори, это мой давний знакомый, разберись там… У бабушки… Что у неё не работает.

Курица в духовке — отлично. Позитивная музыка — отлично. Удобная одежда — отлично.

Убейте меня — быстро.

Шаг в ванную комнату. Быстрый взгляд в зеркало. Смех. Смех переходит в истерику. Истерика в слезы.

Ну, конечно, конечно! Соня бьётся лбом в собственный коленки. Ко-не-ч-но! Увидеть своего любовника после стольких лет, и вуаля. Вуаля! На тебе футболка с логотипом «Роллинг Стоунз» и заячьи уши! Заячьи уши, блядь!

Соня не может дышать. Соня захлебывается в слезах. Комок, стоявший всё это время где-то в районе солнечного сплетения, вырывается из горла с диким, не Сониным криком.

Макс прибегает сразу, мама бежит со стаканом воды, испуганные глаза Лиды…

— Солнышко, где болит? Что? Давай пожалею… Давай… Ну тише, тише, зайчик, тише…

Заячьи уши, блядь!

Заячьи уши летят через коридор.

— Давай. Иди сюда. У сороки боли…

Соня утыкается в шею Макса, хватается за эту шею. Сильно. Соне страшно. У Сони рак.

Амир

Она вычеркнула меня из собственной жизни. Просто. Удалила. Отформатировала.

Не дав мне право на выбор. Избавив меня от выбора не в её пользу.

Девочка, смотревшая «небо выше», девочка, прыгнувшая в овраг с крапивой, отправила меня в небытие своей жизни, оборвав все возможные связи.

Эти годы. Годы.

Я не пытался её найти. Сегодня первый раз я набираю её имя.

Фотографий нет. Зато есть фотографии, где отмечена Софья. Софья… Теперь Софья.

Соня держит рыжего пса за уши, показывая язык фотографу.

Соня в длинном платье. Синем.

Соня в узкой юбке. Хлястик на туфлях, тонкая щиколотка. Чья-то рука на талии. Слишком близко.

Сонина рука с бокалом. Тонкое запястье. Тяжелый браслет.

Соня сидит на камне. В скальниках, с веревкой в руках. На фоне неба. Увидела ли ты своё «небо ближе», девочка?

Я думаю о Соне… Я схожу с ума по Соне… Годы.

Соня

У Сони нашли рак. Как водится, случайно. Как и положено, абсолютно неожиданно. Есть ли на свете человек, у которого находят рак ожидаемо.

Бич современности. Плохая экология. Рак молодеет. С раком успешно борются.

— Нужно бороться.

— Нужно надеяться.

— Нужно верить.

— Нужен оптимизм.

Пустые постулаты онкологии.

Что действительно нужно — это компетенция врача, необходимые препараты, вовремя проведенные процедуры, нужна удача. Везение.

Кому-то везет. Кому-то нет. Просто год не его.

Соня не могла бороться. «Экая глупость», — думала Соня, — «бороться… как бороться… чем? Светящимся мечом Джедая….»

Соня не могла верить. И надеяться тоже.

Все, что могла Соня, — держать свой страх за горло. Все, что могла Соня, — застыть. Все, что могла Соня, — не показывать страха.

Все, что могла Соня, — улыбаться.

В больницах тихая, размеренная жизнь. В больницах длинные коридоры, поэтому умирающие видят свет в конце туннеля — они привыкают к коридорам. В больницах стерильные врачи, в стерильных халатах, со стерильными улыбками.

Человек — такая зверушка, которая привыкает ко всему. Адаптируется.

Привыкает к боли. Привыкает к страху. Привыкает к стерильности. К тошноте по утрам. К слабости. К коридорам. К выпавшим волосам…

У Сони осложнение, такое случается. Её увозят в длинный коридор прямо из дома.

«Без гарантий». «Ей не понадобятся тапочки, женщина»

Соня не видела никакого света… Соня видела белый потолок с яркими лампами, Соня видела разбившуюся о кафель банку с физраствором. Громко. Потом не видела ничего. Даже темноту.

У Сони положительная динамика. Врачи настроены оптимистично. Соне везет.

В одну из невероятно долгих ночей, когда Соня не спала, когда её тошнило, а стены сливались в серую массу, позвонил Амир.

Он узнал.

Ничего удивительно в век социальных сетей и скайпа.

Соне не удивилась…

Соня устала удивляться. Бояться. Улыбаться. Болеть. Не плакать.

Когда-то боль вырвалась криком, вырвалась вместе с заячьими ушами и покатилась по коридору Сониной квартиры. С тех пор Соня не плакала. Ни разу.

Глава 10

Беня, так назвали рыжего спаниеля, крутился у ног в прихожей. За слово «гулять» Беня был готов проглотить собственный хвост, продать родину и отдать сосиску, хотя нет, сосиску он бы съел, с аппетитом.

— Ну что, Бенедикт, пошли на пробежку, — привычным жестом надевая платок на голову.

Беня бежит рядом с хозяйкой, бежит по дорожке парка, порой отбегая по своим спаниельским делам, потом догоняя хозяйку, обгоняя её, лая, прыгая передними лапами на ноги. Ноги, которые уже могу бегать, а несколько месяцев назад не могли ходить.

Соня пыталась восстанавливаться, старалась жить. А кто бы не старался?

У Сони — Лида. Соня старательно выполняла рекомендации врачей, занималась спортом по мере сил, сверх сил. Она приходила на скалодром трижды в неделю, мальчики-инструкторы, косясь на Сонину косынку, давали маршруты легче, Соня выбирала посложней, скидывая эту самую косынку упрямой рукой. Соня преодолевала маршруты, облизывая бледные губы, хватаясь тонкими пальцами в магнезии… Она каждое утро бегала. Смотря по привычке под ноги, слушая музыку, считая шаги и дыхание.

Этим утром Соня встретила Амира.

Он просто стоял на дорожке и просто смотрел на Соню. Серо-голубая рубашка. Руки в карманах. Дежавю.

Мгновенно — запястье в руке. Слишком звенящая тишина.

— Соня.

— Что ты здесь делаешь? — искреннее удивление в голосе.

— У нас открывается филиал, я тут работаю, буду работать… Курировать.

— Здесь, в парке? — со смешком.

— В этом городе, птичка.

— Переехал… а дети?

— Соня, Динару 17… и…

Крупная дрожь по телу. Соня не дышит.

— Не считай, не надо, Соня…

Притягивает к себе, рука по привычке к голове… только волос нет, все еще…

Дружба между мужчиной и женщиной возможна, если эти двое — любовники, либо в прошлом, либо в будущем. Дружба между прошлыми любовниками невозможна. Но когда эти двое не могут находиться на расстоянии, приходится довольствоваться тем, что называют «дружба», а, по сути, желчный оскал.

Амир прилетал часто, он звонил Соне сразу по прилету, они встречались, гуляли, он любил отвозить её на берег холодного залива, в ресторан, следил, чтобы она ела.

— Некоторые вещи не забываются, Соня. Твой аппетит был причиной моей отбитой задницы в детстве, — смеется.

У Сони по- прежнему плохой аппетит. Соня смотрит чаще на воду, реже на Амира.

— Амир, свози меня к Марату. К Ване. Я не смогу сама. Ни в этот раз.

— Свожу.

Ветер был пронизывающим, холодным, шел дождь. Странная погода для Средней Волги в это время года. Он отвез Соню к Ване, к Марату. Смотрел, как она долго сидела там, у темных плит, и что-то шептала…Он не мешал, не посмел. Он ушел и терпеливо ждал в машине.

Слишком бледная, даже для её кожи и состояния, Соня вышла из машины, прошла через дорогу, к лавочке у старой липы, и впервые Амир увидел, как Соня съежилась от холода, поведя хрупкими плечиками. Но не ушла. Он ждал в доме, не мешал, не посмел.

«Маленькая девочка, слишком маленькая для своего возраста, и маленький мальчик, слишком высокий для своего возраста, сидят на куче песка.

— Сооонь, а как твоего папу зову?

— Эрнест.

— Кааак?

— Э-р-н-э-с-т!

— Странное имя, — смеётся.

Маленькая девочка и не думает обижаться.

— Ага, как у Хемингуэя.

— А это кто?

— Писатель такой. Он, знаешь, что написал? Слушай….

— Соня, чего ты не шевелишься сегодня? Мы не успеем, из-за тебя, ты засыпаешь на ходу… Стой, ты засыпаешь! Точно! Тебе снились змеи! Точно! Слушай, давай ложись спать!