Алтайские робинзоны - Киселева Анна Николаевна "1949" - Страница 21

Звуки разливались всё шире, поднимались все выше, и Шура словно поднимался вместе с ними, и сердце у него замирало. Вспомнилось горное озеро на Алтае, возле которого жили они с Лёней в пещере, красивая долина, заросшая кустами багульника и яркими пестрыми цветами…

поет хор, и Шуре кажется, что это о нём, что это он проходит по стране, как хозяин, щурясь от горячего яркого солнца. Он огромный, он всё видит, всё знает и всё может. Что-то горячее вливается в его грудь. Он смотрит на Лёню, но Лёня не сводит глаз с бегающей стрелки часов.

Занавес закрылся, вспыхнули лампы. Все застучали стульями, вставая с мест. Шуру и Лёню окружили товарищи. Подошла Лида и, пожав им руки, как взрослым, серьёзно сказала:

— Поздравляю! Это вам от меня…

Она подала кулёк с шоколадными конфетами.

— Только, смотрите, не зазнавайтесь. Зазнаются лишь дураки.

Лида сдвинула тонкие атласные брови и погрозила пальцем.

Лёня развернул конфетку, положил её в рот, потом спохватился и, густо покраснев, протянул кулёк товарищам:

— Берите, ребята!

Руки потянулись к кульку.

— Шурик, мы отдадим ребятам конфеты? У нас и так всего много. Правда? — сказал Лёня.

— Правда, — ответил Шура. — Ешьте, ребята!

Ему сейчас ничего не было жалко. Если бы даже пришлось отдать часы, велосипед, он нисколько не пожалел бы. Может быть, после пожалел бы, а сейчас — ни чуточки! Дело было не в часах, не в велосипеде, а в чем-то другом, чего он не умел назвать.

Пока товарищи делили конфеты, антракт кончился, стали занимать места. Шура сделал Лёне знак, и они выскользнули в коридор. Молча добежали до своего любимого уголка в узеньком коридорчике, который вел к заколоченной двери, и сели на чистые, блестящие ступеньки. Лёня чувствовал себя утомленным шумным вниманием публики. Шура был возбужден. Им хотелось побыть одним, поговорить о своих делах и по. делиться впечатлениями. Оба вынули часы и стали их рассматривать.

— У папиных часов стрелки черные и точки черные, а у моих золотые. Ну-ка, у твоих какие? — спросил Лёня и заглянул на Шурины часики.

— Ну-ка, у твоих крышка туго открывается? — в свою очередь спросил Шура и открыл крышку Лёниных часов.

— У моих туже.

— У меня тоже туго, — сказал Лёня и с удовольствием щелкнул крышкой, — А ты, Шура, поедешь в Артек?

— А как же! — живо отозвался Шура.

Закрыв глаза, он представил себе море. Оно искрилось, по нему бегали быстрые золотые змейки. Оно было немного похоже на Телецкое озеро и немного — на море из кинокартины.

— В море будем купаться, — сказал Шура.

Леня вздохнул.

— Уй-юй-юй! Сколько нам всего надавали, и ещё в Артек!

— В Москве побываем! — сказал Шура, и ему вспомнилось стихотворение из старой растрепанной книжки:

— Москва — древний город, и там Сталин живёт, — помолчав, сказал Шура.

Лёня опять вздохнул и, заглядывая в глаза Шуре, спросил:

— Шурик, а как ты думаешь, это они правильно?

— Что? — не понял Шура.

— Ну вот правда, что мы такие, как они про нас говорили, и правда, что стоило нас премировать? Может быть, они все это за зря, может все преувеличили, тогда это стыдно. Правда?

Странная горячность и волнение чувствовались в голосе мальчика.

Шура посмотрел на него, приподняв брови, и ласково, как тогда на Алтае в трудную минуту, сказал:

— Лёня, глупыш! Ведь мы правда нашли золото и вольфрамит, и осмистый иридий тоже, а ведь это все ценное. И нам, ведь, трудно было. Правда, трудно?

— Правда, — сказал Лёня. — И есть было нечего, и волки чуть не разорвали, и медведь чуть не задрал, и в озере чуть не утонули, и в пещере ты чуть не погиб… Уй-юй-юй! Как трудно!..

— Ну, вот видишь, а мы не боялись.

— Я боялся, — добросовестно сознался Лёня.

— Ну да, и я иногда боялся, но ведь мы не бросили всё и дело довели до конца.

— Это верно, — оживился Лёня. — Уй-юй-юй, до чего хорошо! Шурик, а как же теперь с экскурсией?

— Лёня, мы потом всё, всё обдумаем, что будем делать. Ты согласен со мной делать большое дело? — горячим шепотом спросил Шура. Лёня кивнул головой.

— Пойдём, Шурик, за сцену велосипеды смотреть, — предложил он.

— Пойдём, — согласился Шура.

Они встали и, взявшись за руки, побежали к залу, откуда всё громче доносились бурные, зовущие звуки музыки.