Без права на жизнь (СИ) - Рейн Роман - Страница 41

— Друзья, к чему все эти споры? — с жаром вступил в дискуссию Азарт. Достав из кармана древний револьвер, вставил туда один заржавевший патрон и лихо крутанул барабан. — Пусть решит жребий, кто прав и кто виноват!

Трусость задрожал еще сильнее. Впечатлительность снова рухнул под стол. Жестокость облизал губы. Лишь Хамство не стал молчать. Он быстро выхватил из кармана нож и щелкнул кнопкой, выкидывая лезвие. Вскочил лакированными туфлями на стол и обратился к Азарту:

— Ты че, гомозигота накрашенная?! Че-то ты не по сезону шелестишь, базарить — это тебе не цацки пецкать. Совсем рамсы попутал? — перекидывая нож из руки в руку, кричал Хамство. Его боевой настрой выдавали даже оголенные щиколотки: из-под задравшихся спортивных штанов, воинственно торчали дыбом все волоски на ногах. — Волыну ныкай, падла!

— Спокойно, спокойно друзья, — застучал молотком по столу Справедливость. — Уберите оружие.

— Этот мусор дело глаголет. Азарт, закрывай пасть, а то щами пахнет. Давай, сядем на корты и будим друганы. — слезая со стола, примирительно сказал Хамство, видя как Азарт убирает револьвер обратно.

«Что это за сборище фриков? Неужели все это уродство сидит во мне?» — думал Овальд, молча наблюдая за всем этим балаганом.

В этот момент дверь в комнату распахнулась, и в нее вошли, держась друг за друга Веселье и Лень.

— Вы почему опаздываете? — строго спросил Справедливость, уперев руки в бока.

— Мы тоже очень рады вас видеть, господа! — ответил Веселье, еле держась на ногах. — Скажу вам честно — я не виноват в том, что мы опоздали. Во всем виноват мой ленивый спутник. Не хотел меня нести, поэтому пришлось резко трезветь самому.

— Веселье, ты можешь вести себя хотя бы чуть-чуть посерьезней? — спросил Справедливость.

— Конечно, могу! — ответил Веселье. — Я часто делаю вид, что я серьезный, но потом мне становится скучно, и я снова становлюсь самим собой. Довольно о грустном, господа! Хотите анекдот?

Все собравшиеся ответили гробовым молчанием, лишь только Любопытство снова от нетерпения запрыгал на стуле и мелко застучал ногами.

— Слушайте, Буратино приснился топор, и он проснулся весь в березовом соке! Бу-га-га-га! — Веселье заржал прямо в лицо Апатии, брызгая слюной на Брезгливость.

Лесть снова зааплодировал в ладоши.

Веселье подхватил под локоть Лень и повел к столу. Лень, медленно, вальяжно шаркая ногами, подошел к стулу и сел. Устало уперев кулаком щеку, он стал вяло вникать в разговоры.

Гул в комнате снова нарастал.

— Тихо! — крикнул Справедливость и постучал молоточком. — Не хотите выяснять виновного спокойно? Тогда я буду устраивать допрос.

Справедливость оглядел собравшихся, выискивая жертву.

Овальд заметил, что большинство собравшихся начали делать вид, что их это вовсе не касается, глядели, кто в сторону, кто заинтересованно разглядывал ногти. Только Лень не делал вид, что все происходящее его не касается — он просто дремал.

— Лень! — позвал его Справедливость.

Лень сонно вздрогнул, кулак съехал со щеки, и его голова со звоном ударилась об стол.

— А? Че? — сонно хлопая опухшими веками, спросил Лень.

— Начнем с тебя. Спрошу прямо — это ты убил совесть? — спросил Справедливость.

— Нет, конечно… — вяло отмахнулся Лень. — У меня алиби.

— Какое?

— Мне лень.

— Аргумент. Хорошо, тогда следующая кандидатура — это Тупость, — объявил Справедливость. — Тупость, а что ты скажешь в свое оправдание?

В ответ Тупость лишь ртом надул пузырь из слюны, затем, немного выждал паузу, и выдул еще парочку, но уже чуть поменьше.

— Понятно, он настолько туп, что на убийство не способен. Кто же тогда? — почесал кудрявый парик Справедливость. — А может это сделал Ярость?

Сидя в смирительной рубашке, с завязанными рукавами на спине, Ярость зубами вцепился в краешек стола и рычал.

— Исключено. Ярость, конечно, мог бы убить, но за последние полгода он не вырывался на свободу, — возразил Честь, рисуя на маркерной доске одному ему понятные синие и красные стрелочки. — Так что, он чист.

— Понятно. Тогда, может быть, это Веселье? — предположил Справедливость.

— Ха-ха-ха! Вот умора! Справедливость — ты сегодня в ударе! Как же я могу убить совесть — это так скучно? В смерти нет ничего смешного, значит, и мотива у меня не было.

— Тогда, я думаю, может это Равнодушие сделал? — спросил Справедливость.

— Мне все равно, что ты думаешь. Мне безразлична судьба Совести и вообще все пофигу. — оправдался Равнодушие.

— Хорошо. Будем считать, что у тебя тоже алиби. Тогда кто убийца? Может быть, Занудство? — сказал Справедливость и выразительно посмотрел на обвиняемого.

— Ну что вы, господа! Конечно же, это не я. — возразил Занудство, и добавил пресным, монотонным голосом — В наш век универсального прогресса каждый здравомыслящий индивидуум соответственно метофизирующей абстракции с учетом дитррадикальных функций просто не может игнорировать критерии, на которых зиждится утопический объективизм…

— Достаточно! — перебил его Справедливость. — Интересно, очень интересно, но я ничего не понял из того, что ты прогундел. Будем считать, что ты не виновен.

Следствие зашло в тупик.

Позади Овальда что-то зашевелилось. Он опасливо обернулся и увидел, как из кучи тряпья вылез очередной его двойник. Присмотревшись, он опознал его — это был Талант. Весь помятый, оборванный, с глубокими залысинами на голове.

Не проронив не слова, Талант подошел к столу, взял хрустальный графин с водой и осушил его одним махом.

— Талант, дружище! А мы про тебя совсем забыли, — поприветствовал его Справедливость. — Слышал новость? Совесть убили!

— И что? — спросил талант.

— Как что? Жалко же… — растерялся Справедливость и, как бы ненароком, добавил — Кстати, а это случайно не ты его убил?

— Нет. Я, таки, вас не понимаю, — сказал Талант, почесывая облысевшую макушку. — Вы делаете из Совести прям, таки, ангела. Убили Совесть, а кому от этого стало плохо?

— То есть, как это — кому плохо? Всем! Мы же его братья! — возразил Честь.

— Не смешите меня! — Ответил Талант, и демонстративно рассмеялся наигранным, гомерическим смехом.

— Господа, а ведь Талант прав — поддержал Предательство. — Сами вспомните, сколько раз Совесть пытался вас задушить? А?

— Эта псина сутулая права — констатировал Хамство, указывая пальцем на Талант — Все четко балакает. То, что Совесть копыта склеил — никому хуже не станет. Хоть спать теперь спокойно будем. Я в последнее время уже и спать очковал ложиться: только шары склею — эта гадина уже к горлу моему крадется!

— Верно! Верно! — доносилось с разных концов стола.

— Если всем глубоко наплевать на Совесть, тогда чего мы тут сидим? Время — деньги. Расходимся? — спросил Скупость.

Овальды-клоны молча стали подниматься со стульев.

— Вы как хотите, а я уйду от хозяина. Он — падший человек, его уже никто из нас не спасет — грустно сказал Справедливость.

— Я тоже уйду от него — поддержал Честь. — Честь без совести — долго не продержится.

— Я тоже — сказал Жалость. — Мне его жаль, но нашего прежнего Овальда уже никогда не будет.

Честь, Справедливость, Жалость побрели к двери.

Овальд был растерян. Немного поколебавшись, он крикнул:

— Постойте! Не оставляйте меня с этими уродами!

Все обернулись и уставились на Овальда.

— Они — не уроды. Они — часть тебя, а ты — просто копилка, хранящая их в себе — объяснил Справедливость.

— Не бросайте меня! Я исправлюсь, честное слово! — пообещал Овальд.

— Это просто слова — сказал Справедливость, отвернулся и открыл дверь. — Прощай, Овальд Чейз.

Вслед за Справедливостью вышли Жалость и Честь, громко хлопнув дверью.

Овальд подскочил с места и ринулся за ними. Дергая дверную ручку, которая никак не поддавалась, он хрипло кричал:

— Не-е-е-е-т! Не-е-е-ет! Не-е-е-е-е-е-т! Не бросайте меня!

— Успокойся приятель, мы навсегда останемся тебе верны — послышался голос из-за спины. — От нас ты никогда не избавишься.