Долгая полночь (СИ) - Скумбриев Вадим - Страница 41

«...Не без мучительной боли недавно мы узнали, что появились во Франции лисы, возводящие злые наветы...»

Они хорошо знали, что дар Жанны не дан Богом. Они знали, что Жанна – всего лишь ведьма, у которой есть власть над духами. И написали бумажку, дабы кто другой не позарился на их имущество.

Никакого Бога нет, – сказал Азазель.

А если он и есть, вряд ли служители храмов ближе к нему, чем простая крестьянка.

«...и что они по наущению врага рода человеческого дерзают говорить, будто святой дар Изгоняющей проклят...»

А она честно выполняла свою работу. Приезжала на место, касалась головы одержимого – и тот исцелялся. Вот только исцеляла она сплошь дворян да церковников. Тех, на кого указывал король.

«...Всеми силами души мы требуем: пусть же ни один человек не посмеет нарушить этот акт нашего заявления или дерзко противоречить ему...»

И куда её завела верность слову? Жанна скомкала пергамент и сжала его в ладони. Хромоножка и Филипп пытались убить её, но тогда она ничего не поняла. Теперь они отправили её в Руайян, надеясь, что колдунья сгинет там – и почти преуспели. Стоило плюнуть на долг и согласиться на предложение лорда Мортимера. Дураки не стоят того, чтобы им служить.

«...и если кто допустит это, пусть знает, что он навлекает на себя гнев всемогущего Господа и благословенных апостолов его, Петра и Павла...»

Зачем ей теперь эта бумажка? Разве уберегла бы она от винтенара Томаса, не знающего латыни и не умеющего читать?

Жанна поднесла документ к пламени. Огонь тут же охватил уголок, пробежал вверх, заставляя пергамент чернеть и сворачиваться от жара. Пальцы обожгло, но она не заметила боли – и лишь когда листок вспыхнул, озаряя комнату ярким светом, колдунья разжала пальцы.

Её охранная грамота, пылая, упала на стол.

Глава 16

Пепел отправился в помойное ведро, следом полетела папская печать. Затем Жанна задула свечу и, раздевшись, улеглась в постель.

Она так и не заметила, когда вернулся Франциск.

Утром колдунья проснулась посвежевшей и полной сил. Отправив в небытие все связи с прошлым, она изменилась. Осталось лишь понять, что именно стало другим.

И кроме того, её вновь настигли мысли о Солнечном рыцаре. Жан знать не знает, где она и жива ли вообще. Значит, на поиски у него уйдёт много дней. И всё же неспокойно было у Жанны на душе, предчувствие беды угнетало её всё сильнее. Бежать, кричало оно, уходить отсюда, уходить, да поскорее.

— Ты можешь рассказать мне о Солнечном рыцаре? — спросила она старика. Тот стоял на обрыве и глядел вниз, на воду.

— Он родился слабым и худым, как палка, — ответил Франциск. — И первые пять лет жизни все только и ждали, когда же он умрёт. Но Жан жил – жил всем назло. Тогда граф Антуан д’Олерон приставил к нему меня и приказал во всем помогать сыну.

Жаль, что ты не задушил его тогда в кровати, – подумала Жанна.

– И однажды он исчез. Просто пропал из дома, как будто его и не было. Ему тогда было четырнадцать. Граф хотел казнить меня, но потом оставил гнить в темнице. И я прожил там три года. Пока Жан не вернулся.

– Вернулся?

— Да. Его похитил оборотень, некий кузнец, выдра, носившая человечью кожу. Кузнец посадил его в башню без крыши и дверей. Жан пил дождевую воду и ел хлеб, горький, как сажа, и всё это потому, что он отказался служить оборотню. Ему требовался ученик, и выбор пал на Жана. Но через три года его увидела гулявшая рядом фея и пожалела парня. Решила помочь ему.

— Договор, – сказала колдунья. – Вот, значит, с кем он заключил его.

— Так и есть, – кивнул Франциск, глядя, как солнечный свет блестит на волнах Жиронды. — Жана увлекли феи, и один только Господь знает, почему они не забрали его с собой, как других. Феи дали ему силу и ловкость, вывели его на свободу из башни. А кожу кузнеца Жан спалил в печи, и тот навеки остался выдрой.

-- Феи запретили ему убивать безоружных, – задумчиво проговорила Жанна. – Вот почему он пытался спасти меня там, у обрыва – ведь это он меня столкнул, и значит, он и убил бы. Но я не погибла. Договор не нарушен. А раз так, Жан знает наверняка, что я жива, и не успокоится, пока не добьётся своего.

– Что с того? – равнодушно отозвался рыбак. – Он не знает, где ты, и даже корвусы не помогут ему.

– У него достаточно тайн, чтобы заплатить им, – Жанна отвернулась от обрыва. – Сегодня я уйду.

– Куда, глупая девица? Ты ранена и хромаешь – я ведь не зря заставил тебя спуститься и хорошо видел, как ты шла. Коней у меня нет. Ты не пройдёшь и двух льё, прежде чем свалишься под каким-нибудь деревом.

Пришлось признать, что он прав. Жанна едва сумела сойти под обрыв – раненая нога начинала пылать от боли при каждом шаге, а что уж говорить о долгом пути к Бордо? Она доберётся туда хорошо если через пару недель, если не погибнет по дороге.

На небе сгущались тучи, и она пожалела об оставленном в море плаще – но тут же сообразила, что синяя с серебряными лилиями накидка ничего хорошего ей бы уже не принесла. Куда лучше путешествовать в ином обличье – вот только в каком? Одинокую девушку ограбят, изнасилуют, а то и убьют первые же встречные вояки вроде отряда винтенара Томаса, который гниёт сейчас под обрывом. Правда, Жанна считала, что сможет обеспечить ту же участь и всем остальным будущим насильникам, но в то же время она никогда не полагалась на удачу. Кто знает, не встретится ли ей полная двадцатка лучников или целая банда мародёров, спасающихся от чумы в лесах? Женщины поодиночке не ездят.

Чума, вспомнила Жанна. Здесь совсем не ощущалось её дыхание. Здесь не было людей, способных принести мор, и сюда не приходили крысы. Но они есть в других местах – и тогда колдунья поняла, что ей надеть.

Франциск удивился её просьбе, но всё же нашёл длинную чёрную накидку и сам натёр её воском, затем дал кусок кожи, из которого Жанна сшила клювастую маску врача. Люди эти имеют дело с самой смертью – что уж говорить, если даже папа Климент разрешил вскрывать трупы, лишь бы найти мирское лекарство и не обращаться к порочному колдовству? Маскировка была идеальной: ни один человек в здравом уме не подойдёт близко к носителю этой маски, опасаясь заразы, и уж точно никто не станет под неё заглядывать. А навыков в медицине у неё хватило бы, чтобы не вызвать подозрений. И накидка скрыла фигуру Жанны, превратив её из девушки в непонятное бесполое существо маленького роста.

Оставалось лишь достать коня.

Нельзя сказать, что Жанне так уж хотелось уехать – она хорошо знала, что поездка по разорённой Франции и без того будет тяжела, а с её ранами и вовсе ужасной. Но гнетущее чувство опасности, запах зверя, по чьему следу идёт охотник, с каждым часом становились всё сильнее. Будь у неё конь, Жанна уехала бы сразу же.

Она знала, что на юге продолжает свирепствовать чума. Ещё спокойно и тихо было в Амьене, Кале, но чума доберётся и туда, как появилась в Реймсе. В Тулузе она почти собрала свою дань, добивая оставшихся. По слухам, она проникла даже в Англию, хоть король Эдуард и пытался тому воспрепятствовать.

И если Жанна захочет, она сможет остановиться в любом городке, любой деревне, надев маску врача уже по праву – искусство её могло защитить жителей от заразы.

– Если ты собираешься в Тулузу, то там погибли восемь из каждого десятка, – ухмыляясь, сообщил Франциск. – Монпелье вымер, Кастр тоже. И монахи дохнут один за другим. У них уже кладбища некому рыть, – добавил он совсем уж издевательски.

– А не боишься, что чума придёт и к тебе?

– С кем, колдунья? Ты не заразна, а в город я давно уж не езжу.

Пришлось признать, что он прав. Хотя мог болеть кто-то из лучников, и тогда Франциску не поздоровится. Сам рыбак, правда, не беспокоился. Иногда Жанне и вовсе казалось, что никакой это не человек, а одержимый, для которого тело – всего лишь оболочка, которую нетрудно заменить.

А Франциск рассказывал дальше. В Нарбонне казнили целую толпу каких-то сектантов, которые якобы подсыпали в городской колодец яд. Чуть севернее разозлённая толпа разграбила храм, священники которого обещали исцелить людей молитвами. Когда вымерла треть деревни, взбешённые крестьяне обвинили слуг Господа в колдовстве и повесили на балках храма, а все церковные ценности забрали себе – и так и умерли через несколько дней, сжимая их в руках.