Джокер (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 54

— Мы не хотели, — Брылев осунулся и жалобно шмыгнул носом, прикоснувшись холодными пальцами к рукаву пиджака Дмитрия, и тот брезгливо отдернул свою руку, — ненамеренно, понимаешь? Просто дозы давно не было. Ломало нас. И Женек предложил зайти… туда. У них даже ворота не заперты были, — вскинул голову, повысив голос, будто нашел для себя достаточное оправдание, — а потом… потом мужик орать начать, а Женька накинулся на него… с ножом. — Уронил голову, всхлипывая и сжимая трясущиеся руки, — я не знаю… я помню только, как бабу ту… она ребенка прижимала… а я ее… испугался.

Брылев резко опустился на корточки и начал рыдать, что-то бессвязно бормоча. Белозеров достал из кармана белоснежный платок и кинул его на пол перед наркоманом.

— Вот видишь, Леня, — самого коробило от того, что вынужден с ничтожеством этим разговаривать, но в своей голове Дима уже посмеивался над отцом, которого он с радостью ткнет в ошибку, в то, что недооценил возможностей сына, — ты не виноват. Это Женя все сделал. Ты просто испугался. Поедем в отделение, и расскажешь все это следователю. Я твоим адвокатом буду, ты по минимуму получишь, а я потом отца подключу, и тебе УДО оформят.

Вдруг Брылев резко вскинул голову и противно засмеялся, исторгая из себя какие-то кашляющие звуки.

— Ты меня за дебила держишь, Дим? Чтобы я поверил Белозерову? Хрена с два я пойду к мусорам. Поймали они мудака какого-то, вот пусть он и чалится.

— А придется, — Дмитрий зашипел, надвигаясь на отступавшего к стене парня, — куда ты денешься, если я вот с этим, — ткнул тому в лицо браслет, — к следователю пойду. И наших полкурса подтвердит, что это именно твоя вещица.

— А при каких обстоятельствах она у меня оказалась, тоже расскажешь? — Брылев снова засмеялся, и Дмитрий стиснул челюсти, ему не нравилось, в какое русло потек разговор. — Только попробуй, Миииить, — намеренно растянуто, как называл его раньше, заставив вздрогнуть Белозерова, — и я с превеликим удовольствием расскажу, что скол на нем этот от зубов моих, пока ты зад мой оголтело драл. Если я и сделаю чистосердечное, Миииитя, то расскажу абсолютно все. Как ты потом папочке своему узурпатору в глаза посмотришь? Не выгонит тебя из дома? Еще, того и гляди, наследства лишит, сладкого сыночка, когда фотографии наши увидит. Я все храню, Миииить. Такие отношения трудно забыть. Вспоминаю иногда, — закрыл глаза улыбнулся, придвинувшись поближе, — могли бы вместе сейчас вспомнить, а, Миииить?

Белозеров тогда уехал ни с чем, долго бесился в своей комнате, а после в спортивном зале, выбивая всю злость на боксерской груше. Туманова все же осудили, а Дмитрию пришлось заплатить Чистовой за дачу ложных показаний против обвиняемого.

Дмитрий Лазаревич ослабил галстук и развернулся к двери, услышав деликатный стук секретарши. Она вошла в кабинет, цокая каблучками и держа поднос с кофе и нарезанным лимоном. Поблагодарил ее, отпуская, и сел за стол. Белозеров даже в питьевую воду добавлял лимон. Он не любил обычность. Не любил посредственность. У всего в его понимании должен был быть вкус. Иначе не имело смысла есть это, пить это или трахаться с этим.

Снова пискнул селектор, и Дмитрий пригубил из черной чашки, нажимая на кнопку.

— Дмитрий Лазаревич, звонит Лазарь Вениаминович. Соединять?

— Соединяй.

Короткий шум в телефоне, и на том конце провода раздался голос его отца:

— Я отказываюсь признавать твое право на МОЮ фамилию, — Тихо, но очень твердо, — Я отказываюсь принимать тебя в МОЕМ доме, — Глубокий вздох, от которого Белозерова — младшего прошибает холодным потом, — Я отказываюсь отдавать все то, на что жизнь свою положил, ущербному, бесчеловечному ублюдку.

Отец кинул трубку, пока Дмитрий пытался осознать услышанное. В спешке набрал домашний родителей, но никто не подходил. Кинулся к сотовому — абонент временно недоступен, вот почему он позвонил на рабочий. Чтобы лишить попытки связаться.

Начал набирать мобильный матери, но успокоился. Тело колотило крупной дрожью. Он был сыном своего отца и поэтому знал, как никто другой, что тот не бросает слов на ветер. Что существовала некая, действительно важная причина, раз уж всегда хладнокровный и сдержанный в проявлении чувств Лазарь Вениаминович Белозеров опустился до подобного тона. В голове мысли закрутились вихрем, сталкиваясь и разлетаясь каждая в разные стороны, пока не осталась одна, от которой вдруг стало холодно, так холодно, что он вскочил к открытому окну и захлопнул его. Эта идиотка Мира позвонила отцу и рассказала о полученном с неделю назад видео, а тому удалось выяснить, кто его отправил. Хотя нет, это бред. Отправлял один знакомый. За деньги. Обещал намудрить так, чтобы даже по айпи — адресу пробить не смогли. Но других причин Дмитрий пока не видел.

Чертова сестра, Будь она неладна. Испортила ему жизнь одним своим появлением. Бесхребетная дурочка, которой удалось своей беззубой улыбкой завоевать сердце отца много лет назад. Самое смешное, Дима знал, что сестра была уверена в абсолютном безразличии папы по отношению к себе. А он своими ушами слышал, как тот говорил матери, что любит ее больше сына. Еще детьми они были. Мать тогда все на шутку свела, увидев спрятавшегося за дверью старшего, но он не был дураком даже в детстве и понял, что отец говорил серьезно. Это было накануне того дня, когда он столкнул сестру в бассейн. Его идеальный план по устранению соперницы за сердце родителей испортила прибежавшая на ее крики прислуга, и мальчику пришлось еще и самому вытаскивать эту маленькую дрянь из холодной воды. Правда, все же Дмитрий Белозеров умел извлекать пользу из всего, и он стал героем в собственной семье и в школе.

А потом случилось то, что Дима так и не смог простить своей матери. Она родила еще одного мальчика… больного. Нет, с виду он был абсолютно нормальный, он смеялся и разговаривал, хоть и развивался позже сверстников, но уже сам факт, что у него был изъян, эта лишняя хромосома, злил Дмитрия. Он смотрел на широко расставленные глаза, на плоское лицо младшего брата и чувствовал острую необходимость причинить тому боль, указать его место. Кривился только от одной мысли, что теперь он тоже не совершенен. Ведь Саша своим появлением на свет бросал тень на него самого. Он становился братом "того больного Белозерова". И Дмитрий знал, что он не одинок в своих чувствах. Он видел эти же эмоции в глазах отца, когда тот кидал быстрый взгляд на младшего ребенка и отворачивался. Ни разу за все время Дима не увидел Сашу на руках у папы. Только то же пренебрежение на лице, которое охватывало его самого рядом с братом.

А эта дура Мира носилась с ребенком как курица с яйцом. Дима смотрел на них и не верил ей. Она таким образом подлизывалась к родителям, он знал. Потому что смотрел на Сашу и не мог представить, как и за что она могла его любить. Он возненавидел ее за эту ложь больше, чем самого "карлика".

Именно поэтому и решился тогда на тот пожар. Зная, что отец только вздохнет с облегчением, избавившись от этого позора для своей семьи. Единственная, кто, конечно, должна была искренне горевать — это мать. Но ее Диме не было жалко вовсе. Он относился к ней с каким-то унизительным снисхождением, осознавая, что для него она, в первую очередь, щит перед отцом, стена, которая всегда встанет на его сторону и будет успокаивать и помогать в любых авантюрах.

Чего Дима не ожидал, так это реакции в очередной раз выжившей сестры, что та едва с ума не сойдет от пережитого. Ночью открывал дверь в ее спальню и с улыбкой слушал, как та плачет и что — то вскрикивает во сне. Кретинка действительно сомневалась в своей непричастности к произошедшему, а родители жалели ее. Это приводило в еще большее недоумение старшего сына. Когда вместо сближения с отцом, он получил холод, еще больший, чем был до смерти Саши. Этим холодом обдавал каждый взгляд, брошенный Белозеровым на наследника, а тому не оставалось ничего, кроме как стараться вызвать в отце другие эмоции.