Двойное попадание (СИ) - Михайловский Александр Борисович - Страница 48

– Эй, хозяева, вылезайте, все уже кончилось! Мы вас не обидим.

Когда наши глаза привыкли к свету, мы увидели, что в подпол заглядывает молодой парень, лицом немного похожий на нашего соседа Константина, который еще до прихода германцев ушел добровольцем в Красную армию. Форма на этом бойце была не немецкая, правда, и красноармейскую напоминала мало; впрочем, с первого же взгляда я увидела главное – петлицы с треугольниками на торчащем из-под толстого жилета воротнике и пятиконечную звездочку на обтянутой тканью каске. Правда, все это – и петлицы и звездочка – было не красным, как положено красноармейцам, а зеленым, а лицо бойца украшали нарисованные по диагонали черные полосы, как у охотников за головами из какого-то африканского племени, про которых я читала в книжках. Но все равно что-то внутри меня во весь голос кричало, что этот боец свой. Такое вот у него было лицо – свое, родное, доброе и участливое. Он протянул мне руку – и я крепко ухватилась за нее. А когда я вылезла, мамка принялась подавать нам по очереди Каську, Янека и совсем маленького Давида, который только недавно научился ходить. И только самой последней из подпола вылезла наша мамка, прижимая к груди икону. Из глаз ее текли слезы, она тихо бормотала: «Вернулись, родимые!»

В нашей хате в окнах не осталось ни одного целого стекла, с потолка нападала всякая дрянь, осколки и пролетающие снаряды прохудили крышу, которую теперь еще понадобится чинить. И во дворе с огородом тоже был разгром – вроде поваленного плетня и огромной ямы, что получилась прямо посреди грядок с огурцами. Но главное, что мы все были живы и здоровы, а люди, которые освободили нас от немцев, с нами и между собой разговаривали на чистом русском языке, при этом называя друг друга товарищами.

Я раньше и не думала, что это слово для меня может звучать слаще любой музыки. Уже потом я узнала потрясающую вещь, в которую почему-то поверила сразу – казалось, что освободили нас никакие не пришельцы из ада или «марсиане», а наши же собственные потомки, которые нашли способ подать руку помощи сражающейся стране. Они действительно наши! Не зря таким родным показался мне тот солдат, что помог нам выбраться из погреба. Мы испытали огромное облегчение и радость, узнав, что немцы, которые тиранили нас целый месяц, умерли почти все. В живых осталось всего несколько штук, о которых либо позабыли в сутолоке боя, либо захватили, потому что они были важными персонами. Среди последних был и тот самый генерал Адольф. Теперь он вовсе не походил на павлина, а напоминал мокрую, наполовину ощипанную курицу. Вот так, как сказал дед Панас, наш деревенский мудрец, и проходит слава мира. Сегодня ты был генерал, а завтра будешь пилить лес в Сибири, отрабатывая все, что сжег и разрушил.

5 сентября 1941 года. 12:35. Брянский фронт, Штаб фронта в Унече Командующий Брянским фронтом генерал армии Георгий Жуков

Настроение у командующего Брянским фронтом генерала армии Георгия Жукова было отличным, просто великолепным. Вымерив курвиметром пройденное ударными группировками расстояние, он отодвинул от себя карандаш и лист бумаги с расчетами, после чего принялся высвистывать «Марш Советских Танкистов» («Броня крепка и танки наши быстры»).

Потомки действовали настолько стремительно, что резервы противника оказались смяты и рассеяны еще до того, как тот сумел использовать их для нанесения контрудара по наступающим войскам. Уже к полудню все задачи, которые он, Жуков, как командующий фронтом, ставил перед ударными группировками на первый день наступления, были выполнены, а яростные красные стрелы все глубже и глубже вонзались в мягкое и беззащитное брюхо группы армий «Центр», большая часть резервов которой оказалась связанной глубоко второстепенными боями за Кричев. И хоть он, Жуков, первоначально был против, генерал Матвеев верно оценил обстановку и соотношение сил, после чего настоял на неоставлении Кричева после разгрома штаба второй танковой группы противника и пленения ее командующего.

И хоть немцы, решившие, что именно здесь наносится главный удар, полезли на Кричев как осы на мед, ни к какому положительному результату для положения вермахта их яростные атаки не привели. Кричев обороняла сводная группировка, состоящая из штрафных стрелковых батальонов, сформированных из освобожденных пленных, которые поддержала артиллерия и мобильные механизированные группы потомков. Штрафники, которым было обещано, что после успешного завершения операции об их сдаче в плен забудут, сражались с врагом яростно и самоотверженно. Командовал Кричевской группировкой полковник Черняховский (ни в чем не провинившийся), которого сняли с его почти разгромленной 28-й танковой дивизии и послали получать боевой опыт во взаимодействии с потомками.

По данным разведки (Жуков мысленно усмехнулся), эти батальоны даже сочли особыми частями, сформированными из одних коммунистов, которые сражаются до последнего патрона и никогда не сдаются в плен, ни при каких обстоятельствах. Дурачки. А вы попробуйте убедить сдаться в немецкий плен людей, которые там уже побывали и вдосталь хлебнули этого «счастья». Да за такое предложение можно без разговоров получить в ответ в морду, а от особо нервных – даже пулю, но в любом случае тело «агитатора» сдадут особисту на предмет расследования «а этот тут откуда взялся?». Конечно, свою роль сыграло и то, что сражающиеся за Кричев «штрафники» в силу сложности задачи были вооружены пулеметами и гранатометами из будущего – следовательно, они могли не просто оказывать немцам сопротивление, но и делать это весьма эффективно. В каждой атаке немецкие войска в буквальном смысле умывались кровью, и даже привычная поддержка авиации, артиллерии и танков не играли такой большой роли, как прежде.

Первой потерпевшей от действий потомков была германская авиация – после первых же серьезных потерь она предпочла действовать где угодно, но только не там, где можно схлопотать ракету в крыло из переносного зенитного комплекса. Потом пострадала германская артиллерия – ее позиции накрывались после первых же выстрелов. Причем хорошенько накрывались, на совесть, так что из дивизиона потом едва-едва можно скомплектовать одну батарею. Вот и выработался у немецких артиллеристов рефлекс сидеть тихо и помалкивать в тряпочку, а то коллеги на той стороне шуток не понимают – чуть что, сразу под накрытие. Что же касается танковой поддержки, то ее свело на нет наличие в штрафных стрелковых батальонах большого количества противотанковых гранатометов со складов по ту сторону портала. Тактика подпустить вражеский танк поближе и влепить гранату в левую часть корпуса, под боеукладку, чтоб башня улетела под облака, стала настолько распространенной, что ближе полукилометра немецкие танки к советским окопам теперь стараются не приближаться. Реактивная граната, конечно, летит метров на восемьсот, но на дистанции больше трехсот метров попасть во вражеский танк становится затруднительно, а если больше пятисот, то и почти невозможно. Но если немецкие танки, обстреливая советские позиции с большого расстояния, становились слишком назойливы, то там обычно появлялась «пожарная команда» потомков, которая быстро ставила нахалов на место.

Именно несколько таких небольших групп танков, БМП и БРДМ с ГТТУР, мечущихся с одного участка обороны на другой, создавая иллюзию большой численности, и убедили германское командование в том, что именно с кричевского выступа развернется решающее наступление на Смоленск по кратчайшему расстоянию. В штабе группы армий «Центр», очевидно, считали, что пауза, которую взяли советские и российские войска после освобождения этого стратегически важного транспортного узла, необходима для накопления нужного для наступления количества войск. Теперь же, когда все оказалось совсем не так, фон Боку оставлось на себе волосы во всех труднодоступных местах, потому что резервы частично скованы, а частично растрачены впустую, а с юга к его ставке со скоростью горной лавины неумолимо приближается подвижная группировка потомков.