Нас просто не было. Книга первая (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 91

— Кристин, если хочешь, можем уйти отсюда прямо сейчас.

По вибрирующему напряженному голосу понимаю, что переживает, что появление бывшей и ее бесцеремонное поведение в моем присутствии, выбили его из колеи и он не знает какой реакции ждать от меня.

У меня самой сердце бьется так, что, кажется, будто ещё пара ударов и грудная клетка рассыплется в прах. Меня крутит и чуть ли не выворачивает наизнанку, а стоит прикрыть глаза, возникает картина, как Оксана на нем висит. Гоню ее прочь, пытаюсь переключиться:

— Пожалуй, я хочу остаться. Еще ненадолго, — произношу отстраненно улыбаясь, всеми силами пытаясь сдержать охватившее волнение, раскаленной лавой текущее по венам.

Темка, поджав губы, смотрит на меня, и я понимаю, что он хочет уйти, и все обсудить в спокойной обстановке, без посторонних глаз. Я тоже хочу уйти, но не могу, пока не проясню один важный момент.

Присаживаемся за столик. Артем на свое место, а я рядом. Его рука по-хозяйски лежит на моем колене, и я чувствую, насколько она напряжена. Разговор получается скованным. Все присматриваются ко мне, принюхиваются, пытаются понять, что я за птица. Все еще находятся в состоянии шока, отголоски которого нет-нет, да и проскакивают в изумленных взглядах.

Дольше всех не унимался Антон, который никак не мог поверить в наше замужество. Он, наверно, раз сто спросил, а не прикалываемся ли мы, и заткнулся только после того, как Зорин его откровенно послал. Артем умеет быть грубым, сегодня я в этом убедилась.

Спустя некоторое время Светлана поднялась на ноги и, извинившись, направилась в дамскую комнату. Я проводила ее мрачным взглядом, а потом отправилась следом.

Глядя на себя в зеркало, жду, когда она выйдет из кабинки. Наконец дверца распахивается, и Света выходит наружу. Увидев меня, замирает. Наши взгляды пересекаются в зеркале, и ни одна не отворачивается.

Наконец она берет себя в руки и подходит ближе, начинает мыть руки в соседней раковине, время от времени косясь в мою сторону. Я поправляю макияж, волосы, чувствуя на себе ее взгляд.

— Значит, Артем все-таки женился, — произносит она с добродушной открытой улыбкой, а меня словно током пронзает. От нее несет фальшью за километр.

— Женился, — сдержано киваю.

— Он про тебя много говорил, но никто не думал, что все вот так закончится.

— Не думал, — снова соглашаюсь.

Интересно, она так и будет из себя мать Терезу строить? Не, так дело не пойдет.

— Я так рада за вас, — произносит она, старательно улыбаясь, но чуть подрагивающие уголки губ выдают ее состояние.

— П***шь, — грубо произношу, глядя ей прямо в глаза.

Света удивленно охает, и смотрит на меня как овечка на мясника.

— Ну, давай, расскажи, как давно ты сохнешь по моему мужу.

— Кристин, что ты такое говоришь? — она прижимает ладони к щекам и начинает метаться по туалету, сбивчиво тараторя, — мы с ним друзья… Уже столько лет… Я к нему как к брату отношусь.

Хлопаю в ладони и восхищенно произношу:

— Боже мой, какая речь! Какой накал страстей, я почти прониклась и даже немного всплакнула, — театрально промакиваю средним пальцем уголки глаз.

Светлана замирает, тяжело дыша, смотрит на меня. И я вижу, как с ее лица сползает маска кроткой, доброжелательной барышни, являя миру разъяренную стерву.

— Тебя вообще не касается, что у меня к Зорину!

Задумываюсь на мгновение, а потом киваю:

— В принципе да. Меня это не касается. Мне вообще по х*ру на тебя, и твои жалкие потуги, подруга. Впрочем… не только мне.

Она моментально вспыхивает, столько намекнуть, что Артем равнодушен к ней. Снова открывает воду и начинает мыть руки, будто не делала этого две минуты назад. Вижу, что пытается успокоиться, взять себя в руки. И у нее это выходит. Ну, ничего, сейчас мигом исправим.

— Можешь выпендриваться, сколько захочешь. Все равно долго не продержитесь, — снисходительно произносит она.

— Правда? Интересно, почему? — одну руку ставлю на пояс, а второй упираюсь в стену.

— Даже дураку понятно, что сейчас Артем просто дорвался, и не замечает ничего. Ты у него, как заветная галочка, недаром идеей фикс называл. Скоро пелена спадет, и он сможет трезво оценить ситуацию.

— Поясни-ка.

— Что тут пояснять? Где ты, и где он, — хмыкает эта с*чка, разглядывая свое отражение. — Не доросла ты до него, деточка.

— А ты, насколько я понимаю, доросла?

Вместо ответа лишь изгибает в пренебрежительной улыбке пухлые губы.

— Хм, — потираю подбородок, — может быть. Пойду-ка узнаю его мнение на этот счет. Как ты думаешь, ему понравится, что так называемая подруга детства, на самом деле течет при одном взгляде на него, и мечтает, чтобы он обратил на нее свое внимание?

— С*ка! — яростно разворачивается ко мне.

— Ты даже не догадываешься какая, — я не вру, не приукрашиваю. Во мне действительно просыпается она, с*ка, готовая раздавить все хорошее в поле зрения, вытаскивающая на поверхность все слабости и недостатки окружающих.

— Рано или поздно у Зорина откроются глаза, и он поймет какая ты на самом деле! И угадай, кто будет рядом в этот момент?

— Чего тут гадать. Если такое случится, рядом будет неудачница, которую он и за женщину не считает. Которая все время была под боком и обреченно наблюдала за тем, как он меняет бабу за бабой, слушала рассказы о том, как и кого он трахает, прикрываясь жалкой улыбкой. — От этих слов Светлана дернулась и побледнела, не сумев удержать на лице маску, — Эта овца подставит ему плечо, утрет платком скупые мужские слезы, а потом будет бережно хранить эту тряпку, нежно поглаживая ее ладошками в моменты печали, вдыхая аромат и тайно занимаясь самоудовлетворением. Потому что ни при каком раскладе большее ей не грозит. А он пойдет дальше, даже не оглядываясь. Как тебе такой сценарий?

Бью словами, наотмашь. Ломаю наглую девицу, которую сегодня увидела первый раз в жизни, нанося удар за ударом по слабому месту, тем самым стараясь унять пожар бушующий в крови. Сегодня я оказалась в странной ситуации, непростой, изнутри раздирают непонятные противоречия, не понимаю, что со мной творится, и от этого просто задыхаюсь. Мне срочно нужно сделать кому-нибудь еще хуже. Раздавить, размазать, выплеснуть весь гремучий коктейль, кипящий внутри. Поэтому безжалостно продолжаю:

— Если хотелось его заполучить, то надо было раньше прекращать игру в дружбу, пока еще не превратилась в его глазах в бесполое существо, пригодное только для дружеских разговоров. А сейчас все, помаши ручкой, сядь в уголке и не комплексуй. Поезд ушел. Такова жизнь, деточка. Кто-то создан, для того чтобы его любили, а кто-то просто так, для фона.

— С*ка, — еще раз повторяет она, сдавленным шепотом.

Склонившись к ней, скольжу взглядом по бледному лицу, подрагивающим губам, и участливо произношу:

— Знаю. И тебе советую. Может, хоть кому-то будешь нужна… Еще раз увижу, как ты пускаешь на него слюни, разговор будет другой. Я ему выдам все твои тайные помыслы, да еще и от себя добавлю. Поржем над тобой вместе с ним. Обещаю.

Она отшатывается от меня, прижимая ладонь к губам, и в глазах плещется ненависть, смешанная с отчаянием и болью, готовыми пролиться слезами. Я выбила ее из зоны комфорта, макнула носом в д*рьмо и подержала там, заставляя давиться им, захлебываться, теперь тысячу раз подумает, прежде чем рот разевать.

— И кстати, хр*новый из тебя психолог. Шла бы лучше в магазин, трусами торговать, может, больше толку бы вышло, — последний раз прохожусь по ней пренебрежительным взглядом, и, развернувшись, иду прочь.

Вот теперь можно покидать это заведение. Я узнала все, что хотела.

Домой едем молча. Артем сидит, откинувшись на спинку и прикрыв глаза, а я стеклянным взглядом уставилась в окно, при этом ничего не вижу, не понимаю.

Такое чувство, будто меня разобрали, все перетряхнули и небрежно засыпали обратно. В животе гудит, словно шаровую молнию проглотила, по венам течет яд. Меня душат странные ощущения, и мне никак не удается от них избавиться. Чувствую присутствие Зорина в машине каждым миллиметром кожи, каждой клеточкой. Нервы как оголенные провода, хочется скандалить, устроить ему разнос. А под этой бушующей лавой теплится странное желание, чтобы он меня успокоил. Сказал что-нибудь, что потушит пожар, выжигающий изнутри.