Кровосмешение (СИ) - Агафонов Андрей Юрьевич - Страница 14

Проникновенно поет Владимир Асмолов.

Внезапно над городом начинает сгущаться тьма. В синем воздухе золотом сияют фонари, облака становятся багровыми. Падает сплошная чернота. После паузы снова возникает тот же пейзаж с Ангарой, только никакого города нет — только остовы сгоревших домов. Черная голова поворачивается к зрителю, на нее падает свет, и зрители узнают лицо и.о., но странно постаревшее и какое-то мертвое. Лицо открывает рот, и все видят два крупных верхних клыка. И.о. улыбается.

— Мы были вчера, мы есть сегодня и будем завтра! — говорит бодрый комсомольский голос за кадром. — Партия Бессмертия!

ПАРТИЯ БЕССМЕРТИЯ — золотыми буквами без засечек на черном фоне сообщает экран.

Финальный кадр — на фоне размытых силуэтов и.о. идет как будто бы в колонне, неся в руках на шесте фотографию, на которой изображен он сам.

В зале вспыхивает свет.

— К сожалению, только осваиваю видеоредактор, — кашлянув, говорит в микрофон Тихонов, — но главная мысль, думаю, понятна.

Михаил посмеивается, глядя на ошалевший актив. Крылов сидит на сцене с непроницаемым лицом.

слышен красивый высокий голос современного певца.

Логан полулежит в черной обшарпанной ванне и бреет машинкой голову. Он выглядит пьяным и мертвым от усталости. На краю ванны стоит бокал с красным вином. В воде плавают куски черной шерсти. На затылке — островки нетронутых волос.

Но память покрыта такими! Большими! Снега-ми! — страдает певец.

— Дай я, — Вера садится на борт ванны. Логан покорно роняет машинку в ее ладонь. Она наклоняет его голову вперед и нацеливает лезвие машинки на черные островки.

— Ты любишь эту песню? — спрашивает она, склонив голову набок.

— Я ее… помню… — выдыхает Логан. — Я многое помню, но все как-то… кусками… целые десятилетия выпадают… как будто не было.

— Вот так, — Вера чуть высовывает язык между белых ровных зубов, — вот теперь хорошо… А скажи…

— Что?

— Какое самое сильное чувство для вампира? — выпаливает Вера.

Логан беззвучно хихикает.

— Что?! — обижается Вера.

— Ты думала, я скажу «голод»?

— А на самом деле?

— Я не хочу говорить.

— Ну пожалуйста, — она зачерпывает воду из ванны и омывает его затылок, — я не буду смеяться. Честно.

Он поворачивается к ней и смотрит в лицо. Смотрит глубокими черными глазами, в которых нет ничего человеческого.

— Ностальгия.

Вера целует его в макушку и тихо выскальзывает из ванной.

ГЛАВА 20. МУЖИЧКИ ЗА СЕБЯ ПОСТОЯЛИ

— О-ооох, — выдыхает Логан, выходя на улицу. Кругом лежит снег. На его бритую голову летят снежинки. Тусклое утреннее небо мерцает перламутром.

— Окропим снежок красненьким? — шутит Вера, заводя двигатель автомобиля.

— Как пойдет… — неопределенно отвечает Логан.

В Историческом сквере небольшое скопление народа. И. о. Губернатора проводит встречу с избирателями. Он во всем черном, как будто в трауре, на висках блестит седина, тонкие уши побелели. На лице живут только глаза — красные и сухие, как будто воспаленные. На штендерах — его фотопортреты с эмблемой Партии Бессмертия.

— Что говорит? — спрашивает замерзшая юная журналистка у отбившегося от стайки корреспондента.

— Что мы все можем жить вечно, если захотим. Иди послушай, такого нагородил…

— Мы все кого-то потеряли, — доносится надтреснутый тенор Тихонова, — я на своем опыте знаю, что преступная власть, захватившая наш регион, не остановится ни перед чем. И я оплакиваю свою семью. Но мое горе меркнет по сравнению с вашим. И после этой трагедии я понял, что я должен делать. Я должен спасти вас. Я могу это сделать. Смерти больше нет! Для нас с вами — смерти больше не существует!

Последние слова Тихонов выкрикивает хриплым сорванным голосом, как будто каркает.

Логан и Вера наблюдают за происходящим с некоторого расстояния.

— Пойдем отсюда, — говорит он и берет ее за руку, — надо заскочить еще в одно место.

— Алексей! — Крылова окликает жена. Она очень постарела. На ней старый бесформенный пуховик. Лицо совершенно без косметики, губы опущены вниз, волосы выбились из-под шапки.

— Чего тебе надо?

— Мне чего надо?

— Да. Чего тебе надо, денег?

— Сволочь ты, Леша.

Она поворачивается и уходит. Он колеблется, глядя ей вслед, тут его хлопает по плечу Михаил:

— Все нормально?

— Иду, Миша, скажи ему. Блядь!

— Что?

— Сто дней же сегодня.

— Что?!

— Забудь. Пошли.

Просторное и темное полуподвальное помещение. Входя, Логан щелкает выключателем у двери. Сизым светом озаряется странное кафе, с единственным столиком посередине. На столике кем-то забыта полупрофессиональная видеокамера «Сони». Помещение пусто. Логан и Вера оглядываются, она — недоуменно-вопросительно, он — настороженно.

— Я хочу в туалет, — заявляет Вера и направляется к дверям в конце зала.

— Стой. Сперва я.

— Ну конечно! — всплескивает она руками.

Логан стоит у двери в туалет, прислушивается и резко распахивает ее.

За дверью, спиной к ним, в темноте, неподвижно стоит мужчина. Все его крупное тело охвачено омерзительной мелкой дрожью.

Вера визжит.

Логан зажимает ей рот, обнимает за плечи и уводит, попутно прихватив видеокамеру со стола и сунув в карман пальто.

— А с пенсиями как будет? — допытывается у Тихонова въедливая бабушка в очередном сквере, — в каком возрасте пенсия-то? Как у вас полагается?

— Всю жизнь будете получать, с индексацией каждый год! Только зачем вам пенсия?

— Как зачем? А лекарства, а квартплата?

— Ну, лекарства вам точно не нужны будут. А с квартплатой что-нибудь придумаем.

— Я насчет детей не понял, — спрашивает угрюмый парень, — их нельзя иметь? А как же тогда наследство передать? Кому?

— А зачем его передавать вообще? Если ты умирать не собираешься?

Толпа вокруг Тихонова все гуще. Крылов, стоящий в нескольких метрах, придерживает рукой в перчатке штендер, сделанный из трех палок и трепещущий от ветра. Михаил контролирует периметр.

— Так если мы все сможем друг дружку жрать, нас же надолго не хватит?

— Ну, во-первых, все не захотят! Во-вторых, всем мы и не дадим! — покровительственно улыбается Тихонов. — Тут отбор построже, чем в партию! Зато все справедливо.

— А что ж надо сделать? — вновь подступает к Тихонову въедливая пенсионерка. — Я ждать не могу, у меня ноги опухают!

— И не на!.. — начинает Тихонов и замолкает, в ужасе глядя перед собой. Из его груди торчит палка от собственного штендера. Только подстреленный хрип выходит из груди и.о.

Он оборачивается и видит Крылова с пистолетом в руке.

— Леха! Леха! Ты че! -панически кричит, пригибаясь, Миша.

— Да пошел он со своим бессмертием, — цедит Крылов и пускает Тихонову пулю в лоб, — крыса помойная.

— Братан, — уважительно говорит угрюмый парень, опуская руку с телефоном, — ты же губернатора убил.

— И о! — поправляет въедливая пенсионерка.

— Ничего, — говорит Крылов, — ничего, ничего. Все хорошо.

Снег под и.о. краснеет от крови.

— Можно только предполагать, — говорит телевизор на холодильнике, — что самоубийство чиновника было вызвано недавно пережитой им трагедией, когда неизвестные убили его жену и ребенка.