Великий поход (СИ) - Годунов Борис - Страница 24

На этом Хаецкий прервался и принялся спешно печатать свой собственный доклад. Немцам удалось утащить почти все, что осталось от их флота, а засветились пока только два «карманных линкора». Все остальные, в том числе и «Шарнхорст», пока не появлялись, и терранское командование полагало, что он стоит на ремонте… И хорошо еще, что ошибочность этого мнения выяснилась до того, как он появился в море. Нет, катастрофой это бы не стало, но неприятностей доставить могло…

– Знаете, большинство моих подчиненных считают документы в лучшем случае неизбежным злом и просто рвутся на агентурную работу, – вздохнула Этне, заканчивая шифровать доклад. – Аналитикой заниматься желающих почти нет, хоть палкой их загоняй, да только толку от таких аналитиков… А еще хуже юные герои, которые только-только попали в академию, но жаждут подвигов – их вообще никуда пускать нельзя…

– Юных героев надежно фильтрует война, – мрачно отозвался Хаецкий, – к сожалению, я это знаю очень хорошо. Сколько раз я видел таких… И иногда даже вытаскивал из-за фронта. Иногда… Когда удавалось совместить очередную вылазку со спасательной операцией…

А удавалось редко. В разгар войны никому нет дела до пропавших в тылу врага агентов – важна только информация… Тряхнув головой, Хаецкий отбросил печальные мысли – работы все еще было море, да и дело шло к вечеру, а значит, самое время окружающей действительности подбросить какую-нибудь гадость. И когда в комнату вошел молодой офицер-связист, Хаецкий ожидал чего угодно… Но только не того, что в действительности содержала шифровка.

А содержала она благодарность в приказе. За что именно, Игорь так и не понял – судя по всему, по совокупности, но это радовало, особенно – неожиданностью. Нет, начальство никогда не обходило его вознаграждением – но вот так, за все и сразу он до сих пор получил только выговор на первом курсе училища…

– Благодарность в приказе? Хм, поздравляю, – Этне прочитала расшифрованный текст и отложила бумагу. – думаю, это можно не жечь. А вот это…

Девушка держала в руках зарисовку – забор, над которым выступают крыши нескольких бараков, сторожевые вышки и высокая труба, из которой тянулся густой черный дым. Дым был прорисован особенно тщательно.

– А вот это, – зло выдохнул Хаецкий, – значит, что нацисты принялись за свое любимое занятие – истребление людей промышленным способом.

– Это же абсурд!

– Увы, это не абсурд. Это их мерзкая религия, поклонение нелепым идеям расового превосходства. Они – «высшая раса», а все остальные лишь грязные животные…

– Никогда не слышала ничего более мерзкого!

– Услышите, – посулил Хаецкий. – Когда этих тварей потащат под суд, ты услышишь много гораздо более мерзкого…

– Ты всерьез утверждаешь, что это возможно?!

– Знаешь, я был в концлагерях со следователями, и давал показания в Нюрнберге – и видел вещи, до которых не додумался бы и самый извращенный психопат!.. Кхм… Прошу прощения, и давайте вернемся к работе.

Плохо. Разведчик должен контролировать эмоции всегда, и даже такая короткая вспышка – слишком много… Да и реакция Этне, прямо скажем, своеобразная. Все это может плохо кончится…

И, окончательно выбросив из головы этот разговор и стремительный переход на «ты» и обратно, Хаецкий сосредоточился на работе.

– Кретин! – заорал фюрер, едва выслушав доклад.— Ничтожество! Как вы вообще не смогли организовать простейшую операцию?! У вас было более чем достаточно и времени, и сил, но вы все провалили!

– Но, мой фюрер… – попытался возразить Мильх. – Эти новые самолеты русских значительно превосходят все, что…

– Молчать! Наши технологии на поколение опережают все, что может выдать местная промышленность даже при предельном напряжении, а вы мне рассказываете про каких-то русских с самолетами?

– Мой фюрер, но это не те русские – они из нашего родного мира, – снова попытался возразить Мильх.

– Даже если они и протащили несколько самолетов через переход – вам они не должны составить ни малейшей проблемы! Свободны!

Выйдя из кабинета, Мильх тяжело вздохнул и вытер взмокший лоб. С каждым днем общаться с фюрером становилось все сложнее, так что он не был уверен, так уж ли ему повезло занять место бывшего начальника. Может. Лучше было бы так и остаться скромным заместителем? Хотя… А кто еще? Он и так был вторым человеком в Люфтваффе, да и всегда пытался занять место шефа – ну вот, пожалуйста. Занял. Лучше стало? Фюрер по-прежнему не желает ничего слушать, что-то растолковать ему – огромная проблема, и даже выслушав, он, скорее всего, просто проигнорирует… Несколько самолетов? Несколько десятков эскадрилий – так будет правильней! Но разве фюрер это признает?..

Убрав платок в карман, Мильх поправил фуражку, сцепил руки за спиной и пошел прочь – его ждали дела. И, уже садясь в машину, он поймал себя на мысли: а примут ли преследователи перебежчика?

Глава 12

– И что это было? – осведомилась Этне, опуская револьвер. – Я бы еще поняла, если бы он покушался на меня, но вы все же не настолько значимая фигура…

– От него мы этого точно не узнаем, – Хаецкий убрал пистолет в кобуру, пытаясь вспомнить, когда же он в последний раз стрелял не на тренировке. Года два назад, не меньше… – И я удивлен ничуть не меньше. Не то, чтобы меня не пытались убить… Но вот так, прямо на улице – не случалось.

Отправляться на фронт не было никакого смысла, хотя англичане с этим и не соглашались – но фронт добрался до них сам. Не успел Хаецкий проработать в Париже и недели, как его попытались убить. Прямо на улице, в нескольких шагах от штаба.

…Молодой полицейский, ехавший по своим делам, неожиданно притормозил мотоцикл, выхватил пистолет и выстрелил. Хаецкий, дернувшись на оклик Этне, успел заметить стрелка, упасть, выстрелить в ответ и с третьего раза попасть. Слишком удачно – пуля, судя по луже крови, угодила в какой-то крупный сосуд, так что лже-полицейский все равно не дожил бы до допроса, даже если бы не сломал шею…

И вот теперь, спустя пару минут, Хаецкий, убрав пистолет, подошел к телу и задрал рукав. Ну разумеется…

– Еще один эсэсовец, – констатировал он, разглядывая татуировку. – Интересно, скольких еще английская контрразведка прохлопала?

– Ну, большая часть так и осталась гнить под Берлином, так что вряд ли много. Хотя еще вопрос, сколько они успели набрать местных кадров… – Хаецкий прищурился, разглядывая пистолет убитого. – «Вальтер»… Значит, из старых… Ладно, не будем мешать полиции.

В кабинете их ждали – посыльный с очередной шифровой и комиссар парижской полиции. И первый был куда важнее…

– Прошу прощения, господин комиссар, но вам придется подождать в другой комнате, – сходу заявила Этне. – К сожалению, шифрограммы из штаба не терпят отлагательств, и возможно, это сообщение прольет свет на случившееся.

Комиссар – на ломаном русском, но весьма витиевато – ответил, что не имеет права покинуть кабинет, но готов посидеть где-нибудь в углу, на что Этне заявила, что в таком случае команда просто откажется от сотрудничества и потребует привлечь к делу ирландских полицейских и контрразведчиков. Это подействовало – недовольный комиссар все-таки убрался, и Этне занялась расшифровкой.

Писал Хилленкоттер. И писал как раз о сегодняшнем покушении – как оказалось, оно было следствием провокации, позволившей изрядно сузить круг подозреваемых в измене – и однозначно исключить терран и часть ирландцев. Впрочем, список все равно оставался очень неудобным – возглавляли его два министра, да и все прочие подозреваемые были далеко не клерками…

– Я бы поставила на депутатов от низинной Шотландии, – заявила Этне, пробежавшись по списку. – У баронов Низин слишком большое влияние и слишком большие аппетиты… Но и О’Коннора исключать не стоит – доказательств никаких, но Министерство внешней торговли славится своими взяточниками. И если теперь их удастся поймать с поличным… – она мечтательно зажмурилась. – Полагаю, комиссара можно позвать обратно?