Ниоткуда с любовью - Полукарова Даша - Страница 99

— Мне попался хороший наставник, — Сурмина слегка пожала плечами.

— Мне тоже. Он помог мне, вселил в меня уверенность, что я смогу достичь чего хочу. С тех пор, как я понял, что могу стать архитектором, я все бежал, бежал, бежал, преодолевая один барьер за другим. В 20 лет, правда, женился, но сам все испортил. Мне казалось, что брак — это торможение, а мне нужно было только лишь двигаться вперед. К цели. Все романтические фантазии не победили одного выигранного тендера. И никто не хотел быть на втором месте.

— Она поэтому ушла? Аня.

— Можно сказать и так. Мы слишком рано поженились. Мы оба были еще детьми. Когда осознали, что ошиблись, каждый постарался сделать вид, что это не так. Я ушел в работу, перестал появляться дома. Продвижение по работе — это сильно вскружило мне голову. А она… стала больше тусоваться по клубам, родители ее москвичи наплели тут ей еще с три короба. Короче, однажды… — Олег вздохнул, — я ее просто увидел с моим однокурсником. У них был роман и довольно продолжительный. Я же ничего не замечал. Мы поругались. Она ушла к родителям. А потом и вовсе сбежала. Папаша ее влиятельный как-то выбил нам развод. Документы мы подписали. Но я ее больше не видел. Она оставила мне свой портрет, который я нарисовал для нее в самом начале наших отношений, и исчезла из наших жизней.

— Зачем же она вернулась сейчас?

Красовский пожал плечами.

— Кажется, по работе. Я с ней поговорил. Не думаю, что у нее остались какие-то там иллюзии.

— Но взгляды она на тебя бросала самые бурные.

— Так. Сурмина! — Олег шлепнул ее ладонью по руке. — Ты мне веришь?

— Верю, — улыбнулась Маша и вдруг разозлилась. — Конечно, я тебе верю, Красовский, что за бредовый вопрос!

— Я люблю тебя. — Внезапно прошептал он. — Я люблю тебя, Маша Сурмина. И даже когда ты будешь уже не такой молодой, неопытной и наивной, а я стану старым, и девицы не будут западать на меня целыми толпами… я буду любить тебя.

Она засмеялась.

Она засмеялась, обняв его за шею — как любила это делать — и легонько вздохнув.

— Сегодня я вдруг поняла, что жизнь может преподносить невероятные сюрпризы.

- А встретив меня, ты этого не понимала?

— Кто сказал, что это встреча с тобой была для меня сюрпризом?

- Ты сама! — рассмеялся Олег.

— Это я погорячилась, — насмешливо возразила Маша, целуя его.

— Привыкли вы девушки брать свои слова обратно. — Олег оторвался от нее и, примерившись, поцеловал снова.

Так давно он мечтал это сделать.

XVIII

«Ну что ж, сестренка, (ты уже бесишься, да?) настанет однажды такой момент, когда тебе захочется убежать. Всем нам порой хочется, и я, и ты не исключения. Я вот уже исчезла. Скажи, это было сложно понять, что я жива и невредима? Так вот, все так. Я жива и невредима. А ты? Как поживаешь? Ты уже вернулась к своей первой любви? К своим друзьям из Затерянной Бухты? Вернулась к Шопену и разбитой шкатулке? Ну и как ощущения? Чувствуешь полное счастье? Я думаю, что нет. Ты, может быть, и не знаешь, в чем дело, но я так вижу это абсолютно определенно. Проблема в том, что твои находки тебя не совсем радуют. Они как призраки любимых ушедших людей. С ними невозможно жить. Их нельзя обнять, нельзя почувствовать — ощутить. От них веет холодом, пусть и со знакомым запахом. Но правда в том, что ты такая потому, что у тебя есть все эти вещи. И люди. Конечно люди. Вот тот же Рудик. Он ведь уже совсем не такой, правда? А было бы забавно, если бы ваши детские мечты сбылись, и вы все-таки стали бы парой, правда? Боюсь, что только это не совсем возможно. Да-да, можешь сердиться на меня, можешь называть бестолковой и презрительно отмахиваться, но одного ты не изменишь. К тебе однажды придет то великое чувство осознания, которое подскажет тебе, что прошлое должно оставаться в прошлом. И ты хочешь спросить, почему я ворошу его, копаясь в старом белье? Просто, чтобы ты вспомнила, кто ты. Кем была, кем мечтала быть. На своем примере, лежа на нашем старом диване с больной ногой в течение многих недель, я испробовала это. Большего тебе от меня ждать и не придется. Я не подсказываю тебе, что делать дальше, я просто пытаюсь сказать, что пришло время не бежать от себя, а найти. И вся прелесть в том, что это твой свободный выбор. Сделай его за нас обеих».

Полина дочитала письмо, легла, свернувшись калачиком, и уснула. Быстро, в одно мгновение. Она проспала всю ночь без сновидений, и это был первый раз за долгое-долгое время.

…Проснулась она в полутьме. Сначала подумала, что еще ночь, но потом поняла, что в комнате всего лишь зашторены окна. Она поднялась и прошла к двери, ощущая жаркий озноб во всем теле. Только выйдя на площадку, осознала, что держит в руке знакомый конверт с письмом. Весь смятый от частых прочтений и прижиманий к себе, он был к тому же еще слегка влажным от невысохших слез.

Полина вздохнула, глядя на конверт. Снизу раздавались повышенные голоса. Родители с кем-то ссорились.

- Я не понимаю, что ты о себе вообще думаешь?! Ты говоришь мне о таких вещах… нет уж, я не приму этого. И если ты еще раз заикнешься о деньгах, можешь больше не возвращаться в этот дом, — говорила мама.

- Это же помощь, Вика, как ты не понимаешь этого? — Слушая разговор, Полина спускалась по ступенькам. Не доходя двух последних, села на месте, придерживаясь перил. Чувствовала она себя неважно. Из-за угла вырулила Маша с большим бабушкиным чайником в руках. Хотела что-то крикнуть, увидев ее, но Полина быстро приложила палец к губам.

- Я понимаю. Я все прекрасно понимаю, — отвечала мама. По голосу слышалось, что она ничего не желает понимать.

- У меня нет ни малейшего желания видеть своих очаровательных родственников, и поэтому…

- И поэтому ты откупаешься деньгами? — выкрикнула мама.

- Я понимаю, Олег, — вступил отец, — у тебя есть все основания ненавидеть нас и не ходить, но…

- Я знаю. Я просто сказал, это ничего не поменяет, — вздохнул Красовский. — И это не я откупаюсь, а они ведут себя неприлично…

- Ну уж этих людей не исправишь, даже пытаться не стоит, — подхватил отец.

- Но ты, Олег, все равно ведешь себя странно. Я и не думала, что ты придешь с…с… — она обернулась, увидев Машку с чайником в руках.

- Вика, как тебе не стыдно? — встал Олег.

- А что такого? Если у вас все серьезно…

- Мама, прекрати немедленно! — Полина возникла в дверях, Виктория чуть не уронила чашку. В гостиной воцарилась полная тишина. — Это же… у нас же сегодня… как ты можешь что-то выяснять, это мерзко… — голос Полины пресекся, она заплакала, прижав руку к глазам.

- Пойдем, — раздался позади нее тихий голос. Теплая крепкая рука потянула ее вверх, и она послушно пошла, не понимая, куда идет. — Садись.

Она распахнула глаза. Родион включил настольную лампу, и она оказалась в своей комнате.

- Ложись, — сказал он.

- Нет, — она решительно помотала головой. — Я не хочу.

— Рудик, ей надо выпить чаю, — это Маша поставила чашку за ее спиной. — Пойду, спущусь к Олегу. Скоро вернусь.

- Спасибо. Я… позже.

- Нет. — Требовательно заявил он. — Нет, я серьезно, Поль. Давай. Пей. Вот, маленькими глотками…

Она едва не захлебнулась, фыркнув, когда Родион начал поить ее чаем из ложечки.

- Спасибо, все. — Он укрыл ее пледом. Сел в ногах.

- Когда ты приехал?

— Час назад. Было еще совсем рано.

- Ну как там… в городе? — спросила она, ощущая потребность что-то спросить и не слушая его ответ. Он остановился на полуслове, посмотрел на нее. Она на него. Помолчали.

- Мне страшно, Рудик, — прошептала она.

— Я знаю. Но это пройдет.

- А вдруг нет?

- Пройдет, я уверен. — Он сжал ее руку. — Пройдет.

Так они и сидели молча.

Каждое объятие заставляет нас почувствовать плотность, осязаемость друг друга. Иногда просто жизненно необходимо ощутить тепло другого человека, чтобы осознать, что и сам не умер. Полина не нуждалась в подобных объятьях.