Люси Салливан выходит замуж - Кейс Мариан - Страница 98

— Не понимаю, — с трудом выговорила я, бледнея от дурного предчувствия. — Не понимаю, почему вы все время говорите, что папа много пьет.

— Не понимаешь? — нахмурился он. — Разве ты не знаешь? Ты ведь живешь вместе с ним!

— Я не живу с ним. То есть очень долго не жила. Я только что переехала к нему.

— Неужели тебе мать ничего не говорила? О том, что… — Он внимательно взглянул на меня. — О. Я вижу. Она не говорила.

У меня задрожали ноги. Я знала, что он собирается сказать мне. Катастрофа, от которой я убегала всю сознательную жизнь, вот-вот должна была настигнуть меня. Почти с облегчением я успела подумать, что больше не надо будет прятаться и закрывать глаза.

— Так вот, — вздохнул доктор Торнтон. — Твой отец — хронический алкоголик.

Внутри меня что-то екнуло. Я знала это и в то же время не знала.

— Это точно? — выдавила я.

— Ты действительно не в курсе? — спросил он уже не таким раздраженным тоном.

— Нет, — ответила я. — Но теперь, услышав это от вас, я не могу понять, как я раньше не догадалась.

— Такое часто случается, — устало махнул рукой доктор. — Я постоянно с этим сталкиваюсь: в семье серьезная проблема, а все ведут себя как ни в чем не бывало.

— О, — только и могла сказать я.

— Это как если бы у них в гостиной стоял слон, а они притворялись бы, что его нет.

— О, — повторила я. — И что можно сделать?

— Честно говоря, Люси, это не моя область, я терапевт. Если бы у твоего отца врос ноготь или если бы у него расстроился желудок, я бы с удовольствием прописал ему все, что нужно. Но в психотерапии и проблемах семьи я не специалист. В наше время этому не учили.

— Понятно.

— Но у тебя-то все в порядке? — спросил он. — Думаю, для тебя это большой шок. А шок я умею лечить.

— У меня все в порядке, — ответила я, поднимаясь, чтобы уходить. Мне необходимо было обдумать услышанное. Мне срочно нужно было побыть одной.

— Подожди, — остановил он меня. — Я выпишу тебе кое-что.

— Что? — с горечью спросила я. — Нового отца? Не алкоголика?

— Не стоит так говорить, — нахмурился он. — Как насчет снотворного? Может, успокоительное? Антидепрессанты?

— Спасибо, не надо.

— Тогда у меня есть другое предложение, которое могло бы тебе помочь, — задумчиво сказал он.

Надежда затрепетала в моей груди.

— Какое? — не дыша спросила я.

— Клеенка.

— Клеенка?

— Ну да, чтобы не намокал матрас…

Я вышла из кабинета.

Домой я пришла все еще в состоянии шока. Папа спал в кресле, на ковре у него под ногами тлела сигарета. При звуке моих шагов он проснулся.

— Ты не сбегаешь для меня в винный магазин, милая?

— Хорошо, — кивнула я, слишком потрясенная, чтобы возражать. — Что тебе купить?

— Все равно. На что у тебя хватит денег, — скромно сказал он.

— Хм. Ты хочешь, чтобы я сама заплатила? — холодно поинтересовалась я.

— Ну-у… — невнятно протянул папа.

— По-моему, ты получил свое пособие всего два дня назад, — заметила я. — Куда делись эти деньги?

— Ну, Люси, — как-то противно засмеялся он. — Ты вылитая мать.

Подавленная, я развернулась и ушла. «Я — вылитая мать?» — стучало у меня в голове. В магазине я купила отцу бутылку дорогого виски, а не то дешевое пойло из Восточной Европы, которое он обычно пил. Но этого было недостаточно, чтобы почувствовать себя лучше, мне нужно было потратить на папу больше денег, поэтому я купила еще две пачки сигарет, четыре шоколадки и два пакета чипсов.

Когда сумма моих покупок перевалила за двадцать фунтов, я задышала спокойнее, осознавая, что эта экстравагантная расточительность убила во мне всякое сходство с матерью.

После этого я смогла обдумать то, что сказал мне доктор Торнтон. Я не хотела верить ему, но ничего не могла поделать. Его слова многое объясняли. Я попробовала посмотреть на папу в старом свете, а потом — в свете того, что он страдал алкоголизмом. Вторая картина была логичнее. Она была абсолютно логичной.

Откровения доктора Торнтона толкнули первую костяшку домино, что повлекло за собой цепную реакцию: остальные костяшки стали падать одна за другой, все быстрее и быстрее.

Как красное вино, пролитое на белую скатерть, новое знание стремительно окрашивало в другой цвет всю мою жизнь, все мои воспоминания, начиная с раннего детства.

Новое знание окрашивало все в очень темный, мрачный цвет.

Оказывается, двадцать шесть лет я видела свою жизнь, отца, семью перевернутыми с ног на голову, и неожиданно мне открылось все как есть. Сразу примириться с новым видением я не могла.

Хуже всего было то, что по-новому я увидела папу. Теперь это был совершенно незнакомый мне человек. Как же я не хотела, чтобы это случилось! Не хотела, чтобы папа, которого я любила, исчезал прямо у меня на глазах. Я хотела и дальше любить его. У меня ведь больше никого не было.

Чтобы защитить себя, чтобы меня не поглотила эта огромная потеря, я делила мою жизнь на маленькие кусочки и переосмысливала ее постепенно. Я разглядывала своего нового отца исподтишка, украдкой, не задерживая на нем мысленный взор слишком надолго. Но совсем не видеть его было уже невозможно. Он не был забавным, милым, добрым человеком. Он был пьяницей — глупым, бестолковым и эгоистичным.

Я не хотела так думать о своем папе, это было нестерпимо. Он был единственным человеком, которого я по-настоящему любила. И вдруг я узнала, что его даже не существует!

Неудивительно, что в детстве он казался мне веселым, — легко быть веселым, когда ты пьян. Неудивительно, что он так много пел. Неудивительно, что он так часто плакал…

Я не сошла от горя с ума только благодаря одной маленькой надежде: может, я смогу изменить его.

С трудом, неохотно, но я согласилась признать, что у папы проблемы с выпивкой, — но только с той оговоркой, что эти проблемы разрешимы.

Я слышала, что пьющие люди иногда вылечивались. Мне просто нужно было узнать как. И тогда мой папа вернется и все будут счастливы.

Глава семьдесят первая

И, движимая надеждой, что папу можно спасти, я снова записалась на прием к доктору Торнтону.

— Пропишите мне что-нибудь, чтобы он не пил, — потребовала я, пребывая в полной уверенности, что на рынке лекарств наверняка есть соответствующее средство.

— Люси, — сказал доктор Торнтон, — я не могу ничего прописать тебе, чтобы он не пил.

— Ладно, — с готовностью согласилась я. — Я приведу его к вам, и тогда вы сможете выписать рецепт ему лично.

— Да нет же, — быстро терял терпение доктор Торнтон. — Как ты не понимаешь! От алкоголизма лекарства нет.

— Не называйте его алкоголиком.

— Почему? Ведь он алкоголик.

— И что же ему делать?

— Бросить пить. Или он умрет.

От страха у меня закружилась голова.

— Надо как-нибудь помочь ему бросить пить, — сказала я в отчаянии. — Ведь есть же люди, которые очень много пили, а потом бросали. Как у них это получалось?

— Я знаю только одно средство, которое может помочь. Это собрания общества анонимных алкоголиков.

— Что? Нет, я не хочу, чтобы он ходит на эти собрания. Там ведь столько этих… этих алкоголиков, вонючих стариков с полиэтиленовыми пакетами на ногах вместо обуви. Мой папа совсем не такой.

Сказав это, я вдруг осознала, что папа в последнее время тоже стал довольно плохо пахнуть. Он частенько набирал себе ванну (обычно с катастрофическими последствиями), но я не помнила, чтобы он мылся. Однако доктору Торнтону я не собиралась об этом рассказывать.

— Люси, алкоголики бывают самых разных размеров и форм. Это могут быть женщины и мужчины, старые и молодые, плохо пахнущие и благоухающие.

— Правда? — недоверчиво спросила я.

— Правда.

— Даже женщины?

— Даже женщины, у которых есть дом, муж, работа, дети, дорогая одежда, туфли на высоких каблуках, духи и красивая прическа… — Доктор Торнтон умолк, как будто задумавшись о каком-то конкретном человеке.