Люси Салливан выходит замуж - Кейс Мариан - Страница 62

«Ах да!» — вспомнила я.

«Ох, нет!» — тут же пожалела я о том, что вспомнила.

К счастью, у меня было такое тяжелое похмелье, что я сумела снова заснуть.

Когда я проснулась второй раз, было уже около десяти часов. Воспоминание о том, что я потеряла Гаса, стукнуло меня по голове, как сковородка. Я поднялась и дотащилась до кухни. Шарлотта и Карен наводили там порядок. После вчерашнего ужина осталось столько еды, что я чуть не расплакалась, но сдержалась, потому что не хотела, чтобы Карен и Шарлотта решили, будто я плачу из-за Гаса.

— С добрым утром, — сказала я.

— С добрым утром, — ответили они.

Я ждала. Я даже затаила дыхание, надеясь, что одна из них воскликнет: «Ой, а тебе звонил Гас!»

Но ни одна из них не воскликнула.

Я знала, что не было смысла спрашивать их, звонил ли Гас. Они обе отлично понимали, как мне это важно. Если бы он позвонил, то они сразу же сообщили бы мне об этом. Думаю, ради такой новости они даже разбудили бы меня.

Но даже понимая это, я неожиданно для себя выпалила:

— Мне никто не звонил?

— Э-э… нет, — пробормотала Карен, не глядя на меня.

— Нет, — подтвердила Шарлотта, — никто не звонил.

Я же отлично знала, каков будет ответ, почему же он так огорчил меня?

— Как твоя лодыжка? — спросила я Шарлотту.

— Нормально, — ответила она застенчиво.

— Я сбегаю за газетой, — предложила я. — А потом помогу вам убираться. Купить что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Мне не нужна была газета. Но я знала, что если буду кружить возле телефона, то он никогда не зазвонит. Если Гас и проявится, то произойдет это скорее всего тогда, когда меня не будет дома.

Вернувшись, я остановилась в прихожей, ожидая, что мне навстречу выбегут Шарлотта или Карен и, задыхаясь от возбуждения, крикнут: «Угадай, кто сейчас звонил?» Или: «Угадай, кто пришел?»

Но никто не выбежал мне навстречу и ничего не крикнул, задыхаясь от возбуждения. И мне пришлось самой идти на кухню, где мне вручили полотенце и поставили у раковины.

— Мне никто не звонил? — услышала я свой собственный голос.

Карен и Шарлотта отрицательно качнули головами. Я сжала губы. Больше не буду спрашивать, пообещала я себе. К чему усугублять свое отчаяние и надоедать соседкам своим несчастьем.

Вместо этого я решила последовать совету всех женских журналов: Чем-нибудь Заняться. Предполагалось, что Чем-нибудь Заняться очень помогает, когда надо отвлечься и не думать о сбежавшем мужчине. Мне повезло: в доме после званого ужина Карен было море работы — правда, я не ожидала, что мне тоже придется участвовать в уборке. Я думала, что ко мне проявят сочувствие и снисхождение, что Карен освободит меня от хозяйственных забот в честь моего особого положения — ведь меня бросил Гас.

Зря я так думала.

— Займись чем-нибудь, — заявила она и продолжила загружать раковину грязной посудой. — Отвлекись, не думай о нем.

И я расстроилась еще больше. Я хотела симпатии, я хотела, чтобы меня пожалели, чтобы ко мне отнеслись, как к больной. А посуду мыть я совсем не хотела.

Все, кто утверждает, будто «Займись Чем-нибудь» помогает при разбитом сердце, ошибаются. Потому что я в тот день все время чем-нибудь занималась и при этом все время думала о Гасе. Да и как мытье полов в ванной, где кого-то стошнило прошлой ночью, могло улучшить мое настроение? А еще я пропылесосила всю квартиру, вымыла все неразбитые стаканы и тарелки, собрала и вынесла на помойку все разбитые стаканы и тарелки и приклеила на мусорный ящик предупреждающую записку, чтобы бомжи не поранились. Я выкинула окурки из тысячи пепельниц, закрыла фольгой миски с оставшейся едой и убрала их в холодильник, где они заняли ценное пространство, предназначавшееся для хранения трехнедельного запаса обезжиренного йогурта, и где они будут обрастать плесенью, пока мы их не выкинем. Еще я попыталась отскоблить стеарин с ковра, но не смогла и поэтому передвинула диван, чтобы закрыть пятно. И я постоянно думала о Гасе.

Мои нервы были на пределе. Телефон звонил весь день, и каждый раз я вздрагивала и судорожно молилась: «Пожалуйста, Боже, пусть это будет Гас». Сама я боялась отвечать на звонки — потому что вдруг это действительно был Гас. Не могла же я допустить, чтобы он подумал, будто я жду его звонка. Это было бы непростительно. Поэтому Шарлотте приходилось отрываться от чистки пригоревшей кастрюли, а Карен — от медленного хождения по квартире с освежителем воздуха и подходить к телефону вместо меня.

И, как и положено брошенной женщине, каждый раз я настаивала, чтобы они выжидали, пока телефон не прозвонит минимум десять секунд.

— Нет, подожди еще немного, — просила я, раз за разом. — Пусть еще позвонит. Нельзя, чтобы он подумал, будто мы бросились отвечать.

— Но мы же бросились, — озадачилась Шарлотта. — По крайней мере, ты бросилась.

Но ничего не помогало. Только один раз за весь день позвонили мне, и это была моя мать.

— Почему вы так долго не отвечали? — спросила она, когда Шарлотта печально передала мне трубку.

И вдруг, совершенно неожиданно для меня, наступил субботний вечер.

Субботний вечер всегда занимал в моей жизни ведущее место. Для меня это был прекрасный момент, яркое пятно в мрачном мире. Но пустой субботний вечер, субботний вечер без Гаса — оказалось, что это страшное явление.

Шесть (неужели всего шесть?) предыдущих субботних вечеров были заняты, потому что я была с Гасом. Иногда мы куда-нибудь ходили, иногда оставались дома, но что бы мы ни делали, мы делали это вместе. А теперь мне казалось, будто раньше у меня никогда, никогда не было свободного субботнего вечера. Я не знала, что делать с этой жуткой вещью. У меня было ощущение, словно мне сунули в руки змею и велели поразвлекать ее несколько часов.

Все мои друзья имели пару. Шарлотта была с Саймоном, Карен была с Дэниелом, Дэниел был с Карен, и вообще, он уже не был моим другом.

Можно было бы позвонить Дэннису, но, как всякий гей, в субботний вечер он наверняка был занят тем, что брил себе голову и готовился к ночи разнузданного гедонизма.

Шарлотта и Саймон предложили мне сходить с ними в кино (как сказала Шарлотта, после вчерашнего разгула ее могло хватить только на кино), но я отказалась. Отказалась не потому, что боялась стать третьей лишней — с этим у меня не было никаких проблем, я почти всю свою жизнь была третьей, четвертой и пятой лишней, и обидно было только первые десять тысяч раз, — а потому, как ни стыдно мне в этом признаться, я боялась, что в наше отсутствие придет Гас.

Я, как дура, все еще надеялась, что он даст о себе знать. Я надеялась, что он придет — в восемь часов, в парадном костюме с чужого плеча и с плохо завязанным галстуком, перепутав пятницу с субботой.

Такая возможность существовала, убеждала я себя.

Ведь такое иногда случается. Вдруг и со мной случится, и тогда я буду спасена. Я смогу радостно отойти от края бездны, потому что мне нет никакой нужды там находиться.

Карен и Дэниел не пригласили меня присоединиться к ним, куда бы они ни направлялись. Да я от них и не ожидала этого. Рядом с Дэниелом я испытывала такую неловкость, что почти перестала разговаривать с ним. И стоило мне вспомнить, как вчера вечером я решила, что он собирается поцеловать меня, хотя на самом деле он просто жалел меня из-за Гаса, я тут же заливалась краской. Как мне такое в голову пришло? И что еще хуже, как такая идея могла мне понравиться? Ведь это же Дэниел. И целоваться с ним — почти то же самое, что целоваться с моим отцом.

В общем, все ушли, а я осталась дома одна — теплым, ясным апрельским вечером.

Где-то между появлением в моей жизни Гаса и его исчезновением зима превратилась в весну, но я была слишком занята радостью и влюбленностью, чтобы обратить на это внимание.

Я обнаружила, что быть брошенной женщиной в теплый, ясный вечер еще противнее, чем обычно.

Когда было темно и холодно, я могла задернуть занавески, разжечь камин, закутаться в одеяло и почувствовать себя уютно в своем одиночестве. А яркость весеннего вечера только подчеркивала мою неудачливость, выставляла напоказ тот факт, что меня бросили. Зима в этом плане была лучше — мое несчастье не так бросалось в глаза.