Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG) - Савицкий Анджей - Страница 45

Канцлер протянул турку руку и припечатал перемирие. Он пообещал, что внизу прикажет его расковать. Но Талаз все время должен будет оставаться в укрытии, в шатрах. Великий визирь не должен был узнать, кого поймали поляки. От этого сейчас могло зависеть очень многое.

XIII

Я спустился вниз, побрякивая цепями. Всю дорогу размышлял: а зачем все это. Почему я позволил Дороте выдать меня гусарам, и позволил им себя поймать. Нужно было перебить усачей и реализовать свой первоначальный план: сбежать далеко-далеко, в глубины Африки, и какое-то время радоваться жизни. Так я поступил бы как демиург, но вместо того поддался императиву, вписанному в Талаза. Людская часть меня попросту не могла вынести сознания того, что я все бросил и сбежал, поджав хвост, трясясь от страха перед Мультиличностью и ее монстрами. Я поддался человеческому элементу, к тому же нельзя было скрыть, что сделал я это с гордостью и, наверное, с облегчением. Ведь до того, как Мультиличность сделала меня своей подножкой, я был храбрым и отважным воином. Со временем я превратился в опасливого слугу, у которого послушание и уважение к повелителю заменили первоначальные черты. Пора это изменить! На сей раз я не стану бежать, а продвинусь на шаг дальше – подниму руку на своего преследователя.

Довольный принятым решением я вышел из минарета… прямиком на четырех огромных евнухов с обнаженными кривыми палашами. Помимо них, нас ожидали два гвардейских офицера и драгоман. Я был точно так же изумлен, как пан Михал и посол Гнинский, тем более, что ждущие нас гусары и дворяне сидели на земле, разоруженные и окруженные несколькими десятков целящихся в них из мушкетов янычар. Среди турок я заметил имама, который за малое пожертвование позволил нам подняться на башню. Несложно было догадаться, что это именно он сообщил кому следует, донес, что у поляков в лагере имеется таинственный пленник.

Драгоман начал провозглашать патетическую, наполненную дипломатическими оборотами речь о том, что посольство, гостящее на территории дворца, должно будет сложить оружие и безоговорочно подчиниться власти великого визиря. Дело в том, что именно с этого момента входит в жизнь новое распоряжение о военном положении. Гнинский тут же заявил протест, а вот что было дальше, я не слышал, потому что евнухи схватили меня и бесцеремонно повели в направлении ворот, ведущих на второй, внутренний двор. Все произошло настолько быстро, что поляки не успели им помешать, впрочем – у них и не было чем. Меня запихнули в небольшое помещение, в котором обвиненные ожидали приговора суда. Оно находилось сразу же за воротами, возле совещательного зала. Помещенные туда люди, как правило, не покидали этого помещения живыми, потому что приговор исполнялся немедленно, сразу же после объявления. Тут я почувствовал определенное беспокойство - ситуация усложнялась.

Где-то через час прибыли три евнуха-душителя, палача, которых я хорошо знал, а одного даже лично тренировал. Те удивились, узнав в невозможно грязном, скованном цепями бедняге своего недавнего начальника. Тут же старший из них помчался сообщить об этом Кара Мустафе. Уже через пару минут меня освободили от кандалов и провели дальше во дворец. Меня отвели в личные покои султана, которые в его отсутствие занял великий визирь.

Мне была хорошо известна его любовь к роскоши и удобствам, потому-то и не удивил вид Кара Мустафы, лежавшего на шелковых подушках, сейчас его кормили две полуголые наложницы, кладущие фрукты с золотых султанских подносов прямо в рот. Увидав меня, он сконфузился, поэтому небрежным жестом руки отослал девушек и поднялся с лежанки, чтобы обнять меня. Но вовремя сдержался, унюхав исходящий от меня смрад.

- Я тебя уже похоронил, парень, - произнес он со слезами в глазах. – Как же я рад тебя видеть. Что они с тобой сотворили? Эта кровь, это ужасное состояние, эти цепи! Я сейчас же прикажу отрубить головы всем проклятым гяурам!

- Это не поляки, - ответил я. – Со мной ничего особенного, разве что немного запачкался. Извини, господин, за мою отвратительную внешность. У меня не было возможности умыться…

- Ладно, ничего не говори. Пойдем в баню, там все расскажешь, - предложил Кара Мустафа и громко захлопал, вызывая евнухов.

Не прошло и получаса, как я, обнаженный, лежал на столике, а меня скребли и поливали водой три девицы из гарема визиря. После чего я очутился в султанском бассейне, выстроенном из самых благородных видов мрамора, с цветастой мозаикой на дне. Кара Мустафа сидел и приглядывался ко мне, задавая краткие, уточняющие вопросы. Глаза его были наполовину прикрыты, из-за чего выглядел он словно ленивый, старый кот. Но я знал, что слушает он крайне внимательно и не спускает с меня глаз. От моего внимания не ушло и то, что в углах помещения стоят четыре белых евнуха, вооруженных палашами. Вроде как по причине военного положения, но, как я подозревал, достаточно будет одного движения брови визиря, и моя голова скатится на дно бассейна.

Пытаясь как можно меньше выдумывать, я в общих чертах описал правду о прогрессе вторжения. Понятное дело, я не признался, что Талаз стал одержимым и является лишь частью существа, которое образует с чужим захватчиком. Будет лучше, чтобы Кара Мустафа не знал, что имеет дело с бывшим военачальником вражеской армии. Я же помнил, насколько он может быть жестоким и беспощадным.

- То есть ты советуешь, чтобы мы, как можно быстрее, покинули Стамбул? – сказал визирь. – Эх, ты же знаешь, что это невозможно. Султан оставил мне четкие приказы. Я обязан спасти его столицу, так что сдать город я не могу, тем более – сбежать из него. Нам нужно найти иной способ победить неприятеля, и что это будет стоить – не важно.

Я даже и не моргнул, ожидая именно такого ответа. Было любопытно, чего же такого он планирует вместе с беями. Очередное наступление с применением пушек? Лично мне казалось, что гораздо больше разрушений и пожаров вызвал артиллерийский обстрел, чем действия армии вторжения, только даже если бы сказать об этом визирю, это ничего не изменило бы. Высылая очередные толпы ополченцев в самоубийственные атаки, он лишь поставляет Мультиличности материал для строительства и невольников. Так что я решил: как только Кара Мустафа вернет меня на службу, я сразу же начну планировать, как сбежать из дворца вместе с поляками.

Когда я уже прилично отмок, мне принесли новую одежду: штаны и рубаху. Двое слуг держало ее, чтобы мне было удобно вложить руки в рукава. Кара Мустафа глядел на все это с непонятным выражением лица. Я влез в принесенную одежду и тут-то почувствовал, что на запястьях вновь замыкаются тяжелые железные оковы. Слуги выкрутили мне руки за спину, а два кольца быстро связали веревкой.

- Хочу тебе кое-кого показать, - сказал визирь и пошел вперед.

Меня грубо подтолкнули, что не обещало ничего хорошего. Дьявол, похоже, кто-то видел меня среди одержимых и донес визирю. Теперь же меня считают шпионом. Кара Мустафа притворялся гостеприимнм приятелем, чтобы вытащить из меня все о моих намерениях. Или это он только проверял мои преданность и откровенность? Я ни словом не упомянул о своей связи с Мультиличностью, в связи с чем он отнесся ко мне как к врагу. Раз я советовал ему сбежать, он только укрепился в уверенности жестко защищать город. Снова я облажался! Похоже, никакой я не демиург, слишком много делаю ошибок!

Мы перешли в уже не такие богатые дворцовые помещения и очутились в тихой, уютной комнате. В ней стояла кровать, на которой лежал бледный и, несмотря на царящую в помещении прохладу, вспотевший Абдул Ага.

Он выжил! Я же был уверен, что истечет кровью, или же что его затопчут лошадями гусары. Какой недосмотр с моей стороны. Причем, не первый.

Похоже, я зашипел, увидав суповара, потому что визирь даже усмехнулся. Один из сопровождавших нас евнухов схватил меня за шею и заставил опуститься на колени. Весьма топорно и неуклюже – наверное, он никогда вместе со мной не тренировал умения пользоваться кистями рук.