Блуждающие души
(Китайские сказки) - Магарм Элизар Евельевич - Страница 7

Вскоре запели петухи. Гости поднялись и стали готовиться к уходу.

— Вы не уйдете голодными, — сказала Третья и предложила им блюдо с лепешками.

Чао-кихуо, очень обеспокоенный, поблагодарил ее и вышел. Он стал издали подсматривать, что будет дальше.

Гости уселись вокруг лепешек. Лишь только они попробовали их, как все упали на землю, стали реветь по-ослиному и превратились в превосходных ослов. Третья загнала их в стойло. Затем она присвоила себе весь их багаж.

Чао-кихуо не сказал никому ни слова об этом происшествии. Он обещал себе исследовать это колдовство.

Через месяц, закончив свои дела в столице, он однажды вечером зашел по пути в «Гостиницу для пешеходов». Чао имел предусмотрительность запастись несколькими свежими лепешками такой же формы, как у Третьей.

В эту ночь он был единственный гость в гостинице. Третья приняла его еще лучше прежнего. Перед сном она спросила его, чего он еще хочет.

— Я хотел бы покушать что-нибудь завтра перед уходом, — сказал он.

— Вы будете удовлетворены, — ответила Третья.

В продолжение ночи ею было проделано тоже, что в прошлый раз.

На рассвете появилась Третья, поставила на стол блюдо с лепешками и ушла на время. Чао-кихуо взял со стола одну из заколдованных лепешек и, заменив ее своей лепешкой, стал дожидаться Третьей.

Та вскоре вошла и спросила:

— Отчего вы не едите?..

— Я жду, — ответил он, — чтобы вы мне составили компанию. Я принес с собой несколько лепешек. Если вы не попробуете моих, я не буду есть ваших.

— Дайте мне, — сказала Третья.

Чао дал ей лепешку, снятую с блюда. Лишь только она прикусила ее, как упала наземь, стала кричать по-ослиному и превратилась в превосходную ослицу. Чао-кихуо оседлал ее, сел верхом на ее спине и продолжал свое путешествие. Он также захватил с собой пастуха, быка и плуг. Однако, не зная, как произносится заклятие, он не в состоянии был ни оживить их, ни превратить никого в осла.

Что касается Третьей, то она была такой выносливой ослицей, как только можно себе представить. Ничто ее не могло остановить в пути. Она делала сто путевых мер в день.

Четыре года спустя после превращения, Чао-кихуо совершал на ее спине путешествие в Чан-нань. Когда он проезжал мимо храма горы Хоа, один старик, потирая руки, сказал со смехом:

— Эй, Третья из «Гостиницы для пешеходов», вот в кого ты превратилась!..

Затем, схватив уздечку ослицы, он обратился к Чао-кихуо:

— Она виновна перед вами, это правда, но наказание, перенесенное ею, вполне достаточно. Позвольте освободить ее…

И, взяв обеими руками рот ослицы, он разорвал связки. Третья сейчас же вышла из шкуры ослицы в своем прежнем, человеческом виде. Она приветствовала старика и скрылась. Дальнейшая судьба Третьей никому не известна.

Лодочник и колдуньи

Лодочник Ма-нанчен из Чжэ-цзяна занимался обычной перевозкой пассажиров, когда его позвала с берега реки старая женщина в сопровождении молодой девушки. Пассажиры на лодке отговаривали его, советуя, чтобы он не приближался к ним.

— Разве это не хорошее дело, — спросил он их, — помочь женщине и девушке, застигнутым ночью у реки?

Он пристал к берегу и принял их на свою барку.

На рассвете барка прибыла в назначенное место. Тогда старуха вынула из мешка горсть желтых бобов, завернула их в четвероугольный кусок полотна и дала лодочнику, говоря:

— Вот вам за наш проезд. Если вы захотите сделать нам визит, то поставьте ваши ноги на это полотно. Нас зовут Бай. Мы живем у Западных Небесных ворот.

Сказав это, обе пассажирки исчезли.

Лодочник, начавший уже закладывать мешочек с бобами в рукав, сказал себе:

— Я имел дело с колдуньями… — и бросил мешочек на землю.

Возвратившись домой, во время смены одежды, на пол упало несколько бобов, оставшихся у него в рукаве. Это были куски самородного золота.

Лодочник сейчас же побежал обратно к тому месту, где он бросил мешочек. Бобы исчезли, но он нашел четвероугольный кусок полотна.

— Попробуем, — сказал он и поставил обе ноги на полотно.

Он сейчас же почувствовал себя поднятым на воздух; его относило в западном направлении. Города и деревни мелькали у него под ногами в глубокой дали. Вскоре он увидел пурпурные и розовые дворцы. Воздушный экипаж остановился на пороге дворца. Дети, следившие у дверей, сообщили о нем. Старуха вышла его встречать.

— Вы должны были прийти, — сказала она ему, — это ваша судьба. Моя дочь предназначена вам.

— Кто я такой, чтобы претендовать на такую партию? — спросил лодочник.

— Нет партий, — ответила ему старуха, — лишь только судьба управляет союзами. Вы были предназначены один для другого, когда ты принял ее на барку. Бесполезно говорить об этом больше…

Через короткое время под звуки флейт он и она пили венчальный бокал. Когда прошел медовый месяц, несмотря на то, что там было все, что можно было только пожелать, Ма-нанчен захотел сделать визит своей земной семье. Он сказал об этом своей жене.

— Становись на четвероугольное полотно, — посоветовала она ему.

Через короткое время лодочник был отнесен к дверям своего дома. С тех пор он стал разъезжать между Западными Небесными воротами и своим земным домом.

Однажды родители лодочника узнали, что он в тот день не вернется. Они сожгли четвероугольное полотно. Это было сделано. Ма-нанчен должен был остаться на земле и снова приняться за свое весло.

Умные люди, которых спрашивали про это приключение, сказали, что старуха, называвшаяся Бай (белая), должно быть, была королевой светлого круга, окружающего солнце и луну.

Злая жена

Вблизи Чжэ-цзян в Ван-сянь-цяо жил молодой книжник по имени Чу. У него была мать, которой он оказывал свою привязанность самым благочестивым образом. Но его молодая супруга была злая женщина, не любившая свою свекровь и плохо обращавшаяся с ней. Когда она должна была приветствовать ее в торжественные дни, молодая одевалась в траур, чтобы дать понять, что желает ее смерти.

Чу напрасно делал все, что был в силах, чтобы исправить свою жену. В отчаянии он принес жалобу на нее местному богу Чэн-хуану.

— Пусть она умрет, — просил он, — чтобы моя мать могла жить.

Девять раз он писал и сжигал свою просьбу[9], но всегда она оставалась без последствий. Наконец он потерял терпение и назвал бога этого храма Чэн-хуана сумасшедшим.

В следующую ночь небесный телохранитель позвал его. Когда Чу прибыл в храм и упал ниц перед небесным трибуналом, Чэн-хуан сказал ему дружески:

— Думаешь ли ты, что я не понимаю, что твоя жена себя плохо ведет? Ее нахальство мне очень хорошо знакомо. Ты хочешь, чтобы я ее лишил жизни. Так знай, что тебе судьбой предназначена только эта женщина, которая должна родить тебе двух сыновей. Ты знаешь, что сыновнее благочестие воспрещает не оставлять после себя потомства. Это лишь из внимания к тебе я сохранил до сих пор твою жену. Ты понял?..

— Как я могу иметь детей с этой женщиной, если я не живу больше с ней из-за ее злости? — сказал Чу.

— Кто венчал тебя? — спросил Чэн-хуан.

— Некий Фан и некий Чэнь, — ответил Чу.

Чэн-хуан приказал позвать их.

— Вы дали в жены, — сказал он им, — этому благочестивому парню девушку совершенно нечестивую. Вы сейчас получите за это палочные удары.

— Эта не наша вина, — вскричали оба посредника. — Она жила взаперти в женском монастыре. Как мы могли знать ее характер?

Чу подтвердил, что оба посредника действовали по дружбе, а не из корыстных интересов и Чэн-хуан не бил их. Чу, между прочим, сказал: