На Варшавском шоссе
(Документальная повесть) - Стрельбицкий Иван Семенович - Страница 1

Иван Стрельбицкий

НА ВАРШАВСКОМ ШОССЕ

Документальная повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Получив пропуск, полковник Костин поднялся по лестнице и длинными коридорами старинного здания направился к начальнику артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронову.

Прежде чем войти в кабинет, он остановился перед большим зеркалом. Вид имел далеко не парадный: гимнастерка выгорела, стала белесой, сапоги стоптаны. Лицо усталое, измученное. Полтора месяца боев в окружении… «Ну ничего, — успокоил он себя, — день-другой отосплюсь и приду в норму».

Поправив перевязь, на которой покоилась раненая рука, и еще раз бегло оглядев себя, Костин открыл дверь кабинета.

— Разрешите, товарищ генерал? Командир восьмой отдельной противотанковой бригады полковник Костин по вашему приказанию прибыл.

Генерал-полковник артиллерии Воронов поднялся из-за стола и вышел навстречу. Прервав рапорт, он обнял Костина, затем отступил на шаг и торжественно произнес:

— Поздравляю вас, Иван Сергеевич, с высокой правительственной наградой. Вот читайте: орденом Красного Знамени! — И Воронов протянул ему газету: среди награжденных Костин увидел свою фамилию.

Это явилось для него неожиданностью. Он вспомнил своих артиллеристов, многие из которых были достойны самых высоких наград. В памяти возникли жестокие бои с фашистскими танками… Прошло только пять дней, как они вышли из окружения. Скорее на фронт!

Это желание было настолько сильным, что он даже вздрогнул, словно во сне.

Николай Николаевич взял Костина под руку и указал на кресло.

— Ну садитесь, садитесь, голубчик! Рад вас видеть. Исхудали-то как… Вам бы сейчас в самый раз отдохнуть…

— Нет, нет, товарищ генерал! На фронт…

— Гм, так, так… А где ваша семья? Вам удалось ее эвакуировать?

— Да, — ответил Костин, всматриваясь в лицо генерала и стараясь предугадать ход дальнейшего разговора.

Лицо Воронова было спокойным, доброжелательным. Он был медлителен, говорил не спеша, некоторые слова, как казалось полковнику, нарочито растягивал. Но за этим внешним спокойствием Костин смутно угадывал тревогу и сознавал, что главный разговор впереди. Полковник ждал, что генерал вот-вот заговорит о его возвращении на фронт. Но вместо этого Николай Николаевич встал, прошелся по кабинету и снова принялся расспрашивать о семье.

— Вы знаете, я вас еще тогда хотел предупредить, когда вы уезжали в город Лиду, чтобы не спешили брать с собой семью в пограничную зону, да как-то не представилось возможности. Я очень рад, что все обошлось благополучно. — И вдруг безо всякого перехода — Генерал Болдин, докладывая товарищу Сталину о боях наших войск в окружении, тепло отзывался о вас.

Воронов развернул перед Костиным большой лист ватмана, вверху которого значилось: «Совершенно секретно». Ниже красной тушью было аккуратно выведено: «Схема противотанковой артиллерийской дивизии резерва Верховного Главнокомандования».

— Это что-то новое, — не удержался полковник.

— Обратите внимание на гриф.

— Да, понял.

— И вам, мой дорогой, придется этим соединением командовать, — немного заикаясь, с улыбкой проговорил Николай Николаевич.

Подсев к столу, Костин с восторгом рассматривал схему… Подумать, только, десять противотанковых полков по тридцать шесть пушек в каждом! Да такой силой можно преградить дорогу самой мощной танковой группировке врага. И как умно все предусмотрено, даже моторизованные саперные батальоны… Они могут быстро минировать подступы к нашей обороне и взаимодействовать с пушкарями. Да это же мечта каждого артиллериста…

— Готов выехать немедленно! — Костин быстро поднялся со стула, не в силах скрыть радостного волнения. — На какой фронт прикажете?

— В Подольск, — коротко ответил Воронов.

— Как? — поперхнувшись, спросил полковник. — Подольск — это же под Москвой?

Воронов сочувственно добавил:

— Я вас должен огорчить. Дивизии такой еще нет. А десять артиллерийских полков будут создаваться при Подольском артучилище. Вы вступите в командование училищем и заодно будете следить за формированием полков…

— Но пушки-то для тех полков есть? — спросил Костин с надеждой.

— Вот это у нас самое больное место. Орудия будут поступать по мере изготовления их на заводах.

Тут полковник понял, что чудо-схема пока остается только на бумаге.

Заметив, как сникло его настроение, Воронов сказал:

— Организуйте как следует учебный процесс в училище, а через месяц-два будете командовать единственной в Красной Армии противотанковой артиллерийской дивизией. Тогда мы сразу же направим вас на фронт — навстречу вражеским танкам. Да и рука ваша к тому времени заживет. Учтите, — подчеркнул Воронов, — товарищ Сталин интересуется созданием этого соединения.

В тот же день, несколькими часами позже, Костин уже побывал в казармах, учебных помещениях, конюшнях Подольского артиллерийского училища. С удовлетворением отметил продуманное расположение корпусов, манежей для верховой езды, артиллерийского парка. По всему видно, что службу несут здесь исправно. Разве только можно было заметить некоторый крен к парадности… Но больше всего Костина поразила какая-то открытая детскость в лицах курсантов. Некоторые из них еще ни разу не брились и, наверное, никуда не ездили без родителей. А ведь через три-четыре месяца они пойдут в бой командирами огневых взводов противотанковых артиллерийских батарей. Полковник с грустью вспомнил фронтовую поговорку: «Противотанкист, как и сапер, ошибается только один раз». Найдут ли они в себе силы, мужество и умение командовать в боевой обстановке людьми, многие из которых будут намного старше их? Смогут ли они противопоставить свою выдержку опытному, сильному противнику?

Августовский день уже был на исходе, жара заметно спала. Только сейчас Костин почувствовал, как сильно проголодался и устал, но ему хотелось взглянуть и на те десять формирующихся артиллерийских полков, о которых говорил генерал Воронов. Они располагались где-то здесь недалеко, в дубовой роще.

В лесу было многолюдно. «Красноармейцы почти все в возрасте — тридцати пяти — сорока лет, не то, что курсанты», — подумал он и невольно поймал себя на мысли о том, что тревожится за своих юнцов.

Бравый старшина, видимо, недавно пришедший из запаса, деловито распоряжался красноармейцами.

— Какого полка и давно ли формируетесь? — спросил его полковник.

— Докладывает старшина Федоров, двести сорок первого противотанкового полка. Формируемся мы около месяца. Одна беда, товарищ полковник, — добавил он доверительно, — орудий, кроме двух пушчонок, у нас нет. Трудно заниматься. Каждый день ждем, вот пришлют. Какое занятие, когда материальной части нет, сами понимаете.

В расположении формирующегося тяжелого артполка, несмотря на сгущающиеся сумерки, бойцы занимались огневой службой. Но что это? Костин не сразу поверил своим глазам: орудия образца 1877 года — ровесники русско-турецкой войны на Балканах. Молоденький лейтенант, командир взвода Ануфриев посетовал:

— Окончили мы ускоренный курс Ленинградского училища. Мечтали о том, что сразу же попадем на фронт, а вместо мощных гаубиц — на тебе, осваивай эти старинные пушки. Да из них больше одного выстрела в пять минут не сделаешь.

Сказал он это с такой нескрываемой обидой, что полковнику снова стало не по себе, откуда ему было знать тогда, что этот юноша в скором времени проявит в бою исключительную отвагу.

Совсем стемнело, надо было возвращаться в училище, и тут невдалеке послышался рокот машин, короткие команды.

Через несколько минут командир одного из полков радостно сообщил Костину:

— Ну вот мы и дождались новых противотанковых пушек. Пришел приказ — на фронт. Этой ночью грузимся!