Разоблачение - Макмахон Дженнифер - Страница 5

Эмма добиралась до отцовского амбара за восемьдесят один шаг. Это очень удачно. Девять раз по девять будет восемьдесят один, а значит, девятка является квадратным корнем из этого числа. Числа, как и деревья, имеют корни.

Когда Эмма подошла к амбару, она увидела, что Мэл закурила самодельную сигарету. Она использует для этого обертки от жвачки «Ригли» и сухие травы со своей кухни: орегано, базилик и тимьян.

– Внутри нельзя курить, – предупредила подругу Эмма.

Мэл закатила глаза, облизала указательный и большой пальцы и погасила тлеющий кончик сигареты в обертке от «Джуси Фрут». Потом она вернула окурок в жестяную коробочку, где держала все свои сигареты и коробок спичек.

Мэл и Эмма начали с южной стороны амбара, оборудованной под жилое помещение. Это была квартира-студия: одна компактная комната для готовки, еды и сна с душевой кабинкой в углу. Дедушка Эммы устроил здесь комнату отдыха для себя. Он не хотел «путаться под ногами» в главном доме и считал, что ему не требуется много личного пространства. Он был склонен к экономии и простоте.

Эмме и Мэл не пришлось потратить много времени на обыск маленького жилого помещения. У ее отца оказалось совсем мало вещей: кровать, несколько полок и стол с двумя стульями. Студия больше была похожа на номер в мотеле, чем на квартиру, и это придало Эмме надежду. Как будто отец знал, что это лишь временное убежище, и если он собирался однажды вернуться домой, то не хотел слишком привыкать к амбару.

Они прошли через мини-кухню и открыли дверь на другую сторону, где находилась мастерская отца Эммы. Когда-то тут была конюшня, но стойла и сеновал давно убрали. Теперь это было огромное помещение, похожее на пещеру, где достаточно места для небольшого самолета. В мастерской пахло опилками и смазкой. Здесь были металлические полки, верстаки и инструменты трех поколений работников «Дефорж»: токарный станок, вертикальный сверлильный станок, ленточная пила, циркулярная пила и почти бесконечное множество ручных инструментов. Ее отец также хранил здесь кое-какое оборудование, принадлежащее компании: дополнительную моечную машину, строительные мостки, сломанные лестницы.

Мэл прошла в мастерскую. Эмма посмотрела ей вслед с сильно бьющимся сердцем: для нее это было запретное место. У Эммы появилось ощущение, что если она войдет в дверь без разрешения отца, то обязательно случится нечто ужасное. Она помедлила на пороге, покрутила ручку по девять раз в ту и другую сторону, но ощущение не прошло.

– Иногда отец приходит сюда на ланч, – сказала она.

Мэл посмотрела на часы.

– Ради бога, сейчас половина одиннадцатого! – Она включила свет. – Иди и помоги мне.

Эмма задержала дыхание и шагнула через порог. Ничего страшного не произошло… пока. Но по-настоящему ужасные события требуют времени.

– Глобальное потепление, – прошептала Эмма. – Рак.

Она представила, как одна клетка в ее теле сошла с ума и начала усиленно делиться.

– Что? – рявкнула Мэл.

– Ничего.

В центре помещения размером с притвор большого собора на специально сконструированной раме покоилось долбленое каноэ, над которым работал отец Эммы. Он установил над ним яркие направленные светильники, оставляющие в тени остальную часть мастерской. Длинное и бледное, с изящными обводами, каноэ напомнило Эмме большого белого дельфина. Она всегда начинала нервничать, когда видела нечто, явно предназначенное для передвижения по воде, но застрявшее на суше. И не просто застрявшее, а удерживаемое деревянными распорками и зажимами. Попавшее в плен.

– Посмотри там, – распорядилась Мэл, указывая на металлические полки и шкафы вдоль восточной стены мастерской. Мэл же подошла к старому деревянному верстаку и стала перебирать инструменты.

– Моему отцу не нравится, когда другие прикасаются к его вещам, – заметила Эмма. Это неуважительное отношение.

– Он никогда не узнает, – пообещала Мэл и с лязгом уронила на верстак большой металлический рашпиль.

Эмма осматривала полки: цепная пила, секатор, перегоревшая фара. В основном она видела ряды пустых банок из-под краски. Девочка взяла одну и прочитала надпись на крышке: «Костяной белый». Откуда-то сверху донеслось тихое кошачье фырканье.

Там, сидя на краю верхней полки и болтая длинными ногами, Дэннер улыбнулась ей сверху вниз.

У Дэннер грязные светлые волосы, точно такие же, как у Эммы. Она примерно одного возраста с Эммой. В сущности, она могла бы быть ее двойняшкой. Ее нос немного другой, подбородок чуть более заостренный, но время от времени Эмма ловила свое отражение в зеркале или витрине и думала, что она видит Дэннер.

Иногда Дэннер появлялась в одежде Эммы, чего та не переносила, но Дэннер всегда возвращала вещи на место чистыми и аккуратно сложенными. Иногда Дэннер представала в наряде ее отца или матери. Если Дэннер появлялась в новых маминых шортах для бега, то можно было поспорить, что они навсегда исчезнут или расползутся по швам. Однажды Дэннер появилась в мамином кашемировом пальто, а на следующий день его нашли на дне бассейна.

Сегодня Дэннер надела старый отцовский жилет для рыбалки. Ее приглушенное хихиканье было похоже на звуки, издаваемые чихающей кошкой.

Эмма поднесла палец к губам. Дэннер повторила ее жест и улыбнулась еще шире. Потом она отняла палец и уперлась в крышку одной из банок с краской на верхней полке. Эмма в ужасе затрясла головой – Нет! – но уже было слишком поздно. Банка упала на пол, крышка отлетела, и повсюду разлилась густая темно-зеленая краска.

Эмма вся задрожала от паники. Как она теперь уберет все это безобразие? Если краска останется на полу, ее отец поймет, что она побывала в мастерской. Ей не следовало приходить сюда. О чем она думала? Эмма схватила тряпку с ближайшей полки. Дэннер продолжила тихо хихикать, но Эмма слишком была рассержена, чтобы посмотреть на нее.

– Я кое-что нашла! – крикнула Мэл, склонившаяся над старой металлической коробкой для инструментов с облупившейся красной краской.

Кожа Эммы покрылась мурашками. Она оставила тряпку в центре темно-зеленой лужи, бросила Дэннер и направилась к Мэл, чтобы посмотреть. Там, на ржавом дне коробки, лежала стопка фотографий, сделанных на «Поляроиде», и тяжелая черная книжка со словами «Разоблачение = свобода», выведенными на обложке.

– Ничего себе! – воскликнула Мэл, перебирая фотокарточки и глядя на одну из них. – Это твои родители. Смотри!

Эмма схватила фотографию. Да, это были действительно ее родители, но хотя Эмма узнала их, все вокруг казалось другим и почему-то неправильным. Мамины волосы были длинные и спутанные, а папа выглядел так, словно отращивал бороду. Но при этом они улыбались! Они выглядели по-настоящему счастливыми. Отец на фото обнимал маму за плечи. Эмма с трудом могла теперь вспомнить, когда ее родители прикасались друг к другу, не считая случайных столкновений, неизменно сопровождаемых неуклюжими извинениями.

Рядом с родителями на фото две незнакомых женщины. У дальней справа короткие темные волосы и ружье в руках. Вторая женщина, блондинка, положила голову на плечо первой. Она на снимке показывает фотографу средний палец; Эмма знает, что это непристойная вещь, вроде сквернословия.

– Только посмотри, – Мэл начала хихикать. – Она показывает кому-то средний палец!

Эмма смотрела на фотографию так долго и пристально, что у нее начала кружиться голова. Она понимала, что видит своих родителей, какими они были давным-давно. Она почти не слышала Мэл, а когда начала возвращаться в реальность, то ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, где она находится, как попала сюда и кто обращается к ней.

– Это дневник женщины по имени Сьюзи, – сказала Мэл, держа в руках тяжелую черную книжку. – Ты не поверишь, Эмма! Твои родители принадлежали к какой-то группе под названием «Сердобольные Разоблачители». У них был свой манифест и все остальное!

Эмма посмотрела через мастерскую на Дэннер, которая по-прежнему сидела на верхней полке, и та с довольным видом подмигнула ей.