Маршал Малиновский - Соколов Борис Вадимович - Страница 50

Было ясно, во-первых, что дивизия за 4 часа оставшегося времени по бездорожью не пройдет нужных 40 км, и, во-вторых, эта морально потрясенная и физически разбитая дивизия, ввязавшись в неорганизованный встречный бой на широком фронте, неминуемо разбежится, и тогда фашистам будет открыта дорога через хребет Эль-Побо от Альфамбры на Алепус, что грозит тяжелыми последствиями.

Наутро комдив 39-й подробно доложил Сарабии обстановку и свое решение. Сарабия одобрил и тут же заменил свой прежний приказ, отдал новый и послал подробный доклад Рохо, объяснявший, почему он принял решение остановиться на Эль-Побо, а не на Альфамбре. Днем фашисты пытались сбить 39-ю пд с Эль-Побо, но неудачно, а через 6 дней с помощью резервов республиканцы вышли и заняли восточный берег р. Альфамбра».

В то же время управление войсками у франкистов Малиновский расценивал более высоко:

«Управление войсками в ходе боя у фашистов, судя по ходу боев и операций, также слабое, хотя лучше, чем у республиканцев.

В основном оно проходит также через систему письменных приказов. Захваченные республиканцами письменные боевые документы фашистов также пространны, хотя более категоричны. Донесения длинны и сильно прикрашены.

В июле в боях в районе Онда — Артана (юго-западнее Кастельона) были захвачены документы штаба 2-й полубригады 1-й бригады 84-й пд фашистов. Внимательное их изучение подтвердило, что боевые письменные документы фашистов также страдают излишней цветистостью, длиннотами и некоторой невнятностью.

Лучше, чем у республиканцев, у них поставлено дело с использованием полевых радиостанций, которые доведены до штабов полубригад. Республиканцы иногда перехватывали их приказы и донесения по радио, обычно полукодированные (кодируются названия и наиболее важные слова и фразы, остальное идет открыто).

Оптические средства связи, гелиографы и лампы фашисты применяли более широко, чем республиканцы.

Свои командные пункты фашисты выдвигают очень близко к боевым порядкам полубригад (в нескольких сотнях метров при наступлении), бригадные компункты — в 1–1,5 км, дивизионные — в 2–3 км и корпусные в 6–8 км. У республиканцев командные пункты были несколько дальше, исключая отдельных командиров».

Малиновский отметил, что у республиканцев «вся авиация централизованно подчинялась только военному министру» и «даже командарму той армии, где проводилась операция, авиация не подчинялась, он мог только подавать заявки».

Самым важным средством связи Малиновский считал радио:

«Радио — самый замечательный вид технической связи в бою, конечно, при хорошей подготовке радистов и шифровальщиков. Применение радиосредств в звеньях фронт-армия-корпус не вызывает особых трудностей. Разговоры по микрофону в зоне батальон-полк в процессе самого боя могут быть полукодированными, а часто, в коротком бою, открытыми. Выше разговоры должны быть только кодированными и шифрованными, главным образом, на ключе.

Радиостанции в республиканской армии применялись для дублирования связи с аэродромами, но в силу отсутствия навыков и аппаратуры широко не использовались.

Искусное применение радиосредств может серьезно облегчить службу дезинформации. Так, Франко основательно запутывал через свою радиосеть командование республиканской армии. Взяв 22 февраля 1938 г. Теруэль, фашисты с 26.2. по 8.3. стали перебрасывать все свои силы на восток вдоль шоссейной дороги Теруэль — Сарагоса (о чем ежедневно и подробно доносилось в Барселону). Тогда же республиканская разведка засекла ряд испанских и итальянских радиостанций в районе Гвадалахары, и республиканское командование решило, что переброска сил к Сарагосе есть маневр, а главный удар последует на Гвадалахару, причем эта уверенность держалась вплоть до захвата фашистами Альканьиса».

Испанский опыт должен был навести Малиновского на невеселые размышления. Как для Германии и Италии, так и для СССР Испания стала своеобразным полигоном, на котором испытывались новые вооружения и боевая техника. И результаты испытаний в целом оказались не в пользу Советского Союза. Германо-итальянская авиация завоевала господство в воздухе, а подготовленная германскими инструкторами франкистская армия показала себя значительно более боеспособной, чем республиканская, подготовленная советскими советниками и инструкторами. Конечно, здесь сыграло свою роль и то, что в рядах франкистов оказалось четыре пятых офицеров и солдат регулярной испанской армии. К тому же у республиканцев в армии шла межпартийная борьба, тогда как в армии мятежников все безоговорочно подчинялись Франко. Но, как отмечает Малиновский, «марокканские части и Иностранный легион были у мятежников самой боеспособной и внушительной силой, которая сыграла решающую роль в начале гражданской войны. Харамское сражение произвело опустошение в рядах этих войск, и они потеряли силу. Пришло новое, или молодое или слишком старое пополнение марокканцев; Иностранный же легион вообще было нечем пополнять, и туда пришло испанское пополнение. Так эти отборные войска свелись к общему уровню армии мятежников. Теперь у них самыми боеспособными частями являются наваррские части (фалангисты и рекете (рекете — члены молодежной военизированной группировки карлистов — сторонников претендента на испанский престол дона Карлоса-старшего и его потомков). Итальянский корпус не пользуется хорошей боевой репутацией — его слабость разоблачила Гвадалахара в марте 1937 года. После позорного поражения под Гвадалахарой применение в боях Итальянского корпуса было чрезвычайно осторожным: мятежники всегда пускали его в центре ударной группировки, надежно прикрывая его фланги испанскими корпусами». Получается, что уже к середине войны у франкистов наиболее боеспособные регулярные части оказались обескровлены, и место ветеранов-профессионалов заняли новобранцы. А их высокая боеспособность уже во многом была заслугой германских инструкторов. Характерно, что, как признавал Родион Яковлевич, Итальянский корпус по боеспособности уступал франкистским частям. Немцы лучше готовили испанские франкистские войска, чем это делали советские инструкторы с республиканскими частями. Малиновский не мог не понимать, что Красная армия по системе комплектования была ближе к республиканцам, чем к франкистам, и в вероятном столкновении с вермахтом ей придется ох как тяжело. И чувствуется, что Родион Яковлевич уже в августе 1938 года понимал, что республиканцы, с которыми он, можно сказать, сроднился за время пребывания в Испании, как это ни печально, войну проиграют. Это придавало трагический оттенок всему докладу.

Оказавшись после Испании преподавателем в Военной академии имени Фрунзе, Малиновский превратил доклад о боевом опыте испанской войны в диссертацию, которая была почти готова к защите. Но в марте 1941 года Родиона Яковлевича назначили командиром 48-го стрелкового корпуса на румынской границе, и о защите диссертации пришлось надолго забыть. Потом, когда Малиновский стал министром обороны, ему предложили защитить ту давнюю диссертацию, собираясь сразу присвоить научную степень доктора военных наук. Читателям не надо объяснять, как трудно было бы защитить советскому министру обороны диссертацию в подчиненной военной академии. Но, по свидетельству дочери маршала, когда в 1960-е годы ученый совет Академии им. Фрунзе уведомил отца о намерении присвоить ему ученую степень за эту диссертацию (в свое время защита не состоялась, так как работа была закончена накануне войны), отец решительно отказался: «Не будь я сейчас министром, об этой работе и не вспомнили бы. Тоже мне “совокупность трудов”».

Между тем можно не сомневаться, что от Родиона Яковлевича не потребовали бы даже делать обновление диссертации, написанной еще до войны. В случае необходимости такое обновление наверняка выполнили бы преподаватели академии. Но Малиновский от предложения защитить диссертацию отказался. Она его уже не интересовала, поскольку не имела отношения к тому делу, которым он теперь занимался. А мелким тщеславием Родион Яковлевич никогда не страдал, и желания покрасоваться перед другими докторским званием у Маршала Советского Союза не было.