Враг - Лисина Александра - Страница 50

— А как же Белик?!

— Эта дрянь ему досталась от одного уб… короче, в наследство. Вернее, в качестве компенсации за… тьфу! В общем, ее только кровные родственники могут носить, но я к ним, к сожалению, не отношусь. Потому малышу ничего не грозит, а вот всем остальным к ней лучше не притрагиваться.

Страж с тревогой всмотрелся в слегка порозовевшее лицо племянника, зачем-то погладил ему живот, затем посмотрел на сухую ладонь и, наконец, перевел дух.

— Кажется, порядок.

— Ему лучше? — с надеждой прошептала Илима.

— Нет. Но судорог больше не будет. Едем!

— Не стоит, — хмуро отозвался Гаррон. — Все равно скоро стемнеет, да и речка недалеко: найдем только пологий спуск и встанем. Тем более малец совсем плох, так что пусть передохнет чуток, а мы завтра наверстаем, если, конечно, все обойдется.

Дядько кивнул и снова вскочил в седло, направив своего флегматичного скакуна в начало каравана. Он выглядел спокойным, даже невозмутимым, но спокойствие было напускное — всем в караване было это понятно. Страж продолжил путь, стараясь не думать о том, что, возможно, завтра ему придется делать это в одиночестве.

Одна только мысль, что Белика может не стать, ранила так, что хотелось биться головой о землю и требовать возмездия. Но где? У кого? У темного, что накануне спас ему шкуру? Или у его светлых собратьев, что и вовсе были ни при чем? Нет. Нельзя. Не время предаваться унынию. Дело все еще не сделано, работа не закончена, дорога еще лежит перед глазами, а потому надо терпеть. Давить эту боль. Справляться самому. И ждать, когда что-то решится. Он умел ждать — работа Стража немыслима без этого так же, как без умения держать в руках оружие. Но именно это всегда было самым сложным: ждать закономерного исхода и страстно молиться о чуде. А вдруг?..

Седовласый больше не посмел обернуться, чтобы не показать всей глубины своего отчаяния. Только глаза выдавали его с головой, но их Урантар предпочитал никому не показывать. А едва нашел подходящее место для стоянки, излишне резко отбросил поводья, даже не расседлав уставшего жеребца, и немедленно занялся костром.

Ему не стали мешать: воины обошли периметр, внимательно проверили местность и, как обычно, выставили караульных. Сноровисто разбили лагерь, запалили в сторонке второй костер и все в том же угрюмом молчании поужинали, время от времени сочувственно косясь на поникшие плечи товарища.

Дядько этого даже не заметил. Казалось, он полностью ушел в себя и, сидя у огня, неотрывно смотрел на пламя. Но вместе с тем гадал: сколько еще часов (или уже минут?) осталось жить его малышу. Почему Белик не решился признаться? Зачем рисковал, когда впереди был такой сложный путь? Для чего умолчал о ране? Буквально вынудил остальных держаться поодаль, хотя никогда прежде не позволял себе ничего подобного? Как, наконец, сумел не показать боли, которая наверняка была адской? Как он вообще сдержался, если от «Черной смерти» кричат даже самые сильные и терпеливые воины?!

— Господин…

Седовласый поднял голову и устало посмотрел на бледную как полотно Илиму. Девушка была смертельно напугана. И причину промелькнувшего в расширенных глазах ужаса он увидел почти сразу — у нее руки оказались по локоть в крови.

Дядько обреченно прикрыл веки: вот и все. От него больше ничего не зависит. Оставалось только ждать — недолго, до полуночи, но даже это — слишком много для измученного сомнениями Стража, у которого не осталось надежды.

— Господин… — пролепетала Илима, едва не плача. — Что нам делать?!

Седовласый тряхнул головой и резким движением поднялся.

— Карраш! — ровно позвал он в наступившей оглушительной тишине и, едва взъерошенный гаррканец вынырнул из темноты, так же спокойно добавил: — Белику осталось два часа. Иди в лес и ищи тихое место. Желательно — возле реки или озера, где нет звериных лежбищ и троп. Если учуешь поблизости хищников — прогони или убей. Остальное меня не интересует. Там должно быть сухо, прохладно и безопасно, потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь его… потревожил. Все понял? Ступай.

Карраш опустил уши и заскулил, хорошо понимая, что значат жестокие для умирающего слова «потревожил», но ослушаться не посмел — в последний раз потершись щекой о похолодевшую руку мальчика, он отвернулся и огромными, но совершенно бесшумными прыжками скрылся в темноте.

Седовласый тяжело вздохнул и, приблизившись к племяннику, знакомым жестом положил руку ему на живот, все еще на что-то надеясь. Но кожа Белика действительно оказалась влажной и липкой, будто туда вылили ведро воды, а дорогая рубаха промокла насквозь.

Илима не ошиблась.

Страж судорожно сглотнул, но не стал смотреть вниз, потому что и так знал, что ладонь будет красна от выступившей крови. Ран было слишком много, чтобы мальчик выжил, и они были слишком глубоки, чтобы просто так закрыться. Это отзывалось сейчас его прошлое, его мука и боль, которые снова, как когда-то давно, беспощадно терзали душу и тело.

Дядько подхватил племянника на руки и, чувствуя под пальцами вздувшиеся рубцы, направился прочь.

— Господин! — испуганно вскрикнула Илима.

— Ты куда это пошел? — с подозрением спросила вдруг вышедшая из-за дерева Арва. — А ну, верни мальчика на место!

— Мне бы не хотелось…

Но повариха вдруг уперла руки в бока и гневно сверкнула глазами.

— У тебя кровь на руках! Думаешь, мы не сможем о нем позаботиться?!

— Дело не в этом, — неожиданно отвел глаза суровый Страж.

— Девочки всю дорогу за ним присматривали! Присмотрят и теперь! Или ты нам не доверяешь?!

— Просто не хочу, чтобы они видели — это слишком страшно.

— Я сама им займусь! — решительно подошла толстуха и бесстрашно заглянула в полные боли глаза седовласого. — Если раны открылись, их надо промыть и осушить. Никаких возражений! А ну-ка, неси обратно!

Она отдернула полог одной из повозок.

— Думаешь, я мало ран на своем веку повидала? Девочки тоже не белоручки. Все сделаем, как надо, потому что вам, мужикам, ничего доверить нельзя!

Дядько откровенно заколебался. Долгую секунду пристально смотрел в полное решимости лицо толстухи, мельком покосился на отводящих глаза попутчиков, на бесстрастные лица эльфов… и отнес племянника под плотный тканый полог.

— Слева клади, слева, там места больше, — обеспокоенно велела повариха. — Там я хоть повернуть его смогу, а то с другой стороны тюки помешают… вот так, хорошо. Лилька! Неси чистую ветошь! И воду нагрей!

Рыжеволосая служанка со всех ног бросилась к костру.

— Арва, — тихо и как-то неуверенно произнес Страж, подходя к поварихе. — Вы должны кое-что знать. О Белике.

— Что именно?

Дядько совсем смешался, его взгляд заметался по сторонам и на мгновение задержался на спокойном лице Таррэна. Казалось, суровый Страж никак не может найти подходящих слов. Но, в конце концов, он все-таки пересилил себя и, наклонившись к самому уху поварихи, что-то едва слышно шепнул.

Донна Арва широко распахнула глаза.

— Что?!

Дядько горестно кивнул.

— И ты говоришь об этом только сейчас?! — вскинулась она.

— У нас не было выбора, — отозвался седовласый. — Этого никому нельзя видеть.

— Кто еще знает?!

— Только я и Карраш.

Донна Арва раздулась от гнева, побагровела, затем побледнела, но вдруг бросила комкать перепачканный передник, всплеснула руками и кинулась прочь. Разъяренной фурией ворвалась в повозку, где остался лежать мальчишка, зашуршала одеждой и вдруг горестно охнула:

— Да как же это?! Создатель, за что?!

Дядько сгорбился.

— Н-нелюди… так измываться над ребенком… Илима!

— Нет, — внезапно отвердевшим голосом сказал Страж. — Не нужно никому видеть. Лучше я сам.

— Вон отсюда! И ты тоже! — в бешенстве выкрикнула Арва, с силой оттолкнув оторопевшего Стража. После чего выскочила наружу и люто уставилась на непонимающе приподнявшихся мужчин — белая от гнева, с трясущимися руками, в которых так и оставалась зажатой мокрая рубаха с оторванным левым рукавом. — Если хоть один из вас посмеет сунуть внутрь свою наглую морду… клянусь скалкой — убью!