Батальоны вступают в бой - Свиридов Александр - Страница 37

Наш замысел удался: «катюши», орудия и минометы нарушили взаимодействие немецкой обороны. И гвардейцы дом за домом возвращали полякам для мирной жизни.

Зато нет таких слов, чтобы передать ту радость и благодарность, которую оказывали нам жители Вышкува. Пожалуй, только музыкой, равной шопеновской, можно передать те чувства и мысли, что дарили нам поляки. И это, следует отметить, в самый разгар геббельсовской пропаганды, утверждавшей, будто русские пришли в Польшу с одной лишь целью — захватить земли и насильно присоединить польское государство к Советскому Союзу.

Народ Польши, конечно, не верил фашистской печати. Но некоторые помещики бросили свои поместья и бежали за границу. Один управляющий имением спросил меня:

— Это верно, господин офицер, что вам за воинские заслуги дано право выбора бесхозных имений?

Вопрос был настолько нелепым, что я в первую минуту даже растерялся. Потом улыбнулся и указал на портрет Шопена:

— Вот его нотное хозяйство я с удовольствием приобрел бы, да, к сожалению, ни на чем не играю.

Моя шутка не очень-то его успокоила. Провожая меня за калитку, он осторожно спросил:

— Господин офицер, а какую систему управления нам ожидать?

— Это от вас, самих поляков, зависит: что порешите, то и будет.

— И надолго вы теперь к нам?

— Это военная тайна, пан управляющий, но для вас откроюсь. Как только разобьем противника, так и уйдем.

Разумеется, гитлеровцы не очень-то охотно расставались с Польшей, по наши войска их усердно подгоняли. 96-я дивизия прошла с боями по родной земле Шопена свыше 200 километров. На этом наш освободительный поход здесь закончился.

В середине августа нас перебросили на 3-й Белорусский фронт.

Глава восьмая

ПОСЛЕДНИЕ РУБЕЖИ

чередное совещание у комдива на сей раз проходило в только что освобожденном литовском городе Кибартай. Наша дивизия, в составе 28-й армии, находилась в резерве 3-го Белорусского фронта, войска которого вели бои на подступах к Восточной Пруссии. Следовательно, нам предстояло вторгнуться в логово врага и разгромить гитлеровцев на их же земле. И когда генерал-майор Кузнецов обратился к нам с вопросом, ясна ли задача, некоторые товарищи примерно так ему и ответили. Кузнецов отрицательно замотал головой.

— Не совсем, не совсем… Насчет вторжения — правильно. На нашу долю выпала почетная задача: первыми прорвать пограничную оборону Восточной Пруссии. А вот относительно того, что громить врага на ею же земле (он сделал ударение на слове «его»), я с вами поспорю…

Сергей Николаевич обвел на карте «пятачок», примыкающий к Кенигсбергу.

— Это древняя славяно-литовская земля. Ее название — Пруссия — происходит от старинного литовского племени пруссов. В XIII веке эту землю захватили немецкие рыцари. Большую часть коренных жителей истребили. Так что мы будем бить врага на земле, которую он силой присвоил…

С военной точки зрения Восточная Пруссия для немцев плацдарм. Отсюда они не раз нападали на своих восточных соседей. Пруссия давно стала символом военщины, солдафонства и агрессии. Из года в год она укреплялась как военный бастион.

А в период успешного продвижения 3-го Белорусского фронта немецкое командование еще больше усилило систему укреплений.

В Восточной Пруссии была сосредоточена полумиллионная армия, оснащенная современной техникой и оружием. Геббельс заверял, что немецкие солдаты, защищая свои дома, будут стоять здесь насмерть: «Русские не пройдут на нашу землю!»

После совещания у генерала Кузнецова командиры, политработники, партийные и комсомольские активисты провели в частях беседы, митинги, посвященные успехам Советской Армии на других фронтах. К этому времени закончилась Ясско-Кишиневская операция, наши войска вступили в столицу Румынии, освободили Софию.

Очищались от захватчиков прибалтийские города. Теперь слово было за нами. Сорок месяцев мы ждали дня, когда наконец доберемся до фашистского логова. И вот он настал!..

Однако враг не дремал. К литовской границе он подтянул большое количество частей и боевой техники. Но ни танки, ни артиллерия, ни авиация, ни оборонительные сооружения — ничто не могло сдержать натиск наших войск. 25 октября гвардейцы ворвались в укрепленный район гитлеровцев. Наша дивизия наступала на пограничный город Эйдткунен. Его гарнизон не оказал нам серьезного сопротивления. После его капитуляции 293-й гвардейский стрелковый полк получил задачу овладеть Шталлупененом.

Под влиянием легкого успеха командир корпуса, в состав которого входила наша дивизия, пообещал командующему фронтом к вечеру выбить немцев и из этого города.

Однако тут у нас вышла осечка. Шталлупенен встретил наши подразделения ураганным огнем и заставил залечь.

Я доложил об этом комдиву, а тот — командиру корпуса генерал-лейтенанту Перхоровичу. Комкор решил сам организовать атаку и выехал на передовую.

Мы с Роскошным разместились в полуразрушенном каменном доме. Владимир Васильевич, сидя на кирпичной глыбе, изучал схему расположения неприятельских батарей.

— Казалось, накрыли все точки, а вот видишь, — ворчал он.

Как бы в подтверждение его слов за стеной грохнул снаряд. Его осколки срезали сосну, и она повалилась в нашу сторону. Через минуту совсем рядом раздался еще один взрыв. Несмотря на обстрел, к нам неожиданно пришел командир корпуса. Он потребовал от нас с Роскошным подробной информации о положении на передовой. Генерал Кузнецов, прибывший вместе с Перхоровичем, молча стоял возле телефонного аппарата.

Нас поддерживали три артиллерийских и два минометных полка. Сила внушительная. И все же комкор вызвал на помощь штурмовиков. Они нанесли удар по опорным пунктам за городом.

Затем туда же полетели снаряды и мины. К нашему огорчению, ветер уносил дым от взрывов и пожаров на запад, и воспользоваться им как завесой нельзя было. Генерал-лейтенант Перхорович снял шинель, надел плащ-накидку и сказал мне:

— Мы с тобой сейчас поднимем народ здесь, а вы… — комкор обернулся к Кузнецову, — активизируйте действия девяносто пятого гвардейского стрелкового полка.

И как только артподготовка закончилась, Перхорович выскочил на бруствер траншеи, взмахнул пистолетом и крикнул:

— За Родину! За мной!..

Бойцы поднялись. Я с группой автоматчиков кинулся за генералом, но не сделали мы и десяти шагов, как из Шталлупенена хлестнул шквальный огонь. У меня сложилось впечатление, что наши орудия не подавили ни одной вражеской точки.

Стальной ливень придавил нас к земле. Перхорович и я укрылись в какой-то яме. Атака захлебнулась.

Видя это, Роскошный повторил артналет. Но снова неудачно. Видимо, доты были искусно замаскированы и соединены между собой крытыми ходами.

Солнце только-только начало склоняться к горизонту, и до спасительной темноты было еще долго. А противник все усиливал огонь, пока не вынудил нас откатиться. Взять Шталлупенен с ходу не удалось.

Я связался с Филипповским и приказал ему с наступлением ночи блокировать доты неприятеля. Комкор все еще был у меня. Он сидел в плащ-накидке, низко опустив голову, и что-то обдумывал, очевидно искал выход из создавшегося положения.

Раздался телефонный звонок. Докладывал комбат Гетман;

— Я ворвался на станцию. На путях много вагонов с имуществом…

— Молодец! — кричу в трубку. — Что за станция? Есть надпись?

— Есть! Да прочитать не могу!

— Как не можешь? Сличай по буквам: Штал-лу-пе-нен? Да?

— Не понять!

Ох, черт его подери! Который год бьет немцев, а языка их не познал. Шлю на помощь переводчика. Командир корпуса ожил, развернул карту.

— Если батальон капитана Гетмана захватил городской вокзал, — сказал он, — то будем развивать успех.

У Перхоровича явно созрел план действий. Но он ждал новых вестей от Гетмана. А они не оправдали наших надежд. Оказывается, Гетман захватил не городской вокзал, а товарную станцию на окраине города. Перхорович опять приуныл. Я вызвал Филипповского. Телефонный разговор внес ясность, от которой нам с комдивом тоже не стало легче.