Иржина - Завойчинская Милена - Страница 38

– А что случилось потом?

– Потом? Дагорн правил и все меньше нуждался в ее помощи и советах, и императрица-мать отошла в сторону. Долго так было, много-много лет. Больше сотни, наверное. А потом леди влюбилась в своего телохранителя. Скандал был ужасный… Императрица-мать и обычный молодой аристократ. Пусть и наследник древнего рода, но… Сама понимаешь…

Я понимала. Это не просто скандал, это позор. Причем позор не в том, что еще молодая и красивая женщина завела любовника, а в том, что это стало известно.

– А этот парень ее украл! – Тут Грег тихо рассмеялся. – Все-то думали, что ему нужна власть и он пользуется благоволением леди. Она ведь была старше него на бессчетное количество лет, хотя все так же красива. А он на самом деле любил ее. И выкрал. Их больше года искали. А когда нашли, оказалось, что они втихаря поженились, причем в храме, а не по светским законам, так что брак нерасторжим. Более того, леди была беременна. Короче, дяде Дагорну ничего не оставалось как принять ситуацию и лично проследить за тем, чтобы брак леди Агарны и Рэдерика даль Техо был зарегистрирован юридически. И родился Себастьян.

– Ничего себе…

– Да. Дядя официально признал его перед всем светом как своего младшего брата, но без права наследования императорского трона. И родовое имя Себастьяна – отцовское.

– А что сейчас с императрицей-матерью и отцом Яна?

– Их уже нет в живых. Ведь леди Агарна только внешне оставалась все той же красавицей, но даже темные маги не вечны. Она умерла. А лорд Рэдерик… Он, оказывается, безумно ее любил. Никто даже не догадывался – насколько. Он ушел за ней. Просто через неделю после похорон утром не проснулся. Его так и нашли с ее портретом в руках. Говорят, он улыбался.

– А Ян?

– Ему тогда было всего двенадцать лет. И дядя Дагорн забрал его к себе и сам вырастил. У них ведь огромная разница в возрасте…

– Какая грустная история… Не представляю, как Ян все это перенес.

– Думаю, что тяжело. Он ведь почти одновременно похоронил мать и отца.

Мы помолчали. Мои пальцы легко скользили по лицу Грега, едва касаясь свежего ушиба, а он тихо лежал и тоже думал о чем-то своем.

– Скучаешь? – неожиданно спросил брат, угадав мои мысли.

– Очень… У меня ведь нет никого, кроме папы. – К горлу подкатился комок, который я с трудом проглотила. – Вся жизнь рухнула в одночасье. И все совсем не так, как я думала… Все пропало… И я не чистокровный человек, как считала всю жизнь. И мама, оказывается, была отсюда. Сплошная ложь, а я не знаю правды. И даже домой мне теперь никогда не вернуться.

– Иржик… – Он поцеловал мне ладошку и ласково сжал пальцы. – Все наладится. Ты ведь сильная, очень сильная. Не знаю, как бы я перенес все, если бы был на твоем месте.

– Сильная… – Я сдавленно рассмеялась и все-таки не смогла сдержать слезы. – А выбора-то нет, Грег. Или перетерплю, или сломаюсь.

– Потерпи, малышка. – Он перевернулся, уткнулся лицом мне в колени и обнял за талию. – Просто потерпи. А я тебя никому не дам в обиду, сестренка. И про папу твоего мы все узнаем. А может, дяде удастся его сюда переманить. Вместо этого ненормального светлого, который сейчас на старой должности твоего отца.

В комнате снова повисла тишина, а у меня из глаз все так же катились слезы, которые никак не хотели останавливаться.

– Что здесь происходит? – неожиданно раздавшийся голос Себастьяна дрожал от ярости.

– Ян, исчезни, – недовольно ответил Грегориан и сел.

– Я, кажется, спросил, что здесь происходит? – сквозь зубы процедил Ян, вновь приглаженный и одетый в привычные строгие одежды. – Почему Иржина плачет, а ты, дорогой родственничек, лапаешь ее?

И почему я не удивилась? Не комнаты у меня, а проходной двор. Постоянно вламываются все кому не лень. Переехать, что ли? Или с Грегом поменяться покоями? Я вытерла мокрые щеки и глубоко вздохнула, успокаиваясь.

– Себастьян, не ревнуй, – как-то грустно ответил Грег. – Никто не покушается на Иржину, я – брат. А хотя… Ревнуй. Тогда ты снова становишься похож на человека, а не на одного из тех мертвецов, которых поднимаешь из могил.

В голосе Грегориана, удивительно серьезном и не походящем на его всегдашние шутовские интонации, прозвучала неожиданная злость.

– Грег, заткнись…

– Это ты заткнись! – Одним гибким движением Грег поднялся с пола. – Она моя сестра, хоть и названая. И я за нее голову оторву любому, даже тебе. Так что не надо мне тут изображать некроманта в гневе. Укроти свои гормоны!

Продолжая сидеть на ковре, я снизу вверх озадаченно смотрела на брата, который снова стал совсем не тем юным балбесом, каким выглядел обычно. Нет… Молодой, уверенный в себе и своей правоте аристократ, защищающий честь сестры, пускай такой непутевой и бестолковой, как я.

Какое-то время они стояли, глядя друг другу в глаза. И Ян первым их отвел. Интересные у них отношения…

– Выйди, – тихо попросил он, и, что странно, Грег послушался.

Погладил меня по волосам, даже не пытаясь помочь встать с пола, и вышел. А его место занял некромант, присевший передо мной на корточки.

– Это из-за меня?

– Что? – От такого вопроса я даже растерялась. – Нет.

– Из-за Грега? Что он тебе сказал?

– Да нет же… – Я попыталась улыбнуться. – Все нормально. Это я так… О жизни своей непутевой.

– Иди-ка сюда, – подхватив на руки, он встал и отнес меня к письменному столу, куда и усадил.

– А почему сюда? – Я отодвинула на столешнице бумаги и уселась поудобнее, болтая ногами.

– Не знаю. Так захотелось, – усмехнувшись, Ян присел рядом, вытянув длинные ноги.

Какое-то время он молчал, разглядывая комнату.

– У тебя хорошо получилось все поменять, – проследовал кивок в сторону журнального столика и кресел, которые попали сюда из комнаты на первом этаже. – И мой измененный кабинет мне очень нравится. Спасибо.

– А почему молчал раньше?

– Интересно было, что ты сделаешь. Не хотел мешать. И гостиная мне тоже нравится. Там стало уютно…

– Спасибо. – Я даже немного покраснела: приятно слышать похвалу. – Рада, что тебе понравилось.

– Понравилось… Мои личные комнаты переделаешь? В них сейчас по сравнению с теми помещениями, до которых ты уже добралась, ужасно.

– А предпочтения? – Я посмотрела на него, пытаясь вспомнить то, что видела накануне.

– Никаких розовых бантиков, – лукаво глянули на меня карие глаза. – Но ты этим и так не страдаешь.

– Тогда переделаю. Только тебе нужно бы переехать на несколько дней в другое помещение.

И снова повисла тишина, но не тяжелая, когда мучительно ищешь слова, пытаясь прервать тягостное молчание. А просто… спокойное такое молчание, когда ты сам ничего не говоришь, но и не ждешь слов от собеседника.

– Ты любишь звезды? – Неожиданно прозвучавший вопрос озадачил.

– Не знаю. Как-то не задумывалась. У меня не слишком-то много было времени, чтобы смотреть на звезды.

– А когда смотрела на них в последний раз?

– Последний раз? – Я поежилась от воспоминаний. – Когда ехала в какой-то телеге в сене, связанная по рукам и ногам и с кляпом во рту.

– Не понял?…

– В семнадцать лет. Меня тогда в очередной раз украли. Долго рассказывать… Сначала вкололи что-то, от чего я отключилась. А очнулась за городом, в телеге. Так и не поняла, куда ехали, зачем ехали и почему в телеге… Почти час смотрела на звезды, потому что боялась привлечь внимание, а больше делать было нечего.

– А что потом?

– Потом? Мешок на голову натянули, увидев, что я пришла в себя. А когда приехали, заперли в домике, в какой-то комнате. Три дня там просидела, а со мной даже разговаривать не стали. Еду через дырку в двери просовывали.

– Тебя… – Голос Себастьяна дрогнул. – Они… Что-то сделали с тобой? Обижали?

– Нет. Знаешь, так странно. В первый раз меня быстро нашли. Во второй – на следующий день, как сказал папа. Но я не помню, меня усыпляли все время. А вот в третий… Но они ничего мне не сделали. Не били и кормили хорошо, даже книгу какую-то дали, только я не могла читать. И мазь от синяков и ушибов предложили. Эта их доброта… Она была очень страшной и непонятной, потому что перед этим убили двух моих телохранителей и водителя. Они были хорошие ребята, а у одного – жена и ребенок маленький… – Я проглотила комок в горле. – Папа выплатил потом хорошую компенсацию, чтобы вдова смогла вырастить малыша, не нуждаясь. Но человека было уже не вернуть.