Велик (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 49

— Кто бы это мог на меня напасть? Даже не представляю. Не понимаю, что происходит. Ничего не понимаю.

Агафон вздохнул: лицедей из его товарища был никудышный, но других идей по имитации и симуляции в голову не приходило. И поскольку вариантов у него оставалось только два — отправить Анчара на актерские курсы или приступить прямо сейчас к исполнению плана, пришлось выбрать второй.

Зажав шпаргалку между пальцами, он собрался с мыслями и начал ритуал.

Заунывные слоги, изобиловавшие шипящими и свистящими, полетели с его губ под аккомпанемент замысловатых пассов. Свет в комнате медленно померк, сумрак заклубился в углу и неспешно пополз на середину, словно любопытная грозовая туча. Наткнувшись на септограмму, он остановился и принялся хмуро ходить по ее границе. Когда он двигался по часовой стрелке, из гущи мрака доносилось отрывистое бормотание. Против часовой — приглушенный речитатив.

Его премудрие взмахнул руками, выкрикнул ключ — и молочно-белые искры засверкали над атланом. Туча, издав хриплый звук, похожий на кошачий мявк, накинулась на них, закрывая, пожирая и гася лиловое сияние рук Агафона. Комната погрузилась во тьму, будто за опущенной циновкой и не ярилось утреннее солнце Узамбара. А когда совершенно неожиданно всё рассеялось и пропало, его премудрие глянул на коллегу… и закрыл рот руками.

— Всё?.. — донеслось приглушенное из-под рубахи.

Не дожидаясь — или не дождавшись — ответа Анчар высвободил руки, стянул повязку с глаз и подозрительно уставился на Агафона.

— Что?..

— Как… ты?.. — отчего-то глядя поверх его головы, выдавил маг.

Анчар честно прислушался к ощущениям, покашлял, подышал, швыркнул носом…

— Ну… жарко… немножко… — проговорил он. — Душно у тебя тут. И молоком прокисшим воняет откуда-то… а в остальном… Никогда еще не чувствовал себя таким здоровым. Не получилось, значит?

— Не то, чтобы совсем… — кривясь, точно от стакана рыбьего жира, промычал Мельников. — Но я сейчас всё исправлю!

— Что? — атлан тревожно вскочил, оглядел себя, ощупал, покрутил головой, метнулся к зеркалу… и волосы у него встали домиком.

Или копной?

Ведь для сена это — естественное положение.

— Ты сам во всем виноват! Ты жаловался ненатурально! — собравшись с имиджем, его премудрие надменно выпятил подбородок. — Но несмотря на твой непрофессиональный подход, я всё равно знаю, как это исправить… сейчас узнаю… минутное дело…

Дело и впрямь оказалось минутным. Минут после восьмидесяти и почти такого же числа покушений на жизнь Агафона Анчар, наконец-то, обрел не только волосы, но и человеческие уши, нос, губы, шею и прочие части тела. Рассматривая в зеркало новую прическу — сиренево-розовые патлы до плеч — атлан встретился взглядом со своим мучителем, и тот отпустил очи долу.

Изучая свою шпаргалку, как через несколько секунд выяснил Анчар.

— Убери, — прорычал он, но Мельников лишь отступил к стене и развел руками:

— Ну подумаешь, немного… не удалось с первого раза. Но я же всё исправил! И тебе этот цвет идет! Сиреневое оригинально сочетается с… э-э-э… синяком… там, где ты со стула грохнулся и об пол приложился… на ласты себе наступив… А мне, между прочим, тоже непросто было, думаешь, одному тебе? Но я же не жалуюсь, как некоторые тут! И посмотри, что я нашел! Тут, оказывается, еще есть волчанка, мышиная лихорадка, свинка, заячья губа, волчья пасть, коровье бешенство, свиная чума, сучье вымя, птичий грипп, медвежья болез… ты чего! Эй, эй! Перестань! Нам же очень надо, ты сам понимаешь, как это важ… Отдай шпору!!! Отдай, а то без нее начну — я кой-чего запомнить успел!.. И если тебе цвет не нравится — не надо так волноваться! Я могу перекрасить! Обратно в зеленый! Хуже не будет!..

Прожигая горящим взором прижавшегося к стене Мельникова, атлан процедил:

— Я оптимист. Поэтому сейчас на этот… столик… табуретку… пень… корягу… — он покосился на неопознаваемый стоячий объект, в который от паразитных выбросов магии превратился многострадальный стул, — садишься ты. У меня тоже есть… пара идей.

Агафон встретился с ним взглядом и судорожно сглотнул пересохшим вдруг горлом: такой блеск в глазах он до сих пор видел только у настоящих одержимых или не менее настоящих ученых.

Если он хоть что-то понимал в тех и других, то перед ним сейчас стояло и то, и другое. С прической гламурной кикиморы и памятью слона.

— А-а-а… э-э-э… твои идеи, конечно… интересные… наверное… но время… Время идет!.. Отправка же сегодня, ты не забывай! Может, сходим лучше в город к какой-нибудь порчушнице? — его премудрие ухватился за идею, как утопающий за соломину[35]. И к его облегчению, она оказалась привязанной к бревну.

— Ну давай… — неохотно опуская глаза, повел плечами атлан. — Но не раньше, чем состригу это… позорище.

Через двадцать минут из задней калитки храма вышли два послушника. На голове одного была импровизированная куфья из дерюжного полотенца, концы которой были завязаны под подбородком. Бока ее странно топорщились, словно надета она была на чуть приплюснутый одуванчик. На лице второго застыла гримаса смеха, старательно удушаемого некстати проснувшейся совестью. Ножницы, которыми они пытались постричь Анчара, лежали в кармане Агафонова балахона: может, попадутся ремесленники, которые возьмутся их починить.[36]

— Какой идиот, — сразу, как только маги окунулись в городскую толчею, прорычал сквозь зубы Анчар[37], - добавляет вместо фазы завтрашней Луны положение Путеводной Звезды по отношению к созвездию Клумбы?!

— Какой умник не говорит об этом сразу, как только услышит? — в очередной раз подавив приступ ржания, поинтересовался Мельников.

— Я подумал, что это — поздняя версия, а не ранний склероз!

— Склероз — это когда забывают то, что знали, — гордо ухмыльнулся Агафон. — Нам же, боевым магам…

— Первый, кто еще раз скажет в моем присутствии «я, боевой маг», испытает на себе, что бывает, когда в заклинание окраски волос вместо Луны вставляют высоту Мартышкиного Хвоста над горизонтом в июле!

— А что бывает? — на всякий случай, проглотил новый смешок его премудрие.

— Заодно и узнаем, — кровожадно прищурился Анчар.

— Да ладно тебе… — отмахнулся Агафон и[38] сделал еще одну попытку проявить конструктивное сочувствие. — Не волнуйся. Всё рассосется само собой к вечеру или к утру, самое позднее.

— Дилетант, — уничижительно заклеймил его атлан и, не обращая внимание на ответное «нудила из Нижнего Арзила», продолжил: — А еще я не понимаю, как твоя порчушница до сих пор практикует в городе, если храм отлавливал местных магов?

Агафон уклончиво промычал:

— Ну… она не то, чтобы практикует… Вернее, конечно, может, и практикует… я не знаю… Но знаю, что по теории вероятности какая-нибудь шепталка в городе остаться была должна. Хоть и риск загреметь на службу к Старухе велик, но зато сколько клиентов, которые раньше ушли бы к конкурентам!

Атлан сбился с шага.

— Погоди. Ты хочешь сказать, что не только не знаешь, где она живет, но и есть ли она в Мангангедоле вообще?!

— Всё знать не может никто, — поучительно и многозначительно проговорил Мельников. — Поэтому мы поступим предельно тупо…

— Не ожидал от тебя настолько оригинального подхода, — съязвил атлан.

— …Выберем сейчас какую-нибудь улицу позлачнее и спросим там, — то ли не расслышав, то ли показательно проигнорировав злословие маловерных, продолжил Агафон. — Или в соседней. Или рядом. И рано или поздно, по теории вероятности, опять же…

— А не приходит ли в гениальную голову уважаемому боевому магу… чисто по теории вероятности… что жрецы, расспрашивающие о ведьме, доверия среди местных не вызовут?

Уважаемому боевому магу в гениальную голову это пришло.

Вместе со словами Анчара.

— Хм… — нахмурился его премудрие, но тут же просветлел лицом: — Не проблема! Я, кажется, помню одно простейшее заклинание иллюзии, которое мог бы в укромном местечке наложить на тебя… на нас…