Я - ведьма! - Лузина Лада (Кучерова Владислава) - Страница 58

— Засыпая, я всегда клала его на тумбу рядом с кроватью. Но однажды утром браслет исчез. И Люк не скрывал: это его рук дело. Он сказал, что с тех пор как привез его мне, я совершенно двинулась, что он купил браслет в обычном магазине сувениров, а про вудуизм и творческих женщин просто соврал, зная: дурацкая сказка доставит мне удовольствие. И он никогда б так не поступил, если б мог предположить, что у меня будет такой заскок на этой теме. Короче, муж выкинул мой браслет в мусоропровод.

— И когда он вернулся? — угрюмо спросила Иванна.

— На следующий день я нашла его в своей сумке. Но это еще не все…

Ведьма кивнула, словно услышала то, что и ожидала.

— Понимаете, когда браслет объявился в первый раз, то, честно говоря, в глубине души я все-таки думала, что его подбросил кто-то из редакции и у его возвращения есть реальное объяснение. Просто мне хотелось верить в волшебство, понимаете? И я сама убедила себя в нем, поскольку тогда браслет становился… ну, как бы символом моей силы.

Карамазова нервно провела рукой по волосам, ее пальцы коснулись черного шелка шапочки — ведьма резко отдернула руку.

— Вы правы, — продолжила Мира. — Я написала рассказ о себе. Но когда я писала, не думала об этом. Я поняла это только потом. Освобожденное творчеством подсознание высветило то, чего я сама не осознавала, — браслет стал залогом моего таланта. Раньше я надевала его, садясь работать. Да и то не всегда, я забывала о нем. Он существовал где-то на периферии моей памяти. Но теперь я начала носить его не снимая. Он стал моим лучшим другом, который постоянно держит тебя за руку, уверяя в своей помощи и поддержке. И я объясняла все свои прошлые неудачи тем, что игнорировала его участие, позабыв — все началось с появлением браслета жрицы. Но пока мое сознание трусливо оправдывало это самовнушением, я была уверена в собственной нормальности. И в нормальности всего происходящего.

Ведьма нетерпеливо кивнула, подытоживая:

— А когда браслет вернулся к вам во второй раз, вы уже не могли придумать тому никакого здравого объяснения.

— А чем, кроме магии Вуду, можно объяснить возвращение из мусоропровода?

Мира помолчала, надеясь услышать опровержение. Но ее аудитория безмолвствовала.

— С этой секунды мое сознание раздвоилось, — призналась она. — Я чувствовала одновременно радость и страх. Радость оттого, что браслет снова со мной, оттого, что он на самом деле волшебный. И страх, потому что это волшебство… не знаю, как сказать… Его никак нельзя вписать в жизнь, и ум отказывается его принимать, и ты поневоле думаешь: «А вдруг я схожу с ума?» Но я не схожу с ума, нет! — выкрикнула она, резко выкидывая вперед правую руку.

Мира суетливо задрала рукав свитера, и обе девушки увидели на ее запястье черный браслет.

— Какой он… — разочарованно протянула Наташа и, не найдя более подходящего слова, сказала: — Никакой.

Карамазова настороженно рассматривала браслет из черных, неправильной формы бусин, похожих на острые когти хищной твари.

— Это черный коралл, — не без гордости объяснила Владимира. — И только одна бусина зеленая. Она темнеет, когда владельцу браслета угрожает опасность. Видите? Раньше она была светлей.

Иванна протянула ладонь, чтобы рассмотреть указанный феномен поближе:

— Дайте-ка мне…

Мира быстро отдернула руку.

— Нет, я не могу его снимать! Если я отдам его вам, то… умру.

Карамазова не стала настаивать. Лишь нарочито сложила руки на груди в ожидании дальнейших пояснений.

— Когда я осмыслила все это, — сказала Мира, — то впервые поняла, что проблема героини моего рассказа — это моя проблема.

Ведьма вздохнула про себя: она поняла это с самого начала, но знала, насколько важно клиентке самой произнести свое признание вслух.

— Я и впрямь всю жизнь убегала от реальности. Пряталась от нее в фильмах, в литературе, в любви, в семье. В лучшие годы с Леонидом я пыталась разукрасить наши отношения так, чтобы они напоминали вечный киношный хеппи-энд. По большому счету я всегда хотела жить там, среди героев книг и кино, в их красивом нереальном мире. А потом придумала себе свой и поселилась в нем. И реальность стала для меня как сон — как необходимая передышка в промежутках между моей настоящей жизнью. Но значит ли это, что я хочу умереть?

Это был вопрос. Мира ждала от нее ответа.

«Действительно ли нежелание жить в реальности равно желанию умереть? Верно ли это уравнение?» — беспокойно спрашивала себя Карамазова.

Наташа торжествующе смотрела на подругу:

«Что я тебе говорила? Не послушаешься меня, зафиналишь тем же!»

— Когда вам пришло в голову, что вы хотите умереть? — сухо поинтересовалась Иванна.

— Не знаю… — хныкнула Мира. — Не знаю когда. Но в первый раз я попыталась совершить это после второго возвращенья браслета.

— Что совершить?

— Самоубийство. В ту ночь я была перевозбуждена и не могла уснуть. Да еще вечером была на одной писательской вечеринке. Прочла там начало своего романа…

— Вы начали писать роман? — резко перебила ее Иванна. — Так же, как ваша героиня?

— Да, — неуверенно согласилась Мира. Похоже, раньше она не задумывалась об этом совпадении. — Мои отрывки очень хвалили. Сказали: роман получится просто гениальный. И я вернулась домой словно пьяная, хотя не пила ни капли. Проворочалась в постели несколько часов, встала и приняла снотворное. А утром… Утром Люк не мог меня добудиться. Вызвал «скорую». Приехали врачи, промыли мне желудок И сказали мужу, что я приняла лошадиную дозу лекарства, чтобы покончить жизнь самоубийством.

— А упаковка снотворного действительно была пуста?

— Действительно, — с сожалением признала Мира. — Когда-то я купила сразу пять бутылочек «Донормила». Они вечно оканчиваются в самый неподходящий момент. А утром четыре из них оказались использованными. Но я не помню, может, я израсходовала их раньше. А потом, несколько дней спустя, я обнаружила у себя под подушкой скальпель. Старый скальпель, еще в детстве моя мама-врач принесла его домой, мы затачивали им карандаши. Он совсем затупился, и я отвезла его к точильщику. И вдруг нахожу его у себя под подушкой. Не помню как. Наверное, нащупала во сне. Помню только, что села в кровати, зажгла свет, проснулся муж и начал отбирать его у меня. Он решил, что я собираюсь опять наложить на себя руки. Все было точно так, как в моем рассказе, где героиня вначале обдумывала: не наглотаться ли ей снотворного, затем хотела перерезать себе вены. А утром я вышла на балкон, посмотрела вниз и подумала: «А не спрыгнуть ли?» У нас восьмой этаж. Внизу асфальт. Разобьешься сразу и насмерть.

— И что вы сделали тогда? — снова встряла Наташа и, не дожидаясь ответа, добавила свойственным ей приказным тоном: — Вам нужно выбросить браслет с моста! И немедленно!

— Я выбросила его, — безнадежно сказала Мира. — С моста. В Днепр. Муж заставил меня сделать это, да я и сама… сама хотела. Мы оба видели, как он упал в воду. В тот вечер мы помирились, занимались любовью, мы оба были счастливы. И на следующее утро я пошла на работу, убежденная: сегодня начинается моя новая жизнь…

Весна была еще угловатой, плоской девчонкой, не осознающей своей будущей власти и красоты. Она смотрела на мир угрюмым взглядом исподлобья и хныкала моросящим дождем. Но Мире она казалась прекрасней всех прекрасных принцесс.

Мир был теплым и влажным, словно Господь вдохновенно нарисовал его с утра серой акварелью и на рисунке еще не просохли краски. Мира не стала открывать зонт. Она шла, подставляя лицо протекающему небу, глядя влюбленным взглядом на людей с еще не проснувшимися лицами, на небосвод, треснувший ветвями еще голых ветвей, на витрины еще не открывшихся магазинов, и голова ее кружилась от реальности этого счастья.

Она чувствовала себя как смертник, которому накануне казни зачитали приговор о помиловании.

Ее плоть, разбуженная любовными ласками Леонида, урчала довольной кошкой. Сколько времени они не занимались сексом! Бесконечность, если не считать ритуального супружеского акта, закрепившего их недолгий акт перемирия. Но тогда Мира лишь безропотно отдала свое тело, в то время как душа ее витала где-то вне, а тело, лишенное души, было по-монашески унылым и безжизненным. Оно лишь неприязненно терпело прикосновения мужа, морщило лоб и со вздохом раскрывало губы, не способные растаять от поцелуев.