Дева и чудовище (СИ) - Сытник Ирена - Страница 7

— Господин управляющий? — удивлённо спросила она.

— Я, миледи, — чуть склонил голову мужчина. — Вы позволите?

Тартин сделал движение, словно хотел присесть на скамейку рядом с госпожой. Но Эллис резко воскликнула:

— Нет! Нет-нет!

— Почему? — удивился мужчина. — Вы боитесь, что я вас укушу? — неуклюже пошутил он.

Управляющий был не только молод, но и весьма хорош собой: красивое лицо, прекрасная фигура, чарующий голос… Но что-то во взгляде и поведении этого молодого человека не понравилось Эллис. Некая нагловатая развязность и самодовольство сквозили в каждом его движении и слове. Девушка вспомнила подобных ему красавчиков — слуг и «благородных» сынков, которые не давали ей прохода в замке леди Айскин, приставая с глупыми, а иногда гнусными предложениями, преследовавшими своим назойливым вниманием и блудливыми руками, и почувствовала к управляющему внезапную антипатию.

— Оставьте меня в покое, — холодно ответила она. — Ступайте по своим делам.

— Не будьте такой букой, сударыня, — нагло усмехнулся мужчина. — Вам это не идёт. Нельзя хмурить такое милое личико, а то на нём появятся мерзкие морщины, и оно станет таким же некрасивым, как у вашего супруга.

Эллис даже опешила от такой наглости. Вскочив, она повернулась к наглецу лицом и гневно произнесла:

— Да как ты смеешь, животное, оскорблять своего господина?!

— Ой, да ладно! — нисколько не испугался Тартин. — Что это вы так завелись? Можно подумать, что вы любите этого урода. Вас, наверное, воротит от его рожи! Неужели вам не хочется видеть рядом более приятное лицо?

— Ты… Ты… — Эллис слов не находила от возмущения. — Как ты смеешь говорить при мне подобные вещи?! Немедленно убирайся! Пошёл вон, мерзкий пёс! Я расскажу Его Светлости, как ты о нём отзывался! — Эллис даже ножкой притопнула от гнева.

Нагловатые глаза управляющего потемнели. Перемахнув через скамейку, он навис над девушкой и схватил её за руку, больно сжав предплечье.

— Ну, ты, красотка, — зло прошипел он. — Не зазнавайся! Давно ли ты стала госпожой? Я слышал, не так давно, ты штопала чулки юной леди Айскин и выносила её ночные горшки… Так что поумерь свой пыл и прикуси язычок, а то не посмотрю, что ты моя госпожа, а подстерегу в тихом уголке и надаю по одному месту… Или расскажу всем в замке, что ты слаба на передок, и даёшь не только слугам, но и рабам…

Эллис побледнела, на глазах выступили слёзы. Она не столько испугалась угроз наглеца, сколько её обидел его намёк на её прошлую жизнь. Ведь этот мерзавец был в некоторой степени прав. Сколько бы граф ни твердил о её теперешнем высоком положении, для тех, кто её знал, она оставалась рабыней и прислугой!

— Что же вы примолкли, сударыня? — с насмешкой произнёс мужчина, отпуская руку девушки и отступая. — Потеряли голос?

7

— Я за неё отвечу, — вдруг прозвучал хриплый голос графа, и высокая фигура выступила из сумрака сада. Ужасающий лик, как всегда, был неподвижен, но чёрные и мрачные, как бездна преисподней, глаза метали молнии ярости. В голосе звучали стальные нотки обнажающегося клинка. — На этот раз ты зашёл слишком далеко, мой маленький Гилт… Я прощал тебе многие проказы, но не мог и подумать, что ты решишься оскорбить мою супругу и свою госпожу!

— Ваша Светлость… — пролепетал изумлённый и перепуганный мужчина, отступая от приближающегося господина. — Простите… Я… Я не хотел оскорблять госпожу… Не знаю, что на меня нашло…

— И не узнаешь никогда! — воскликнул граф и ударил мерзавца по лицу. Удар был такой силы, что с громким хрустом сломалась челюсть, и голова управляющего откинулась назад, едва не оторвавшись от шеи. Он попятился и упал бы, но граф схватил его за грудки левой рукой, а правой выхватил кинжал из поясных ножен и полоснул по шее. Брызнула кровь из перерезанной артерии, раздались ужасные звуки — хрип и бульканье вскрытого горла. Граф вытер о камзол мертвеца кровь с лезвия и отшвырнул мёртвое тело. Шокированная произошедшей быстрой и жестокой расправой Элиссандра с ужасом взирала на супруга. Он вдруг предстал перед ней с другой, жестокой, стороны.

Спрятав кинжал в ножны, граф подобрал со скамейки накидку, отброшенную им минуту назад, и заботливо укутал дрожавшую не столько от холода, сколько от пережитого волнения супругу.

— Простите, дорогая, что наказал этого негодяя на ваших глазах, но я не смог удержаться… Этот мерзавец посмел оскорбить вас! Более того, притронуться к вам своими мерзкими лапами!.. — в голосе графа всё ещё звучала сдерживаемая ярость. — Он наклонился, заглянул в блестевшие слезами глаза и почти прорычал: — Эта скотина заставила вас плакать!

— Но вы убили его… — прошептала Эллис дрожащими губами.

— Он ещё легко отделался!

— Можно было его наказать… По-другому… Не убивая…

— Лучшей альтернативой смерти ему было бы распятие на крепостной стене, — мрачно изрёк граф. — У вас доброе и нежное сердце, дитя моё, но примите ещё один дружеский совет: никогда не прощайте оскорблений, если можете на них ответить… Пока вы не научитесь этого делать, я буду вашим защитником.

— Но, милорд!.. Убивать человека всего лишь за оскорбительные слова…

— Это не просто оскорбительные слова, это намеренное унижение… Более того, он угрожал вам!

— Но он не сказал неправды… — Из глаз Эллис хлынули слёзы обиды и огорчения. Уткнувшись в широкую грудь супруга, она затряслась от рыданий, невнятно бормоча в бархат камзола: — Ведь это правда, правда!.. Я рабыня, безродная приживалка, бастарда и подкидыш!.. Я штопала чулки и носила горшки, и, сколько бы вы ни говорили всем и каждому, что теперь я графиня, дама и госпожа, никто и никогда не забудет, кем я была!..

— Дитя моё… Девочка… Элис… — бормотал обескураженный граф, неуклюже гладя супругу по спине. — Не плачьте… Вы разрываете мне сердце… Выслушайте меня, милая девочка…

Граф подхватил супругу на руки, сел на скамью и посадил всё ещё рыдающую и жмущуюся к нему девушку на колени. Прижав одной рукой вздрагивающее тело к груди, другой рукой, жёсткой ладонью воина, он ласково гладил волосы и мокрое личико.

— Выслушайте меня, — повторил он. — Сейчас я вам расскажу то, о чём не знает никто в Атониане… Много лет я скитался на чужбине, служил разным королям, лордам и герцогам, правителям всех мастей… Воевал, побеждал и проигрывал. Несколько раз я попадал в плен и становился рабом… Да, я был рабом, и не единожды! Эти ужасные раны на лице остались после второго плена… Тогда я три года был рабом и носил бронзовый ошейник. Меня сделали гладиатором и отправили на арену драться с дикими зверями на потеху вельможам и черни. Один из боёв я проиграл… Гиззард располосовал мне лицо, и, если бы не товарищ-напарник, загрыз бы меня насмерть. Я чудом выжил, но остался уродом на всю жизнь… С тех пор я ненавижу гладиаторские бои и рабские ошейники. Вы знаете, что мои рабы не носят их.

— Да… — прошептала притихшая девушка, с любопытством слушая рассказ графа.

— Я рассказал это, милая Эллис, чтобы вы поняли: быть в прошлом никем — не постыдно. Неважно, кем ты был, важно, кто ты есть сейчас. Наш мир так устроен, что никто не может чувствовать себя в нём в безопасности, и кичатся своим высоким положением только глупцы. Сегодня ты господин — завтра можешь стать рабом. И наоборот… Боги играют судьбами людей, как дети цветными кубиками, складывая их и переставляя. Не нужно стыдиться прошлого — гордись настоящим!

Граф склонился и легко коснулся губами сначала одного, затем второго глаза супруги, осушая слёзы.

— Идёмте, дорогая, я отведу вас в ваши покои…

После этого вечера что-то перевернулось в душе девушки. Она как бы повзрослела, словно покров прошлого сполз с неё, как сбрасывают отслужившую кожу змеи. Эллис обрела уверенность, которой так не хватало ей раньше. И ещё одно чувство пробудилось в душе девушки: в ней проклюнулись первые ростки любви к супругу.

8

Несколько месяцев пролетели незаметно. Эллис училась этикету, танцам, искусству вести светские беседы. Граф хотел «вывести» супругу «в свет», устроив грандиозный бал в честь её для рождения.