Память пепла (СИ) - Тур Тереза - Страница 9

— Знаешь, кто это? — спросил Эдвард, кивнув на снежного проводника.

— Конечно, знаю! Это манул из местных снежинок! — она плакала, вытирая слезы, не обращая внимания на то, что руки грязные и в крови. Надо было отмыть их снегом, пока они были там, на верху…

Но это не важно! Важно, чтобы он не заметил, что она плачет. Плачет от счастья, что он жив! Пусть думает, что ей все равно. Она так и стояла, шатаясь от усталости, сжимая шпагу с такой силой, что кровь капала на песок. Волны ласково бились о берег, будто успокаивая: «Все хорошшшшоооо, Все хорошшшшоооо….»

— Это твой Анук-Чи.

— Прекрасно! Мы будем изучать местную фауну, или все-таки подумаем, как отсюда выбраться? Я есть хочу! — есть, действительно, хотелось. А еще кружилась голова, все плыло перед глазами и… она потеряла сознание.

— Тая!

…

— Как ты, солнышко? — тихонько спросила Вероника у сына.

— Да нормально, мам. Не переживай.

Солнце светило в окно как-то неестественно ярко и радостно.

Феликс, стоящий рядом с братом, старательно закивал, подтверждая его слова. Слишком старательно. Ричард делал вид, что его страшно заинтересовала лепнина камина с растительным орнаментом.

Когда Вероника узнала, что с сыном все в порядке, просто на него случайно немножко напали… Зелья уже подействовали. До такой степени, что никаких эмоций не осталось. Только, пожалуй, любопытство: что нового изобрели целители империи Тигвердов? Такой реакции на успокоительные она у себя припомнить не могла.

Ричард все решил за нее. Не спрашивая. И поэтому — где-то в глубине души — пряталась искорка гнева.

Муж принес апельсиновый сок, объявив, что она слишком бледная. Поэтому, пока не выпьет все до дна, он не сможет сообщить ей нечто крайне важное. Любопытство всегда было ее слабым местом. Купилась… Как ребенок! Выпью до дна — и расскажут что-то интересное! Когда она почувствовала горечь, было уже слишком поздно. Осталось всего пару глотков.

Успокаивало только то, что Пашка выглядел вполне себе здоровым. Чуть бледнее, чем обычно. Но все же.

— Как это произошло?

— Ой, мам… Да какой-то урод на Невском.

И глазоньки такие честные-честные… Феликс чуть дернулся, но промолчал. Ричард стал выглядеть еще безмятежнее. Теперь принц Тигверд с интересом изучал набор для камина — кочергу, щеточку и совочек. Очень изящно — чугун с серебряной отделкой.

Не сработало, увы. Мужчины просто-напросто перестарались. То, что от нее скрывают истинное положение вещей, было очевидным.

Однако идея подлить в апельсиновый сок успокоительных, равно как и положить Пашку в одну палату с Ирвином, была, надо признать, вполне успешной. Ричард решил, что если вдруг лекарства не подействуют, то при тяжелом больном в любом случае каких-либо выяснений не последует. И он не ошибся.

Вероника старалась говорить тихо, с тревогой поглядывая на неподвижно лежащего Ирвина. Но и настойка подействовала. Еще как. Это ужасное чувство, когда повод для истерики более чем весомый, а сил на эмоции нет…

Ну погоди, лорд Верд! Мы еще с тобою поквитаемся. Как любит говорить мой сын, и на нашей улице перевернется самосвал с шоколадными пряниками…

Дверь в палату тихонько приоткрылась, и молодая рыженькая целительница — Рене, кажется — завела в палату заплаканную женщину. Высокая. Худенькая. Но если у Рене волосы горели медным пламенем, то цвет волос посетительницы был точь-в-точь как у Ирвина — будто вызолоченная солнцем сухая трава.

— Ирвин, — она подошла и неловко погладила его по голове.

Веронике показалось — или в глубине бирюзовых глаз целителя мелькнуло недовольство?

— Не переживай, мы маме не сказали. Тильда заманила ее к себе — помочь с близняшками. А я решила приехать…

Ирвин по-прежнему лежал неподвижно. Смотрел в одну точку. Рене хмурилась — видимо, сестру привели, чтобы как-то расшевелить целителя. Но, судя по всему, эксперимент не удался.

Вероника тихонько подошла к Рене, кивнула на дверь, и женщины вышли из палаты.

— Что с ним? — спросила она расстроенную целительницу.

— Не понятно, — вздохнула та. — Физически — он здоров. Магически — на него не покушались. Вариант с воздействием был самый достоверный. Но… И принц Тигверд, и милорд Швангау. И даже сам Его величество, император — все сказали, что ничего подобного они не видят.

— А плохо ему стало, когда он оказывал помощь Паулю?

— Миледи Вероника, ваше высочество! Вот чем угодно клянусь — угрозы жизни молодого лорда не было!

Вероника задумалась.

— То есть вариант с сестрой — как с самым близким человеком — не удался, я правильно понимаю?

Рене отрицательно покачала головой:

— Маму мы позвать не решились. Проблемы с сердцем.

— А девочку… Ту, которую он спас?

— Учитель… рассказывал вам эту историю

Веронике показалось, что в голосе целительницы промелькнула ревность. Странно…

— Было дело… — пробормотала она, стараясь не отвлекаться. Ну, не признаваться же девушке, что целитель откровенничал не просто так, а чтобы убедить ее спасать императора, впавшего в запой.

— Бедняжка так и не пришла в себя.

— Она жива?

— Да. Но ни на что не реагирует. Ничем не интересуется. И так уже много лет. Мы все испробовали. И самое страшное, что состояние учителя Ирвина сейчас очень похоже на то, с чем мы боролись все это время в отношении Алисии…

Рене вздохнула. Склонила голову.

Вероника вспомнила страшный рассказ целителя о том, как он вылечил обреченного на смерть ребенка. И словно в ответ на ее мысли, Рене продолжала:

— Учитель Ирвин говорит, что девочка ничего не помнит. Ей было всего шесть лет. Но мне кажется, это не так. Алисии снятся кошмары. Она не любит красный цвет, в ее комнате не зажигают камин. Мать сама отдала девочку в руки палачей. Умоляла избавить мир от порождения Тьмы, точно так же, как когда-то умоляла целителя спасти дочери жизнь, — голос девушки стал совсем тихим. Последние слова целительница произнесла почти шепотом, но Вероника услышала.

Холод пробежал по позвоночнику. Нет. Она отказывается понимать. Это…невозможно! Если будет об этом думать, просто сойдет с ума. Надо переключиться. Сейчас важно — помочь Ирвину. А Алисия…Она подумает об этом потом, когда и целитель, и сын поправятся.

— Слушайте, — Вероника посмотрела девушке в глаза, — Мне показалось, что присутствие сестры Ирвину в тягость.

— Разве?

— Пойдемте, проверим!

Они зашли в палату. Прислушались.

— Я думаю, тебе стоит поехать домой, — говорила сестра. — В поместье сейчас чудо как хорошо. Мы будем гулять…

«Смотри…» — Вероника мысленно прокричала это Рене, и даже схватила за руку. Неужели она не видит, как в глазах Ирвина появляются обреченность, тоска?

— Мама будет рада. И…

«А вот тут он точно вспомнил про спасенную девочку — ее, наверное, возят на колясочке…»

— Ты просто устал…

«Вроде бы неудобно громко спрашивать у больного — хочет ли он всего этого, но…»

Выручила Рене. Девушка подошла к сестре Ирвина, приобняла ее. Пробормотала что-то успокаивающее про то, что учитель, действительно, устал. И вывела из палаты.

— Вы же не хотите в поместье? — тут же спросила Вероника у целителя.

Да! Она не ошиблась! В глазах мелькнуло облегчение.

— Но и здесь вы оставаться не хотите?

Интерес.

— Вероника, — Ричард подошел, приобнял за плечи, — Как бы тебе ни хотелось помочь…Ты же видишь, дорогая. Он не реагирует.

Ричард задумался. Может, не стоило выливать два пузырька? Хватило бы, наверное, и одного. Но когда он увидел сына с пробитой головой, когда понял, что Тая пропала…

Вероника. Она так симпатизировала этой девочке, читала ему ее стихи. А сын? Как он ей скажет? Перед глазами тут же вставала картина: с любимого лица уходит краска, из глаз — блеск, и он еле успевает поймать жену, падающую в обморок.

Нет. Так он не желает.

Дверь бесшумно открылась, и вошли целительницы: рыженькая, никак не запомнит, как ее зовут, и леди Бартон. Обе внимательно прислушивались и одобрительно кивали…